Зоя. Том второй (СИ) - Приходько Анна
– Всем, всем, – согласился Парамонов. – Я вот что хотел тебе сказать, дошли до меня слухи, что твой отец похаживает сейчас на собрания разные запрещённые. Уж не знаю, как он туда попал, выудить у него не смог. Но ты берегись, Зоя, лучше будь от него подальше. Я знаю, о чём говорю. Ты одинокая женщина, тебе детей растить. Не дай Бог, отец чего натворит!
Зоя кивала, а у самой сердце уходило в пятки. Когда дошли до дома, Парамонов попросил войти. Зоя пригласила его.
Дети подбежали к Зое, обняли её за ноги.
А Парамонов, увидев маленького Джана, аж ахнул.
– Ну похож, ну как же похож на отца, – воскликнул он.
Джан испугался чужого человека и спрятался за Зоей. Она взяла его на руки, подошла с ним к Парамонову и сказала:
– Сынок, этого дядю не нужно бояться, он наш спаситель.
– Ну-у-у, наговорила, – произнёс Парамонов. – Какой я спаситель? Я обычный человек. Ладно, бабоньки, пойду я. Буду нужен, мои двери для вас открыты.
Кивнул и вышел. После ухода Парамонова в дом вошёл китаец, он привёл за руку Прохора. Евгения бросилась к сыну, обняла его и зарыдала.
Зоя сунула в руки Джану хлеб, тот не отказался, прижал его к себе и сказал:
– Это будет самый вкусный хлеб в моей жизни, спасибо.
– Спасибо вам, Джан, за Прохора. Вы столько раз нас выручали, – Зоя подошла к Джану и обняла его.
Китаец ушёл.
Зоя и Евгения по очереди работали на пекарне. К отцу и мачехе Зоя не ходила. Но очень скучала по братьям. Редко навещала пани Анну. Та к сентябрю 1915 года расцвела.
Когда в Ростов-на-Дону эвакуировали Варшавский университет, пани Анна светилась от счастья. Она так давно не слышала родного языка, что стала ходить на встречи со студентами каждый день. Брала с собой тринадцатилетнюю Софью, и девочка тоже говорила со студентами на польском. Вскоре Софье приглянулся один польский юноша. Анне он тоже приглянулся, и она пригласила его к себе домой.
Польский юноша по имени Влодек очаровал пани Анну. За ужином, на который он был приглашён, говорили только по-польски. А когда Анна услышала фамилию Влодека, земля чуть не ушла у неё из-под ног.
– Ковальски… – прошептала пани. – А имя твоей матушки?
– Мою мать зовут пани Берта. Берта Ковальски.
– Боже мой, боже мой, Берта. Моя милая Берта.
Влодек удивлённо смотрел на Анну. Пани была очень взволнована. Герман даже принёс ей успокоительное.
– Вы знаете мою мать? – спросил Влодек.
– Конечно, – пани Анна встала со стула, подошла к юноше и обняла его, – она моя подруга. А как же твой отец, как он?
– О, отца я совсем не помню, он умер, когда мне было два года. Мать живёт сейчас одна. Мой старший брат погиб в первые дни войны. Я просил мать уехать со мной, но она отказалась.
– Бедная, бедная моя Берта, – причитала Анна. – Как же мне хочется увидеть её. Как всё-таки тесен мир. Боже, бедная моя Берта.
– Мама никогда не говорила о вас, – произнёс юноша, – я удивлён, что вы знакомы.
Весь вечер Влодек рассказывал о матери. Анна то плакала, то смеялась. Софья даже начала ревновать мать к юноше. Ведь Влодек, разговаривая с Анной, совсем не обращал внимания на Софью.
Когда наконец-то Анне показалось, что знает о Берте уже всё, села писать ей письмо. В ближайшее время Влодек обещал отправить это письмо вместе со своим.
Анна почти перестала говорить по-русски, она опять использовала только родной язык. Софья иногда понимала её плохо, на что пани говорила шутя:
– Ты же уедешь с Влодеком в Варшаву, как будешь разговаривать там?
А Софья отвечала, что без Анны в Варшаву не поедет.
Ближе к зиме пришла трагическая новость из Польши. Умерла мать Анны пани Лена. Прочитав письмо, Анна не всплакнула. Она просто ушла в свою комнату и не выходила из неё несколько дней. Ни с кем не разговаривала, молчала. А когда наконец-то пришла в себя и вышла из комнаты, то сказала Герману:
– Мне снилась мать и Густав. Мне не снится Янек. Он жив, Герман. Моё материнское сердце чувствует это. Найди его, прошу тебя. У тебя были связи, у тебя были друзья.
