Жюльетта Бенцони - Недостойные знатные дамы
Итак, мошенники чувствовали себя уверенно. Ла Мотт отбыл в Лондон продавать камни, а Жанна отправилась в Бар-сюр-Об, где зажила в свое удовольствие и даже устраивала приемы. Однако она не учла одной маленькой детали: кардинал был по уши в долгах и не мог заплатить даже первый взнос. Между тем де Роган начал проявлять первые признаки беспокойства. Ведь несмотря на письма, которые он продолжал получать, на публике королева была с ним по-прежнему холодна и надменна. И — хуже всего — она не носила ожерелье!
— Она наденет его только после того, как полностью оплатит, — заверила кардинала Жанна, которую он вызвал в Париж.
Однако 1 августа приближалось, и авантюристка вынуждена была признаться себе, что дата эта и ее тоже весьма беспокоит. Она отправилась к ювелирам и «от имени королевы» заявила, что Мария-Антуанетта находит ожерелье непомерно дорогим и готова вернуть его, если они не снизят цену на двести тысяч ливров. Она полагала, что ювелиры заартачатся, начнутся переговоры, и она сумеет выиграть время. Но, к великому ее удивлению, Бемер и Бассанж немедленно согласились. Впрочем, ларчик открывался просто: при заключении сделки ювелиры «чуть-чуть повысили» цену ожерелья по сравнению с его изначальной стоимостью.
Тогда графиня де Ла Мотт отважилась на дерзкий шаг.
— Вас обманули, — заявила она, — и нас вместе с вами! Подпись королевы на документе поддельная. Но кардинал богат: он, разумеется, все оплатит.
Она полагала, что устрашенные ювелиры бросятся к своему титулованному должнику, выступившему гарантом сделки. Однако до ювелиров уже дошли слухи о несостоятельности прелата, и вместо того чтобы отправиться к нему, они помчались в Версаль, где добились аудиенции у королевы.
Просители изложили Марии-Антуанетте свою историю, и та, ничего не поняв, тем не менее пообещала во всем разобраться. Серьезность дела поначалу от нее ускользнула, однако она уже привыкла, что интриганы нередко пользуются ее именем для обделывания своих делишек — за подобные мошенничества уже не одна придворная дама познакомилась с Бастилией.
Наконец королеве все же пришлось вникнуть в суть истории ювелиров; во всем разобравшись, она пришла в такую ярость, что совершенно забыла об осторожности. И 15 августа в Версале разыгралась настоящая драма.
В то утро кардинал собирался служить мессу в придворной часовне. Облаченный в пурпурную мантию, он ожидал выхода короля и королевы в прихожей перед королевским кабинетом, и настроение у него было мрачное. Дражайшая графиня удалилась к себе в поместье, от нее не было никаких известий, и он чувствовал себя ужасно одиноко. Неожиданно к нему подошел лакей и сообщил, что король ждет его у себя в кабинете.
Переступив порог королевского кабинета, кардинал увидел, что Людовик XVI сидит за письменным столом, а рядом с ним стоит королева. Ее величество была в роскошном платье из белого шелка, сверкавшего алмазной россыпью, над головой покачивались пышные перья, однако взор ее источал холод, а губы кривились в презрительной усмешке.
— Дражайший кузен, — начал король, — что означает эта покупка ожерелья, которую вы совершили от имени королевы?
Кардинал побледнел. Он почувствовал, что под ногами у него разверзается бездна. Женщина, именовавшаяся королевой, презрительно усмехалась и смотрела на него ледяным взором… а ведь именно она писала ему такие нежные письма! Неужели она разыгрывает очередной спектакль?!
Волна презрения захлестнула его. Впервые он выдержал взгляд Марии-Антуанетты и ответил презрением на презрение:
— Сир! Я вижу, что ошибся… но я никого не обманывал!
— В таком случае вам нечего волноваться. Только извольте все объяснить.
Кардинала проводили в соседнюю комнату, дабы он мог изложить свои показания на
бумаге, однако де Роган так разволновался, что едва мог держать в руках перо. Тем не менее он написал о том, что мадам де Ла Мотт, подруга королевы, уговорила его приобрести ожерелье.
— Моя подруга?! — возмутилась Мария-Антуанетта, прочтя написанное. — Я не знаю женщины с таким именем! И потом, я умею выбирать себе друзей.
— С этим трудно согласиться, глядя на окружение вашего величества, — обронил кардинал, и Мария-Антуанетта покраснела от гнева.
Вмешался король:
— Где сейчас эта Ла Мотт?
— Полагаю, что у себя, сир. В Бар-сюр-Об.
— Ожерелье у вас?
— Нет, сир. В присутствии мадам де Ла Мотт я передал его курьеру королевы, которого видел впервые.
— А где письма, которые вам писала королева?
— Сир… Теперь я понимаю, что они были подделаны.
— Еще бы они были не подделаны! — возмущенно воскликнул король. — Мне придется как следует во всем разобраться.
Воцарилась тишина. Внезапно представив себе, что может случиться, если письма будут обнаружены, кардинал пришел в ужас и с достоинством произнес:
— Ваше величество, эта история не должна просочиться за пределы вашего кабинета. Речь идет об ожерелье, оплату которого я гарантировал своей подписью. Никогда еще никто из Роганов не отказывался от своей подписи! Я заплачу.
Но тут вмешалась королева. Дрожащим от гнева голосом она заявила:
— А я, сударь, желаю полной ясности и требую правосудия! Я не позволю делать из меня пешку в чужой игре!
— Сударыня, заклинаю вас, опомнитесь! — воскликнул несчастный прелат. — Если начнется процесс, могут всплыть нежелательные подробности…
— Как? Вы смеете давать мне советы — мне?! О сударь!
Презрение королевы вывело кардинала из себя:
— Род Роганов, сударыня, значительно древнее рода Габсбургов! — Он смерил королеву надменным взором, поскольку теперь видел в этой женщине всего лишь презренную кокетку.
Король приказал кардиналу покинуть кабинет, и, пока тот шел к двери, заявил, что намеревается исполнить свой долг короля и супруга…
Способ, избранный королем для исполнения этого долга, потряс всех. Когда кардинал, направляясь в часовню, проходил через Зеркальную галерею, раздался торжествующий голос барона де Бретея:
— Арестуйте господина кардинала!
Прелат закрыл глаза. Случилось самое худшее. Толпа расступилась, и стражники окружили его. Однако прежде чем сесть в экипаж, который должен был доставить его в Бастилию, кардинал нашел способ нацарапать записку для своего секретаря, аббата Жоржеля. В этой записке он приказывал сжечь все бумаги, лежавшие в красной шкатулке. Таким образом, ценой собственной безопасности узник пытался спасти честь королевы…
18 августа в Бар-ле-Дюк была арестована Жанна де Ла Мотт — она намеревалась как можно скорее покинуть Францию, но не успела этого сделать. Пока ее везли в Бастилию, она кусалась и царапалась, словно тигрица, при этом обвиняя Калиостро и его жену в том, что они украли у нее ожерелье. Калиостро и его жена также были арестованы — равно как Николь Легэ и Рето де Виллет. И только уехавший в Лондон граф Ла Мотт остался вне досягаемости французской полиции.
