Диана Крымская - Черная роза
— Какой поучительный рассказ, Франсуа, — ухмыльнулся Рауль. — Вот сейчас мы посмотрим, сколько ударов выдержит наш дорогой герцог Черная Роза, прежде чем сначала — завизжит, как свинья, а затем — лишится чувств. Полагаю, двадцать семь ударов мой кузен не вытерпит. Готов даже пари заключить! Ведь его шкура не такая дубленая, как у каторжника. Все-таки герцог!.. Эй, Робер! Ну что же ты молчишь? Ничего сказать не хочешь? Может, взмолишься? Попросишь пощады? Мне это было бы очень приятно. И я, возможно, и пощадил бы тебя!
Де Немюр презрительно посмотрел на кузена. Ему не хотелось даже разговаривать. Но, возможно, есть еще способ избежать пытки, не унижая себя, но пригрозив этим подонкам королевским гневом?
— Я думаю, что вряд ли ее и его величество погладят вас всех по головке за то, что вы сделаете со мной, — сказал он. — Подумайте об этом хорошенько.
Он заметил, что плеть в руках Франсуа дрогнула. И сын палача быстро переглянулся с побледневшим Жаком. Да, эти двое — конечно, трусы. И они не тронули бы Робера и пальцем. Но Рауль только хрипло рассмеялся словам кузена.
— Милый Робер! Напрасно ты пытаешься спасти свою шкуру, причем заметь — в прямом смысле этого слова! Твоя участь решена. Как только я получу у Розамонды бумагу, — ты отправишься на корм здешним рыбкам, вслед за своей красавицей-женой! Мы тебя удавим, привяжем тебе камень к ногам… И выбросим из того же окошка, из которого так ловко выпрыгнула недавно Доминик. И твое изуродованное тело не найдут. И никто не узнает, что тебя перед смертью пытали. А Бланш я скажу, что ты сам прыгнул во Вьенну и утонул. И мои люди это подтвердят. Эй, вы! Ну, что вы затряслись, как только услышали про короля с королевой? Не бойтесь. Я не дам вас в обиду, клянусь!
— Нет, ваша светлость, — забормотали клевреты. — Мы не боимся. Мы выполним любой ваш приказ.
— В таком случае… Если Роберу больше нечего сказать…
Де Немюр слегка улыбнулся. Он посмотрел на лица этой отвратительной троицы. В пляшущем желто-оранжевом свете висящих на стенах подземелья факелов лица эти казались дергающимися, уродливыми и жуткими, как морды у чертей, встречающих грешников на пороге ада. Он вдруг почувствовал особое внутреннее озарение, какое, наверное, бывает у людей, стоящих на краю гибели. И, почти помимо воли, у него вырвалось:
— Все твои люди, Рауль, не доживут до завтрашнего заката. А сам ты умрешь раньше меня. Помни мои слова!
— Ах, он еще нам и угрожает! — воскликнул де Ноайль. Наймиты же его опять переглянулись, побледнев еще больше. — Улыбаешься, кузен? Напрасно! Сейчас ты заскулишь… Завизжишь… Застонешь! И мы втроем посмеемся над тобой на славу! Жаль, я сам не могу пройтись плетью по твоей спине. Рана болит… Но уж полюбуюсь я на тебя от души! А ты, чем угрожать, лучше подумай, какое унижение тебя ждет впридачу к мукам телесным! Ведь тебя, знатного дворянина, будет хлестать, как дворового пса, твой собственный слуга! Франсуа! Приступай! Если рука устанет, — тебя сменит Жак. А я буду считать удары. Ты любил раньше, помнится, читать и восхищаться подвигами спартанцев, мой заумный братец. Вот я сейчас и посмотрю, насколько стойким окажешься ты сам!
Робер стиснул зубы. Он не позволит этим тварям услышать ни один свой стон! Франсуа взмахнул плетью…
…Рауль насчитал тридцать два удара, пока де Немюр не потерял сознание. И — ни крика. Ни стона. Де Ноайль велел прекратить истязание. Каменные плиты пола под узником и вокруг него были все в крови, кусках содранной кожи и мяса; кровью покрылся с ног до головы и Франсуа, бивший Робера первым и не снявший с себя одежду. Стянув с себя окровавленную камизу и встряхивая ее, слуга де Немюра, криво улыбнувшись, произнес:
— А говорят, что у знати голубая кровь. Будь это так, сейчас моя рубашка вся была бы прекрасного оттенка небесной синевы.