– Анечка, – успокаивал её Герман, – я работаю дворником, ношу чужую фамилию. Это невозможно. Мне не к кому обратиться.
– Он жив, понимаешь, Герман. Я чувствую это. Ты можешь всё.
– Нет, Анна, я не могу. Прости… Это будет очень опасно для нас, Зои и внуков. Ты думаешь о них? – Герман говорил уже раздражённым голосом.
– Зачем мне о них думать? У Зои никто не забирал детей! У них всё хорошо. А у меня нет. Она ещё молодая и может найти себе кого угодно. И она найдёт, поверь мне. Ей нужен муж. Вот увидишь, не будет она ждать Янека. А он мне сын, понимаешь? Я его приму любым, – ответила Анна.
Герман подошёл к ней. Обнял. Анна вырвалась из его объятий.
– А зачем тогда ждала меня? – поинтересовался Герман. – Почему не нашла другого? Почему ты думаешь, что Зоя не умеет ждать?
– Я могу дать ответ только за себя, – возмутилась Анна. – А в ней я не уверена. Всё будет так, как я сказала, нужно только время. И если ты не хочешь помочь в поисках сына, то я не верю и в твою любовь. Ты хорошо устроился, Герман. Мои клиентки постоянно шепчутся, что именитая швея стала женой дворника. Мне неприятно. Ты опустился ниже своего статуса.
– Анна, – сказал Герман, – я не стыжусь своей работы. Я вернулся в этот город ради тебя. Какая разница, кем я работаю? Сейчас война, скажи спасибо, что у нас всё хорошо. Ты же не знаешь, что будет дальше. Я могу уйти, но если передумаешь, я не вернусь.
Пани Анна вздрогнула. Подошла к Герману и произнесла тихо:
– Не уходи, прошу тебя, я погорячилась.
Герман прижал Анну к себе.
Но Анна не могла свыкнуться с мыслью о том, что Янек погиб, и ей в голову пришла идея попросить помощи у Лорана. Анна знала, что Лоран давно не следователь, но надеялась, что он хотя бы подскажет, к кому обратиться.
Глава 4
Уже почти два с половиной года Янек не виделся с семьёй. С каждым днём надежда на встречу угасала. Дни тянулись медленно. Единственное, что радовало его, так это работа в швейной артели. Он там почти не уставал.
Иногда думал о том, что ему невероятно повезло попасть сюда. Часто вспоминал арестантов, с которыми валил лес и укладывал шпалы. И ему становилось невероятно стыдно перед теми, кто горбатился с утра до вечера на строительстве железной дороги.
Что происходит за пределами барака, ссыльные знали мало. Ходили разные сплетни, все знали, что идёт война. Но за распространение слухов наказывали. Начальник тюрьмы боялся, что среди ссыльных начнутся волнения, ведь на свободе сводки были далеко не успокаивающими.
На фоне потерь российской армии антицарские волнения возрастали. Творился беспредел и суматоха. Беженцы и переселенцы в большом количестве находились на вокзалах и станциях. В заброшенных домах орудовали мародёры. Голодные нищие нападали на пункты благотворительной помощи семьям, в которых отец или сын были призваны на войну.
Обо всём этом ссыльные не знали. Их мир был другим.
Янек начал свою работу как обычно в цехе за швейной машинкой. В обед за ним пришла Карина. Янек знал, что о нём шепчутся, но в глаза ему боялись что-то сказать.
Из швейной артели только один человек знал настоящее имя Умарова. И это именно он предупредил, что по приказу Карины будут допрошены все. Янек был уверен, что его знакомый будет молчать. Сердце подсказывало, что Карина хочет навредить его семье, но не знал как.
Янек вошёл в кабинет Карины. Она по привычке заперла дверь. Сегодня она была одета. Янек вздохнул с облегчением.
– Ну что, – произнесла Карина ласково, – скучал по мне?
– Нет, – ответил резко Янек.
– А ты не груби. Тебе не идёт быть таким. А я вот в отличие от тебя не спала всю ночь. Мне доложили, что ты не ужинал и не завтракал. Дорогой, разве так можно? Где же ты возьмёшь силы, чтобы повторить твой вчерашний порыв?
Янек покраснел.
– Ничего не повторится. Это была ошибка.