Зоя. Том второй (СИ) - Приходько Анна

– Правда? – удивлённо спросила Карина. – А я-то думала, что ты от всего сердца.

Карина подошла к Янеку очень близко и произнесла:

– Ты, наверное, знаешь, что я ищу сведения о тебе. А знаешь зачем? Я хочу послать твоей семье весточку. А какой будет эта весточка, зависит от тебя.

Если будешь выполнять мои условия, им придёт доброе письмо, если нет, то можешь не обижаться, им придётся похоронить тебя в своих сердцах. Выбирай. Я два раза предлагать не буду.

За хорошо выполненные мои условия, я даже позволю тебе самому написать письмо семье. А тебе всего лишь нужно любить меня. Можешь даже через силу.

Внутри Янека всё кипело.

«Кто, кто, – думал он, – может выдать меня? Да любой может. Ну узнает она имя, и что? А всё тогда. По моему имени в ростовской полиции ей выложат всё досье. И тогда моя жизнь закончится. Зоя, Золо́то моё, не верь, любимая, никому и ничему. Я только твой, мне не нужен никто».

– Задумался… – сказала Карина. – Это хорошо, думай. Я же узна́ю о тебе всё! Просто вопрос времени. А сейчас потренируемся. Раздевай меня. Ты же уже привык видеть меня обнажённой? Заметил, что сегодня что-то не так?

Янек покачал головой.

– Не буду, – сказал он.

Глаза Карины вспыхнули.

– Ну ладно, – прошипела она, – начну я, а ты продолжишь.

Она начала расстёгивать пуговицы рубахи. Янек смотрел на обнажившуюся грудь. И вдруг схватил Карину за руки, потом отпустил и начал обратно застёгивать пуговицы.

Карина захохотала.

– Ну что ж, поиграем. Я расстёгиваю, ты застёгиваешь. Мне это уже нравится.

Она опять расстегнула пуговицы. Потом положила руки на плечи Янека, посмотрела ему в глаза и произнесла:

– Не бывает неприступных мужчин, я проверяла. И исключений не бывает.

Янек чувствовал, как бьётся сердце Карины, чувствовал, как и его сердце колотится бешено.

Оттолкнул её. Она оступилась и упала на пол.

Янек подскочил к ней мгновенно.

– Простите, я не хотел, – прошептал он.

– Раздевай меня, – прошипела Карина.

Янек встал, посмотрел сверху на сидящую на полу Карину, и произнёс:

– Я не могу, вы зря тратите на меня время.

Карина вскочила на ноги, бросилась на Янека и впилась в его губы своими губами. Янек опять оттолкнул её. Карина вытерла рукавом рубахи губы и зло произнесла:

– Вот значит как! Посмотрим, как ты потом заговоришь.

Она вылетела из кабинета, вернулась минут через десять с двумя охранниками и сказала им:

– Ссыльный Умаров по приказу начальника отбывает на новое место. Теперь он будет санитаром в инфекционном госпитале. Распишитесь, Умаров, что ознакомлены.

Карина протянула ошарашенному Янеку ручку.

Он дрожащей рукой поставил свою подпись. Охранники схватили его и потащили, словно он не мог идти сам.

– Ещё приползёшь ко мне, – крикнула обезумевшая женщина вслед, – а не приползёшь, так сдохнешь там. Не остаются там в живых.

Уже две недели Янек мыл полы в госпитале, переносил больных, кормил тех, кто был не в состоянии сделать это сам. Столько заболевших людей он не видел даже тогда, когда его отец работал в больнице в Варшаве. Многие из тех, кого обслуживал Янек с первых дней работы в госпитале, уже покинули этот свет.

Им на смену привезли других. Насмотревшись за весь день на больных, натаскавшись их до тяжести в спине, Янек почти не ел и очень мало спал. Часто кружилась голова. Иногда перед глазами всплывал образ Зои или матери. Янек стал замечать, что он говорит вслух с этими образами.

Старался держать себя в руках. О Карине ничего не слышал.

После четырёх недель работы его неожиданно посадили в одиночную камеру и продержали там больше месяца. Охранники и другие работники госпиталя окрестили Умарова «заговорённым». Он ни от кого не заразился. Хотя текучка кадров в госпитале, тем более среди санитаров, была большая. Нередко и сами санитары попадали на больничные койки.

