Жюльетта Бенцони - Недостойные знатные дамы
Екатерина протянула ему свои бумаги, но полковник не взял их. Пока его солдаты окружали карету, он приблизился к дверце и распахнул ее.
— Извольте выходить, сударыня, — холодно приказал он. — Не вынуждайте меня заставлять вас это сделать.
— Вы смеете мне приказывать?! Да вы просто негодяй, сударь, и заверяю вас, вы об этом пожалеете! Полковник насмешливо поклонился:
— Возможно, сударыня, но только не сейчас. Пока же у меня есть приказ, и я его исполняю — вот и все. Вашему величеству следовало бы знать, что у солдата нет выбора!
Бледная от гнева, возмущенная до глубины души, Екатерина не сочла нужным продолжать беседу с этим невежей и, подчинившись грубой силе, вместе со своими спутниками вышла из кареты. Ее устроили в придорожном сарае, куда полковник любезно приказал принести стулья. Тем временем солдаты сгружали багаж. Когда эта операция завершилась, обнаружилось, что нет ключей от сундуков, и полковнику пришлось ' возвращаться, чтобы попросить у своей пленницы ключи.
— Я их вам не отдам! — воскликнула королева, довольная, что нашла повод дать выход своему гневу.
— Прискорбно, ибо в этом случае я буду вынужден взломать засовы. Я обязан осмотреть ваш багаж.
Побежденная королева нехотя протянула ему связку ключей. Однако на ней не хватало одного ключа. Полковник это отметил.
— Один ключ я не могу вам дать, — заявила она. — Это ключ от сундука, в котором находятся личные вещи моего супруга и его драгоценности. Вы можете сами попросить у него этот ключ: мой муж пока еще в Париже.
Молча пожав плечами, полковник направился к сундукам, а бедная Екатерина, потеряв наконец самообладание, разрыдалась.
— Успокойтесь, ваше величество, — произнес граф фон Фуртенштайн. — Эти люди быстро убедятся, что у нас нет драгоценностей, принадлежащих французским монархам. Через час мы продолжим наш путь, и все будет в порядке.
— В порядке? — с сомнением переспросила его жена. — Что-то не верится! Посмотрите-ка, друг мой: этот полковник подогнал телегу, и они грузят на нее наш багаж, включая наши личные вещи и сумки с золотом, принадлежащие ее величеству.
Все происходило именно так. За погрузкой на телегу багажа из кареты следили два офицера, доставившие сюда эту самую телегу. Королева в ярости бросилась к полковнику и громко заявила:
— Это не проверка, сударь, это кража! Самая что ни на есть обыкновенная кража!
— Вы заблуждаетесь, сударыня. Я увожу ваши вещи потому, что в Париже, в Министерстве полиции, должны составить опись содержимого сундуков, особенно драгоценностей. Ибо доказательств, что они не изъяты из казны монарха, у вас нет.
— Да вы с ума сошли, сударь! Как могут мои кашмирские шали, мои платья и мои шубы являться собственностью имперской казны?! Равно как столовое серебро и несессеры с гербами Вюртемберга!
— Сударыня, я получил приказ привезти все. Поверьте, мне очень жаль!
— Вам жаль? Полно…
Говоря это, королева внимательно рассматривала полковника и внезапно воскликнула:
— Да я вас знаю, сударь! Вы маркиз де Мобрей! Было время, когда вы состояли на службе у короля, моего супруга!
В самом деле, Мари-Арман де Мобрей, маркиз д'Орво, происходивший из знатной нантской семьи, когда-то являлся шталмейстером короля Жерома при вестфальском дворе. Однако он был дурным подданным — игроком, волокитой и имел отвратительную репутацию: его не раз обвиняли в том, что он плутует в игре. В результате одного такого скандала ему пришлось срочно покинуть Кассель.
Впрочем, офицер не собирался отрицать слов королевы.
— Да, я действительно маркиз де Мобрей, — спокойно произнес он. — Но сейчас я выполняю поручение, данное мне новым правительством.
— Новым правительством?! Похоже, сударь, вы совсем потеряли стыд! Быстро же вы меняете свои убеждения! Сначала вы были роялистом, потом превратились в ярого бонапартиста, а теперь вновь переметнулись на другую сторону? Недавно я кое-что слышала о вас.
— В самом деле?
Королева презрительно скривила губы:
— Говорят, вы осмелились гулять по Парижу, прицепив ваш крест Почетного легиона к хвосту коня, а также, что вы примкнули к банде оголтелых молодчиков, пытавшихся обрушить Вандомскую колонну! Впрочем, от вас можно ожидать чего угодно!
— Ваши оскорбления ничего не изменят, сударыня, поскольку я всего лишь выполняю поручение.
— Значит, вам поручили обобрать меня до нитки, чтобы я не смогла ехать дальше? Вы забрали у меня все, мне даже нечем заплатить за почтовых лошадей!
— Мне очень жаль, но пусть это вас не волнует. Позвольте, сударыня, предложить вам свой кошелек. В нем сто наполеондоров, они позволят вам добраться до Швейцарии.
Широким театральным жестом маркиз бросил к ногам онемевшей от изумления и возмущения королевы черный шелковый кошелек (который, как оказалось при ближайшем рассмотрении, содержал всего сорок наполеондоров). А так как погрузка была закончена, он отвесил глубокий поклон ограбленной им жертве и, оставив ее на обочине дороги, продолжил путь в Париж, увозя с собой все состояние королевы Вестфалии.
Через полчаса шталмейстер королевы и ее фрейлина, мадам Мале де Ла Рошет, сели в одну из карет и отправились к царю, чтобы вручить ему жалобу его кузины. А бедная Екатерина, вздыхая и утирая слезы, продолжила свое столь дурно начавшееся путешествие; при этом ее одолевали зловещие предчувствия…
Спустя два дня барон де Витроль, секретарь королевского Совета его величества Людовика XVIII, сидя в своем кабинете в Тюильри, без всякого удовольствия читал не слишком любезное письмо графа Нессельроде. Русский дипломат сообщал, что царь возмущен наглым ограблением, жертвой которого стала королева Вюртем-бергская, супруга Жерома Бонапарта.
«Кучка роялистов остановила королеву на большой дороге, — писал Нессельроде, — и похитила у нее все ее вещи и драгоценности». Царь требовал незамедлительно и по всей строгости закона наказать преступников, осмелившихся ограбить королеву, приходившуюся ему родственницей, и напоминал, что и впредь будет принимать живейшее участие в судьбе Екатерины Вюр-тембергской. В конце письма Нессельроде сообщал, что главарем преступной шайки являлся маркиз де Мобрей, которого сопровождали господа Дазье и Кольвиль; остальные сообщники указаны не были.
Не будучи знакомым ни с одним из вышеуказанных персонажей, барон передал послание русского дипломата своему начальнику графу д'Артуа, брату короля.
«Принц, как и я, почувствовал, — позже напишет Витроль в своих мемуарах, — что обвинение, выдвинутое императором Александром против роялистов, которых тот не слишком жаловал, грозит неприятными последствиями. Поэтому он шепотом приказал мне сделать все необходимое, чтобы удовлетворить императора Александра и Екатерину Вюртембергскую. Принц решил не выносить это дело на Совет, а мне и в голову не пришло, что некоторые из его членов, например, господин Талейран, могли бы дать нам кое-какие разъяснения. В то время это дело показалось мне всего лишь разбойной засадой, грабежом на большой дороге…»
