Лаура Паркер - Опьяненные страстью
– Куда же я спрятала бренди? А, вспомнила! – Она вынула несколько книг с полки, пошарила на ней и вытащила запыленную бутылку толстого темного стекла. – Вот она! То, что надо, чтобы воспрянуть духом.
Жюстина пододвинула чайные чашки, Анриетта плеснула в каждую по глотку бренди. Сестры долго сидели в полутьме, с блаженством потягивая крепкую жидкость – напоминание о былой жизни.
Анриетта уже засыпала, когда в ее радужные мечты вкралось единственное опасение. Если д’Арси возьмет Мадлен под покровительство, все будут спасены. А до тех пор нельзя допустить, чтобы Мадлен узнала, где находится ее мать, и предприняла попытку вернуться за ней во Францию.
Глава 5
ДОБРОДЕТЕЛЬ ДОБРОДЕТЕЛЕЙ
Она сказала, что ее зовут Дора и что ей шестнадцать лет. Явившись ко мне по приказу хозяина, она молча помогала мне раздеваться.
По правде говоря, я не строил никаких планов насчет этой девушки. Совершенно обессиленный – или так мне казалось – после приема в поместье, я мечтал отдохнуть. Но у Доры, этой резвой плутовки с блестящими глазами-бусинками и пикантной улыбкой, были совсем иные замыслы.
Ее пальчики быстро избавили меня от сюртука, жилета и галстука, а затем перешли к двойному ряду пуговиц на панталонах. Она справилась с ними в мгновение ока. Легкое шевеление моего близкого друга заставило меня по-новому взглянуть на девушку.
С негромким возгласом удивления она смело взялась за меня обеими руками.
– О, милорд, какая прелесть! Какой ровный и гладкий, не то что эти багровые чудовища, переплетенные венами!
Женская похвала впечатлила моего друга, и он надменно вздыбился, обнажив голову.
– Как приятно видеть его таким! Он любит лесть, не правда ли, милорд?
Я невесело улыбнулся, глядя на нее, и вспомнил высказывание Попа[10] о том, что каждая женщина в душе распутна. Но несмотря на поведение моего друга, желание во мне еще не пробудилось.
– Ты когда-нибудь спала с мужчинами, Доркас?
Она зарумянилась, впервые выдав свою молодость и неопытность.
– Если хотите, я могу лечь с вами, милорд.
Дерзкий малый грустно поник. Дефлорация девственниц не в моем вкусе.
– Ладно, забудь об этом, детка. Иди спать.
Но вместо того, чтобы отпустить моего приятеля, она продолжала поглаживать его с выражением благодарности и облегчения на лице.
– Но ведь вам больно, милорд. Если вам угодно, я сумею облегчить эту боль. Присядьте на край постели.
Завороженный и охваченный любопытством, я подчинился. Улыбаясь, она встала на колени передо мной.
– Он такой красавец! Он заслуживает поцелуя, милорд.
Всегда готовое откликнуться на женские ласки, мое изнуренное копье мгновенно пробудилось к жизни от прикосновения ее губ. Ободренная таким началом, Доркас принялась с воодушевлением ублажать меня.
Вывод: в Англии принято называть подобные услуги «французской любовью». Однако, поскольку очаровательное создание, стоящее на коленях меж моих раздвинутых ног, было родом из Нортумберленда, ее энтузиазм позволил мне прийти к заключению, что в название подобных утех необходимо внести географическую поправку. Вероятно, их следует именовать «вселенской любовью».
Пробили часы. Себастьян отложил перо и с довольной улыбкой промокнул только что написанную страницу. К сожалению, неотложные дела вынуждали его на время прервать приятные воспоминания.
Поход Себастьяна в Британский музей имел две цели: прежде всего ему не терпелось осмотреть уникальный экспонат, Розеттский камень,[11] привезенный вместе с прочими трофеями из Александрии после победы английских войск над армией Бонапарта в сражении на Ниле два года назад. Кроме того, Себастьяну предстояло представить отчет генералу Лесли Армстронгу.
При посредничестве Армстронга конногвардейский полк время от времени пользовался результатами научных исследований Себастьяна; в последний раз это случилось в Каире, в 1801 году. Он подозревал, что и на этот раз армии потребуется его помощь в пресечении попыток Наполеона Бонапарта расширить границы своей империи.
Себастьян с порога заметил красный мундир генерала, расшитый золотом и украшенный крупными пуговицами. В облике этого человека, который некогда считался одним из самых многообещающих офицеров колониальной армии ее величества, было нечто монументальное. Армстронг был приятелем Симона д’Арси и выступал секундантом во время дуэли, стоившей последнему жизни.
– Генерал, – холодно поприветствовал Себастьян.
Старый вояка окинул бесстрастным взглядом бутылочно-зеленый сюртук молодого человека, его канареечно-желтый жилет, панталоны, чулки и туфли. Прослужив всю жизнь в армии, Армстронг не признавал штатскую одежду. Юноша, с которым он не виделся без малого три года, казался ему незнакомцем.
– Д’Арси? Черт побери, так и есть! А вы изменились. Лопни мои глаза, вы стали настоящим денди!
– Пожалуй, да, – спокойно отозвался Себастьян. – Как там на войне, генерал?
При упоминании о войне Армстронг склонил убеленную сединой голову.
– Давайте пройдемся, д’Арси, я кое-что расскажу вам.
Четверть часа они бродили по длинным залам, заполненным древними экспонатами, на которые не удосужились взглянуть. Эта экскурсия была чистейшей формальностью: им требовалось обсудить наедине главную причину встречи. О серьезности положения Себастьян догадался не столько по словам генерала, сколько по его приглушенному тону, сменившему обычный командный голос.
– Мы потеряли преимущество, которого добились, объявив войну без предупреждения в мае прошлого года, – с досадой объяснял Армстронг. – Бонапарт был застигнут врасплох. Действовать следовало немедленно. Но увы! – Он повернул к юноше искаженное хмурой гримасой лицо. – Этот корсиканский выскочка не шутит. На сей раз при малейшей провокации он форсирует пролив!
– Значит, надо избегать провокаций, – отозвался Себастьян.
– Черт возьми, Себастьян, неужто вы разделяете взгляды сторонников примирения?
Себастьян пожал плечами, услышав упрек в недостатке патриотизма.
– Вы пригласили меня сюда, чтобы попенять на мои политические взгляды?
– Нет. – Генерал вдруг свернул в безлюдный зал, где была выставлена коллекция греческих мраморных статуй. – Мы по-прежнему держим блокаду, но какой ценой! Угрозы Бони заставили нас отвлечь флот от защиты наших интересов в колониях. И все же в цепи обороны есть слабое звено. Оно образуется, когда нашим судам придется уйти в порт, чтобы пополнить запасы воды и провианта.
