Виктория Холт - Рожденная для славы
Детство кончалось. Еще несколько месяцев назад я и помыслить не могла о короне, а теперь она казалась такой близкой, и за мной ухаживал самый великолепный мужчина королевства…
Между тем приближалась развязка. Пожалуй, все началось в тот день, когда я надела свое новое платье. Оно было из черного бархата, и Кэт говорила, что для моих лет оно слишком вызывающее, но я была в восторге от этой обновы. Моя кожа казалась еще белей, а волосы словно полыхали огнем. Я считала, что выгляжу в этом наряде по меньшей мере года на два старше, чему немало способствовал глубокий вырез на груди. Мне не терпелось посмотреть, какое выражение лица будет у Томаса, когда он меня увидит. Новое платье было моим вызовом ему. Оно говорило: вы больше не смеете обращаться со мной, как с ребенком.
Я долго вертелась перед Кэт, и она заявила:
— Вы уже сейчас похожи на королеву, причем самую что ни на есть величественную. Ох, боюсь, многим не сносить головы, когда вы взойдете на престол.
— Перестань молоть чушь, Кэт!
Тут она бухнулась на колени и, комически заламывая руки, принялась молить меня о пощаде. Я не выдержала и расхохоталась.
— Ах, Кэт, я в жизни не видывала такой дуры!
— Ничего, — ответила она. — Дураков часто любят больше, чем умников. Может, миледи меня потому и любит, что я глупа. Я же люблю вас во сто крат сильнее. К тому же все знают, что принцесса Елизавета — самая умная особа во всем христианском мире.
— Встань же, идиотка! — прикрикнула на нее я. — Скажи лучше, хорошо ли сидит юбка.
Кэт немедленно вскочила и любовно расправила складки на платье.
— Вы выглядите потрясающе, миледи, — прошептала она. — Ах, куда подевалась моя маленькая девочка? Смотрите-ка, в сад вышли милорд адмирал и ваша матушка! Как нежно он на нее поглядывает! А она-то, так и льнет к нему, так и льнет!
Я тоже облокотилась на подоконник. Томас и Катарина, любовно взявшись за руки, прогуливались по саду. Он что-то говорил ей, она с улыбкой слушала. Адмирал, как всегда, был разодет в пух и прах.
— Прямо павлин, — снисходительно заметила Кэт. — Вы только посмотрите, сколько на нем золота и драгоценных каменьев. Одни рубины — целое состояние. Наша милая королева рядом с ним такая простушка. Павлин и павлиниха, ей-Богу. — Ее глаза озорно блеснули. — Может, покажем им наше платье?
Как раз это я и собиралась сделать. Мы переглянулись и расхохотались.
— Поглядим, что скажет наш гордец про ваш наряд.
Долго уговаривать меня не пришлось.
Увидев меня издалека, адмирал насмешливо поклонился, а Катарина просияла улыбкой.
— Боже, что творится с нашей Елизаветой! — воскликнул адмирал. — Вы только посмотрите, Катарина, что на ней надето! Неужто вы позволяете дочери носить такие взрослые платья?
— Глупости какие! — возмутилась я. — Мне уже пятнадцатый год!
— Так вот мы какие? — деланно изумился Томас. — Катарина, мне этот наряд не по вкусу. А вам? Не слишком ли он… откровенный?
— По-моему, тебе очень идет, — улыбнулась мне мачеха. — Правда, ты смотришься в нем старше своего возраста. А на Томаса не обращай внимания. Он тебя просто дразнит, платье ему понравилось.
Так он меня дразнит! Адмирал оказался совсем рядом, и я едва увернулась от его протянутых рук, перебравшись поближе к Катарине. Мне вдруг стало не по себе — слишком уж странным взглядом смотрел на меня Томас. Глаза его заблестели, из них просто искры сыпались, а языком он несколько раз облизнул губы.
— Хотела показать вам, матушка, свое новое платье, — сказала я. — Вот Кэт тоже говорит, что мне такое носить еще рано.
— Она права, милая, но ведь ты скоро будешь совсем взрослой. Поверь, лучше с этим не торопиться.
— Уговаривать леди Елизавету — занятие бесполезное, — вмешался Томас. — Она все равно поступит по-своему. Если ей взбрело в голову повзрослеть, никто ее не остановит. Разве что…
Я холодно взглянула на него, но сердце мое чуть не выскакивало из корсета. Боюсь, он мог это заметить.
— Вы сказали «разве что», милорд? — с вызовом поинтересовалась я.
Он придвинулся вплотную. Его глаза горели нескрываемой страстью — Катарина не могла этого не замечать!
— Разве что мы с вашей матушкой вмешаемся, — закончил он.
Я вскинула подбородок, наслаждаясь мгновением. Никогда еще я не испытывала такого возбуждения, а в присутствии мачехи адмирала можно было не бояться.
— Не стоит и пытаться, — надменно обронила я, и тут адмирал повел себя весьма неожиданным образом.
Он выхватил из-за пояса усыпанный драгоценными камнями кинжал и замахнулся им.
— Томас! — вскрикнула королева.
— Ребенку следует преподать урок. Неужели мы позволим ей своевольничать?
Я прижалась к мачехе, а Томас схватил меня за пышную юбку и моментально разрезал ее от талии до ног.
Мы с Катариной оцепенели. Адмирал же расхохотался и принялся кромсать мое платье на длинные полоски. Затем его рука легла на мой лиф. Тут я испугалась не на шутку — ведь он мог меня порезать. Но Томас ловко оттянул корсет, полоснул клинком, и вот я уже стояла перед ним в одной нижней юбке.
— Катарина, помогите мне, — попросил он. — Подержите-ка вашу непутевую дочь, пока я докромсаю ее платье. Клянусь, ничто меня не остановит!
Королева смеялась.
— О, Томас, вы заходите слишком далеко.
— Держите ее, держите! — приказал он.
Мачеха обхватила меня за плечи, и я послушно стояла, пока Томас не закончил расправу над моим платьем. Но изнутри меня сжигал настоящий пламень.
— Вы… Вы испортили мое платье! — наконец, задыхаясь, вымолвила я.
— Да. И преподал вам урок. Не правда ли, Катарина?
— Вы совсем мальчишка, Томас, — улыбнулась она.
— Вы испортили мне платье, — притворяясь сильно рассерженной, повторила я. — И должны купить новое.
— Весьма охотно. По крайней мере я выберу то, что понравится мне.
Наконец мачеха заметила, что на нас пялятся чуть не из каждого окна.
— Елизавета, — сказала она, — ты совершенно раздета. Немедленно беги к себе. Что подумают люди?
— Они подумают, что я человек, который делает все так, как хочется ему, — ответил Томас, и, к моему великому стыду, меня взбудоражила двусмысленность фразы.
— Но не со мной, — возразила я.
Тут я сообразила, что мачеха права и далее невозможно оставаться в саду. Я развернулась и бегом помчалась по лужайке к дворцу.
Кэт встретила меня сама не своя от волнения. Разумеется, она все видела.
* * *Вскоре после той сцены в саду мачеха сообщила мне, что ожидает ребенка. Она была несказанно счастлива, а я испытывала к ней огромную жалость и неизменную нежность. Я терялась в догадках, понимает ли она, за какого человека вышла замуж. Она вела себя совершенно естественно, и однажды меня осенило, что она намеренно предпочитает закрывать глаза на истинную сущность мужа. Что думала Катарина о его заигрываниях со мной? Она называла это «поддразниванием», словно не было ничего естественнее подобных отношений между снисходительным отчимом и падчерицей, в которую тот влюблен.