На вопрос Янека о том, почему он находится в камере, никто не отвечал. Приносили еду, дни тянулись и ничего не менялось. Всё было монотонным, скучным, тревожным. Неизвестность пугала. Янек совсем потерял счёт времени.

Как-то дверь открылась и Янек услышал:

– На выход.

Он поднялся, его провели по коридорам в санитарную комнату. Велели помыться, выдали новую одежду и сказали, что он возвращается в швейную артель.

Янек не знал, радоваться ему или нет.

Был вечер. Работники артели уже готовились ко сну. Увидев Янека, они встретили его радостными криками.

Наутро Янек приступил к уже привычной ему работе. Вместо Карины смотрителем был теперь один из ссыльных. Янек ни у кого не спрашивал, куда она подевалась, но каждый подошёл к нему и поведал, что Карина болела, и пока она слаба, её замещает ссыльный Богомолов.

Этот Богомолов почему-то глаз с Янека не сводил. Его прислали в артель за несколько дней до отправки Янека в инфекционный госпиталь. Через неделю Богомолов подошёл к Янеку и велел пройти за ним. По уже привычному пути Янек оказался в кабинете Карины. Она сидела перед ним живая, здоровая. Улыбалась.

Янек поздоровался. Встал перед ней, опустил голову. Карина велела Богомолову возвращаться в цех.

Она вышла из-за стола, обошла Янека вокруг и сказала:

– Я удивлена, Умаров, что ты живой. Да ещё и живее всех живых. И как тебе удаётся оставаться таким?

Янек промолчал. Карина продолжала:

– Я из-за тебя столько списков перелопатила. Читай, – она протянула Янеку несколько листов.

Янек начал читать:

– Соловейчик, Болотный, Мурлыка, Соколиный, Петров, Сухарев…

Фамилий было много. Но среди них не было Левандовски. Карина же после каждой озвученной фамилии изучала выражение лица Умарова. Надеялась, что назовёт свою и лицо дрогнет.

А потом неожиданно произнесла:

– Ну вот и всё, значит, я не ошиблась, и твоя семья вскоре узнает о том, как их ссыльный родственник пал в стенах инфекционной больницы.

У Янека затряслись ноги. Перед глазами потемнело. Он не заметил, как Карина оказалась совсем близко. Обняла его. А Янеку вдруг показалось, что это Зоя рядом с ним. Он вглядывался, тёр глаза, смотрел на неё, а потом обнял и поцеловал.

Карина вздыхала, Янек шептал:

– Золо́то моё, как же я скучал по тебе.

Гладил Карину по волосам и груди, прижимал к себе. Очнулся уже на полу. Голова надзирательницы лежала у Янека на груди. Он резко встал. Посмотрел на обнажённую женщину, увидел свою одежду рядом с ней. Стал тереть виски. Не помнил ничего.

А Карина потянулась, встала и тоже начала одеваться, потом произнесла:

– А ты хорош… Золо́то моё… Я даже никогда не слышала, чтобы так кого-то называли.

Янек молчал. Он по-прежнему силился вспомнить, что всё-таки произошло.

Вернулся в барак, лёг на кровать, слёзы капали из его глаз, он тихо шептал:

– Зоя, Зоечка, Золо́то моё, прости, прости, прости…

Макар лежал на больничной койке и вспоминал Матильду и Таисию. Но всё чаще думал о жене и дочке. Жалел, что так мало уделял им времени и ни разу с момента ухода на войну не написал ни одного письма. Эта война заставила Макара по-другому взглянуть на жизнь. На полях боёв он насмотрелся на всякое.

А сейчас попросил у медсестры лист бумаги и карандаш. Начал писать письмо Матильде. Писал долго, перечитал несколько раз. А потом порвал на мелкие кусочки. Решил, что незачем давать надежду. А вдруг война не пощадит его? Так жена без весточки и страдать меньше будет.

Ещё пару дней и Макара должны были отправить обратно в горло войны. Он завидовал тем, кого после госпиталя отправляли домой. Даже думал, что сможет легко обходиться без слуха или зрения, лишь бы больше не возвращаться в это пекло.

На место выздоровевших больных тут же клали новых с разными увечьями. Раненые были повсюду. Мест не хватало и коридор тоже стал палатой. Оставляли только узкий проход. Остальное было заполнено койками. После небольшого ранения в области груди Макар почти два месяца пролежал в госпитале. Рана долго не заживала. И вот осталось совсем немного.