Дженни Браун - Под счастливой звездой
Это она-то не умеет владеть собой? Да она всегда гордилась своим самообладанием. Темперанс открыла рот, чтоб возразить, но сдержалась. Не стоит давать ему понять, что это задело ее за живое. Он и так уже получил слишком большую власть над ней.
— Носовой платок, — напомнил он. — И часы.
— Я украла их, потому что на то была причина. Могла бы и не красть, если бы захотела.
— Неужели правда смогла бы? Тогда это совсем другое дело.
При чем здесь это? Чего хочет от нее этот человек? И почему он заставляет ее чувствовать себя так, словно она плывет в штормящем море и пытается держать голову над водой?
— Не твоя забота, чем я занимаюсь, — огрызнулась она. — Я пришла сюда только для того, чтобы забрать медальон. Это единственная вещь, которая напоминает мне о любимом.
— И что бы ты дала мне за то, чтобы я вернул его тебе?
Удовлетворится ли он малым?
— Поцелуй.
— Сейчас? — Он привлек ее ближе, окутав пряным ароматом, исходящим от его костюма, и едва различимым мускусным запахом тела. Потом он перевел взгляд на ее бриджи.
— Ты одета как парень, — сказал он.
— Это тебя волнует?
— А должно? — Он вскинул брови. — Тебе бы хотелось, чтобы волновало?
Вопрос застиг ее врасплох. Она оделась так в целях безопасности, чтобы остаться неузнанной, если стража все еще охотится за ней. И чтобы ему труднее было узнать ее. Ей хотелось владеть ситуацией, когда она обнаружит себя. Но только ли в этом дело?
Неужели она выбрала мужской костюм, чтобы возбудить его этим тонким намеком? Ее рука помимо воли сжалась в кулак. Она прекрасно знала, чего он хочет от нее, а выбор маскарадного костюма сделает это еще более волнующим.
К счастью, он ответил сам:
— Попрание морали может придать остроты мужской страсти — у определенного типа мужчин. Но мне это не нужно. И я прекрасно знаю, что ты женщина.
— Зато другие не знают. — Она указала на толпу. — Для мужчины обнимать парня — преступление.
— Преступление — обчищать карманы, — парировал он. — И еще было бы преступлением не поцеловать тебя.
В ярком сиянии свечей она была еще прекраснее, чем раньше. Надежда, что новая встреча с ней освободит его от желания, оказалась заблуждением. Ее кожа безупречна, губы такие алые, а язычок такой розовый. Но именно глаза, дерзкие и искушающие, делают ее неотразимой. Вокруг него полно женщин с более соблазнительными формами и пышной грудью, но эта смесь порочности, честности и настороженности — этого он не видел больше нигде.
И сейчас она бросает ему вызов. Шагнула ближе, влажные губы приоткрыты. Она прекрасно знает, как сильно он желает ее! Лишь красивая женщина может так сознавать силу своей красоты, и только опытная женщина знает уловки, которые могут воспламенить его.
Но поддаться такому явному соблазнению равносильно тому, чтобы потерять ее. Ему нужно пробудить в ней такое же сильное ответное желание, прежде чем взять то, что она как будто бы предлагает. Он должен сдержаться и раздуть ту искру страсти, которую зажег в ней, пока она не вспыхнет огнем. Нельзя поддаваться соблазну, нужно дразнить и искушать ее. Он должен сыграть в ту же игру, в какую она играет с ним, лучше нее, хотя играет она просто мастерски.
Он склонился к ее губам, откликаясь на их приглашение, позволяя себе один-единственный поцелуй. Когда их языки встретились, он вдохнул запах апельсинов и стиснул ее в объятиях. Ее маленькие твердые груди расплющились, когда он прижал ее к себе. Другой рукой он схватил ее зад, обтянутый мужскими штанами. Она толкнулась в него тазом, еще сильнее распаляя его. И все же, несмотря на приемы опытной соблазнительницы, сама она не осталась равнодушной. Она намеревалась сохранить самообладание, но чувственный голод, который он пробуждал в ней, приводил ее в замешательство.
Это хорошо.
Он резко прервал поцелуй и оттолкнул ее. Она ахнула, дыша прерывисто и учащенно.
— Мы играем роли, не так ли? — зло усмехнулся он. — Любовь восточных властелинов к мальчикам широко известна. Но мне надоел этот маскарад.
От холодности в его голосе Темперанс вздрогнула. Она думала, что снова легко управится с ним, но теперь до нее начинало доходить, что это будет не так просто, как она надеялась. В этот раз он не позволит ей играть на его похоти, как в их первую встречу.
Она быстро пришла в себя.
— Отдай мне медальон, — попросила она. — Ты же знаешь, что он для меня значит. Человек чести вернул бы его мне только из уважения к памяти погибшего.
— А с чего бы мне защищать свою честь перед тобой, воровкой, которая целуется с незнакомцами, пусть и восхитительно?
Ее плечи опустились. Этот раунд он выиграл. Однако смягчившись, он добавил:
— Я верну тебе медальон.
Она протянула руку как-то удивительно по-детски, словно ждала конфетку. И выглядела в эту минуту такой невозможно юной, что он не мог не спросить:
— Ты говорила правду, когда сказала, что тебе восемнадцать?
— Конечно. Я всегда говорю правду… когда могу.
Такая юная. Она изображала искушенную девицу, и он подумал, что в ту первую ночь она солгала о своем возрасте. Но сейчас он ей поверил и почувствовал укол совести из-за того, что так грубо обошелся с ней. Возможно, она, в конце концов, не так опытна, как хотела казаться.
Он проговорил более мягко:
— Я с радостью отдал бы тебе медальон, но боюсь, как только он окажется у тебя, ты сбежишь, как в прошлый раз. Я не хочу так быстро потерять тебя, поэтому и не принес медальон с собой. Мне очень жаль, что я так поступил. Теперь, когда я знаю, как ты дорожишь им, мне хочется вернуть его тебе.
В ее глазах появилась холодная расчетливость.
— Тогда принеси его мне сегодня ночью туда, где я живу. Ты будешь хорошо вознагражден. — Она погладила его по колючей щеке. Намек был так же ясен, как и ее двуличность.
— Нет, завтра, — возразил он. — В полдень. — Он не собирается рисковать и стать жертвой какого-нибудь грабителя в темном переулке.
Она быстро просчитала свой следующий шаг и сказала:
— Что ж, пусть будет в полдень.
— А куда мне прийти?
Она дала ему адрес, где, насколько ему было известно, находились старинные особняки знати. Что она там делает? Она явно не служанка. Есть только одна причина, по которой женщина ее сорта может обитать в таком районе. Возможно, она работает в одном из тех публичных домов, которые затесались среди аристократических особняков, чтобы обслуживать богатых мужчин. Правда, она не произвела на него впечатления женщины такого рода, но, в конце концов, он уже не раз ошибался на ее счет.
— Как ты очутилась там? — спросил он. — Ты находишься под покровительством какой-то мадам?