Жак, тяжело дыша, бросил плеть.
— Послушай, бьется ли у него сердце, — приказал ему Рауль. — Он должен пока жить. Вдруг у Розамонды не окажется документа? Или она его припрятала так, что мы его не найдем. Тогда придется привести ее сюда. Чтобы мой кузен сам попросил ее отдать мне эту проклятую бумагу!
Жак приложил руку к груди Робера.
— Бьется… Но очень слабо.
— О черт! Не хватало только, чтобы он раньше времени отдал Богу душу. Я думаю, цепи с него можно снять. Положите его на какую-нибудь подстилку и прикройте ему спину. И еще — принесите бутылку вина и влейте ему в рот. Надеюсь, это немного оживит моего братца. — Рауль с трудом поднялся. — Ну ладно… Здесь как в лавке мясника. Приберитесь и смойте с пола кровь и все эти ошметки. Я иду наверх. Не мешает подкрепиться. Да и поспать. День был длинный. Я устал. И рана ноет страшно. Уже, кажется, било десять вечера? Я велю Клоду и Ги спуститься сюда, сменить вас, чтобы вы тоже выспались, и приглядеть ночью за нашим страдальцем.
Розамонда с Фабьеном подъехали к Шинону в полдевятого утра. Герцогиня с тревогой, недоумением и некоторым страхом взглянула на высокие неприступные башни замка. Что делает здесь Рауль? В письме он ничего не написал об этом. Но велел ей как можно быстрее приехать сюда, взяв с собой только самые необходимые вещи. Розамонда захватила с собой лишь небольшой сундучок. И поскакала с Фабьеном в Шинон.
Подъемный мост опустился, и двое всадников въехали во внутренний двор. Рауль, предупредивший охрану у ворот накануне, что должна прибыть его сестра, и что его надо немедленно разбудить, когда это произойдет, уже ждал Розамонду во дворе вместе с комендантом. Представив ее мессиру Лавуа, которого видимо поразили красота, благородство и кротость герцогини де Ноайль, Рауль взял у Фабьена ее сундучок и повел сестру в предназначенную ей комнату в западном крыле. Фабьена же, который практически не слезал с коня в течение четырех суток, чуть не замертво сняли с лошади Франсуа и Жак.
Розамонда тоже едва держалась на ногах; такая долгая скачка могла утомить и здорового мужчину; а девушка к тому же гнала коня вперед бешеным галопом, беспокоясь о брате, почти не останавливаясь по дороге. Потому что сопровождающий ее громила на все ее расспросы отвечал коротко: «Приедете — там все узнаете.» Герцогиня, в страхе за брата, забыла обо всем, что говорил ей о нем де Немюр. Она молила всю дорогу Господа лишь об одном: чтобы Рауль был жив. Чтобы с ним ничего не случилось.
Впрочем, немного тревожило Розамонду и загадочное исчезновение Робера и Доминик. Сестра Рауля наутро после объяснения с графиней де Руссильон отправилась сначала в особняк, принадлежавший отцу Доминик. Где герцогине сообщили, что ее сиятельство исчезла неизвестно куда и, похоже, даже не ложилась в постель. Розамонда начала понимать, куда подевалась ее названая сестричка. И приказала нести свои носилки ко дворцу де Немюра. Где была также встречена встревоженными и удивленными слугами, — герцог де Немюр исчез. И в Испанию он явно не уехал, потому что его гнедой стоит на конюшне, а мавр Исмаил и Гастон, которых монсеньор собирался взять с собою в Кастилию, приезжали во дворец в восемь утра, не дождавшись хозяина у Сент-Антуанских ворот. И тоже не смогли сказать, куда исчез герцог. Быть может, планы его светлости вдруг резко изменились? Возможно, он ночью куда-нибудь отправился, как делал это не раз, никого не ставя в известность?
