Кэтрин Кинкэйд - В поисках любви
– А моя родина – Шропшир. Но я по нему совершенно не скучаю. Очень рада, что оказалась в Индии и еду в Парадайз-Вью. Меня всегда тянуло в центральную часть страны.
– Считайте, что вам повезло. – Он откинул голову и закрыл глаза. Беседа естественным образом оборвалась.
Сначала поезд полз медленно, потом набрал скорость. Шум в вагоне стал оглушительным. Эмма тоже откинула голову и стала прислушиваться к стуку колес. Однако полностью расслабиться, как Кингстону, ей не удавалось. Она чувствовала голод, но не знала, где и когда она сможет поесть. Ее стало клонить в сон, но она не могла найти место, где прилечь.
Кингстон дремал, избавив ее от пристального взгляда своих опасных синих глаз. Он глубоко дышал, но его рот оставался при этом закрытым – фокус, которому она искренне завидовала. Она бы тоже перестала бороться с усталостью, но боялась, как бы во сне не разинуть рот и не превратиться в посмешище. В конце концов она села ближе к окну, приподняла штору и сетку и залюбовалась проносящейся мимо пышной зеленью. Раньше Индия представлялась ей выжженной солнцем пыльной страной, однако в это время года штат Бенгал поражал богатой растительностью; то же самое она наблюдала во время плавания на пароходе вверх по реке Хугли сразу после приезда.
Повсюду в изобилии росли бананы, кокосовые и финиковые пальмы. В отдалении зеленели рисовые поля. Берега Хугли были застроены богатыми домами, здешние же жилища были куда скромнее и больше напоминали колониальные домики дак, о которых ей приходилось слышать. Это были квадратные строения с толстыми саманными стенами, спасающими от жары, и крышами из черепицы или соломы. Дома побогаче имели веранды.
Пока Эмма размышляла о том, кто живет здесь и какой жизнью, поезд увозил ее все дальше от Калькутты и от всего, что было ей хоть немного знакомо.
С наступлением вечера в купе появился Сакарам. Он поставил между Кингстоном и Эммой небольшой столик и исчез. Вскоре он вернулся с двумя фарфоровыми блюдами, накрытыми белоснежными салфетками. Ловко поставив блюда на столик, он разложил рядом с ними приборы и убрал салфетки. Перед Эммой был превосходный ужин, состоявший из издающего восхитительный аромат овощного карри поверх дымящегося риса, кисло-сладкой приправы чатни, свежих фруктов и подобия компота.
К вящему изумлению Эммы, Сакарам налил в хрустальные бокалы вино.
– Я не увлекаюсь спиртным, – промолвила она, когда он подал ей бокал.
Кингстон саркастически приподнял одну бровь. Раскачивавшаяся под потолком керосиновая лампа отбрасывала на его лицо тень, придававшую ему сходство с сатиром.
– Неужели? А «гвоздь»?
Так называлась смесь виски с содовой, заливаемая в толстые зеленые бутылки, – популярный среди обоих полов напиток в британских клубах Индии; не меньшей популярностью пользовался джин с индийским тоником под названием «бурав». «Гвоздь» назывался так потому, что каждая выпитая рюмка была гвоздем, вгоняемым в собственный гроб. «Гвоздю» и «бураву» отдавала должное даже Рози, но Эмма пока что держалась. В ответ на вопрос Кингстона она покачала головой:
– В порядке исключения могу выпить рюмку рома или молочного пунша.
– Мне очень жаль, но, полагаю, этих напитков Сакарам вам предложить не сможет. Или сможешь, Сакарам?
Черные глаза Сакарама сверкнули.
– Нет, саиб. Простите за нерадивость.
– Все же я советую попробовать вино, мисс Уайтфилд, иначе вам грозит жажда. Питьевая вода будет в нашем путешествии, редкостью, и даже если вам ее предложат, ей не следует доверять. Не хотелось бы, чтобы вы заболели. Поэтому придется пить вино и прочие не очень крепкие спиртные напитки, кроме чая, конечно, который подается главным образом на чота хазри – виноват, на завтрак, а также в полдень и на файв-о-клок.
Эмма решила проявить сговорчивость:
– Уговорили. Я попробую вина.
К ее изумлению, золотистая жидкость оказалась прекрасным дополнением к изысканному карри, подобного которому она еще не пробовала в Индии. Ну что же, вино за ужином – это не так уж и плохо, подумала она. Ее отец и брат потребляли за едой огромное количество кларета и бургундского, отчего их физиономии становились багровыми, а темперамент – вспыльчивым. Она дала себе слово, что впредь будет ограничиваться светлыми сортами и избегать красных.
К концу трапезы у Эммы уже плыло перед глазами и она предпринимала отчаянные попытки сохранить подобающее леди достоинство. Внезапно появился Сакарам с постельными принадлежностями и стал бесшумно застилать две соседние скамьи. Только теперь до Эммы дошло, что ей предстоит провести ночь вместе с Кингстоном, то есть в одном с ним помещении. Лежать им предстояло в такой близости друг от друга, как если бы у них была одна постель на двоих.
Только сейчас она спохватилась, что у нее должна была быть спутница-женщина.
– Где же айя, которую вы пообещали мне в компаньонки?
– Где Тулси, Сакарам? – спокойно осведомился Кингстон, как будто тоже только сейчас о ней вспомнил.
– В вагоне с другими женщинами, саиб.
– Я перейду к ней, – неуверенно проговорила Эмма. – Не могу же я ночевать в одном купе с вами!
– И тем более вы не можете путешествовать в обществе индийских женщин, – возразил Кингстон. – Европейцы не ездят в одних вагонах с индийцами.
– Как же нам поступить? Это… – Она указала на постели. – Надеюсь, мистер Кингстон, вы понимаете, что это невозможно.
– Придется пригласить ее к нам. Получится тесновато, но другого выхода нет. Простите, что я не подумал об этом раньше.
–. Ей следовало ужинать с нами! – вспылила Эмма. – Напрасно я провела столько часов с вами вдвоем.
– Ерунда! Вы были в полной безопасности. К тому же вас никто не сможет осудить. В поезде нас не знает ни один человек.
– Достаточно того, что я сама знаю, сколько времени провела с вами наедине. Вы тоже это знаете, мистер Кингстон. Нам надлежит соблюдать приличия. Они не случайно придуманы…
– Так чего же вы опасаетесь, мисс Уайтфилд? Ах да, вы полагаете, что я могу вас изнасиловать! Уверяю вас, у меня и в мыслях не было этого!
И он выразительно посмотрел на нее, давая понять, что она недостойна насилия. Эмме внезапно представилось, как красивые смуглые руки Александра Кингстона скользят по ее белому телу. Она невольно вздрогнула, что не прошло мимо внимания ее спутника.
– Не смешите меня, мадам! – прорычал он. – Мне никогда еще не приходилось навязывать женщинам свою любовь, и сомневаюсь, что придется в будущем. Меня нисколько не влечет к женщинам, которым я неинтересен. Смею вас уверить, отвращение, которое вы испытываете ко мне, вызывает во мне ответное чувство!
