Лора Бекитт - Исповедь послушницы (сборник)
Инквизитор опустил глаза и произнес:
– Ты можешь купить все, что хочешь. Я также думаю, что тебе пора обзавестись горничной.
Паола удивилась.
– Горничной? Зачем? Я привыкла все делать сама. Я не хочу, чтобы в нашем доме жили чужие люди.
– Девушке твоего возраста неприлично появляться в общественных местах без сопровождения.
Паола лукаво улыбнулась.
– Вы боитесь, что меня украдут? Я не хожу никуда, кроме церкви и рынка.
Армандо невольно испытал облегчение. Он тоже был против того, чтобы в доме после стольких лет уединенной и тихой жизни появился кто-то посторонний. И все же тревога не отпускала его душу.
Девушка поблагодарила отца, взяла деньги и отправилась выбирать наряды. У нее не было никакого опыта, однако помог врожденный вкус, унаследованный от матери. К тому же Паола долго наблюдала за другими сеньоритами и интуитивно угадывала, к мнению каких торговцев стоит прислушаться.
Когда Армандо впервые увидел дочь в новом облачении, у него перехватило дыхание.
Эта девушка, сама того не ведая, владела оружием, способным ранить любое, самое бесчувственное сердце.
Длинные, рыжевато-каштановые волосы Паолы, заплетенные в толстые косы, были уложены вокруг изящной головки и скреплены янтарным гребнем. Маленькие ушки украшены звенящими серьгами, стройную шею обвивало жемчужное ожерелье. Вышитый корсаж плотно облегал тонкую талию, из-под многослойных юбок выглядывали остроносые атласные туфельки. Но главное заключалось не в этом. Один лишь невинный взгляд осененных длинными густыми ресницами медово-карих глаз Паолы был способен внести смятение в душу подобно тому, как малейшая искра вызывает пожар в зарослях сухого тростника.
Девушка вышла на улицу с тайной надеждой. Ее ждало разочарование: никто не посмотрел в ее сторону и на этот раз. Минуло несколько дней, прежде чем прошли первое смущение и неловкость и Паола почувствовала себя так легко и свободно, будто новая одежда стала ее второй кожей.
Как ни странно, с тех пор она выкинула из головы мысли о том, что кто-нибудь обратит на нее внимание, и была вполне счастлива сознанием своей красоты, нового необычного образа.
Погруженная в мечты, Паола не замечала того, что за ней наблюдают, и очень удивилась, когда однажды в церкви услышала за спиной тихий мужской голос:
– Не пугайтесь, сеньорита. Возьмите записку. Не оборачивайтесь, чтобы никто не заметил.
Потом чья-то рука вложила в ее ладонь бумажку. Паола затаила дыхание. Когда она все-таки обернулась, позади уже никого не было.
Девушка с трудом дождалась конца службы, вышла из церкви, отошла на некоторое расстояние и развернула послание. Оно было написано изящным слогом и без ошибок. Некий Энрике Вальдес, дворянин, сообщал, что много дней любовался «прекрасной сеньоритой» и наконец осмелился назначить ей свидание на площади Пуэрта-дель-Соль в полдень ближайшей пятницы.
Паола замерла. Она не знала, радоваться или пугаться. Ей написал настоящий кабальеро, он был сражен ее красотой и умолял о встрече! Девушка задумалась. Пуэрта-дель-Соль была людным местом, да еще в полдень, – стало быть, едва ли ей, Паоле Альманса, грозит опасность стать жертвой похитителя и насильника, и она может рискнуть пойти на свидание. Вместе с тем девушка знала, что отец ни за что не одобрил бы такой поступок. Пойти одной на встречу с мужчиной! Паола долго ломала голову над тем, кроется ли в этом что-то непристойное, а потом попыталась представить, как выглядит Энрике Вальдес.
Он не написал, сколько ему лет, но у него был приятный молодой голос. С тех пор как Мадрид сделался столицей королевства и сюда хлынуло испанское дворянство, Паоле случалось тайком любоваться всадниками на грациозных андалузских жеребцах с заплетенными в косички гривами и пышными хвостами, которые касались земли, всадниками, чьи плащи, шляпы и шпаги казались символами мужской отваги и доблести.
Паола подошла к своему дому. Сад давно привели в порядок, но решетка, как и калитка, по-прежнему оставалась старой и ржавой. Возле нее росла стена кустарника; вероятно, это было сделано для того, чтобы жилище не привлекало внимания посторонних.
В комнатах было пусто, и Паола прошла в сад. Она сжимала записку в кулаке, все еще не зная, держит ли в руках ключи от рая или ада.
Девушка заметила сквозь ветви Ниола и поспешила к нему. Он давно перестал быть мальчиком-слугой, но в свободное время, как и раньше, охотно возился в саду, подрезал деревья, вскапывал клумбы, чтобы Паола могла сажать и выращивать свои любимые цветы.
Стоял жаркий день, и Ниол разделся до пояса. Паола, остановившись, смотрела на игру мускулов под смуглой кожей, на жгуче-черные волосы, которые растрепал ветер. Она знала, что, когда юноша повернется, она увидит темные задумчивые глаза и особенную улыбку, которая предназначалась только ей.
Рассказать ему о записке? Нет, не стоит. Ниол может решить, что ей угрожает опасность, и примется отговаривать или, чего доброго, увяжется следом.
Паола окликнула его, и юноша обернулся. Он выпрямился и стал, опершись на лопату, а она вдруг почувствовала, как по ее телу пробежала странная волнующая дрожь. Девушке нравилось сочетание загадочности, гордости, суровости его облика и трогательной наивности, которая порой сквозила в улыбке и взгляде. Ниол был беден и стоял на низшей ступеньке мадридского общества, но никогда не терял достоинства, что вызывало уважение.
Вот уже много лет он, его мать и Армандо Диас были ее маленькой семьей. Ниол, или Николас, называл отца Паолы «сеньор Армандо», а Хелки, или Химена, умудрялась обходиться без обращения. Все четверо так привыкли друг к другу, что, казалось, между ними не осталось ни тени непонимания или каких-то обид.
На самом деле все обстояло куда сложнее. Паола знала, что Армандо ей не отец, однако постепенно притворство перешло в привычку, а не вполне понятная игра стала частью жизни. Девушка знала, что Армандо служит инквизиции, но он столь умело и тщательно скрывал от дочери эту сторону своей жизни, что Паоле не приходило в голову задумываться о том, не его ли жертвы корчатся в полыхающих кострах на площадях Мадрида. Что касается Ниола и Хелки, у них были свои тайны.
Юноша оделся, вымыл руки и сел на скамью рядом с девушкой. Ниолу исполнилось девятнадцать лет, он был высоким и сильным, и времена, когда его могли безнаказанно оскорбить или унизить, давно остались позади. Однако в нем сохранилась некая настороженность, присущая существу, которое постоянно готово к неведомой опасности, подстерегающей его.
Юноша и девушка долго любовались садом, озаренным потоками яркого солнечного света, и колыханием теней под своими ногами. Потом Паола сказала:
