Сергей Плачинда - Роксолана. Королева Османской империи (сборник)
— Князь Глинский в Кракове? — удивленно спросила пани Висовская. — Не побоялся туда ехать?
— А почему он должен бояться? — тоже удивился пан Ярема.
— Да… я слышала… разные ходят слухи, — и старая пани замолчала.
— Можно узнать, что за слухи? — насторожился молодой путник.
— Не знаю, как и сказать, — тихо сказала пани.
— Однако… все же, какие слухи? — настаивал пан Ярема.
— Да разные ходят сплетни… не знаю, кто их распространяет. Будто наш князь в некоторой степени виноват в смерти покойного короля Александра. Сплетни глупые, но ходят упорно по всей Черниговщине и за ее окрестностями. Кто их пускает — неизвестно, но слышала от уважаемых людей. Теперь все чего-то ждут, с опаской оглядываются, крестятся и шепчут молитвы.
— Гм… — хмыкнул пан Ярема.
По всему было видно, что эта новость его очень смутила, он склонил голову и о чем-то думал.
— Не надо ломать голову над тем, что говорят на улице… — перекрестился старый монах.
— Так, суета. Услышим всю правду от самого князя. Однако, надо надеяться, что скоро он вернется домой, и тогда все услышим из его правдивых уст.
Хозяйка поднялась и пригласила всех в трапезную.
— Вашему отряду, ясный пан, — говорила старая пани, — я уже предоставила отдых и пищу. Прошу не беспокоиться ни о чем.
Уважаемых гостей угощали от души, как и водится на Черниговщине, но обе пани, и старая, и молодая, поглядывали на молодого путника озабоченно: видно, хотели что-то спросить, но не знали, как начать беседу.
— Пан Ярема, видимо, уже закончил науку, — робко спросила хозяйка.
— Да, закончил за морем, — в какой-то задумчивости сказал тот.
— А теперь? — шепнула Настенька и зарделась.
— Теперь… гм… теперь должен был ехать с князем Глинским в Вавель, в краковский двор к новому вельможному пану королю. Зовет король непонятно для чего нашего князя… в гости или по какому-то другому делу. Видимо, князь уже в Кракове, я поеду чуть позже. Сейчас должен отвезти вас в Полтаву или прямо в село Санджары. Там лето всегда.
— Да, я это знаю, — просто сказала пани Висовская. — Мне пан старшина пишет, чтобы не задерживалась и отправлялась с Настей домой. Но я все же сомневаюсь: говорят, будто на Полтаву часто нападают ордынцы, и мне страшно. Да не сахар и в Чернигове, сами видите, что происходит здесь. Теперь и не знаю, как быть. Брат немедленно настаивает везти Настеньку домой, мол, пора. Науку, слава Богу, закончила и уже нечего сидеть: пишет благоразумно, как заботливый отец любимому дитю. Панна же на выданье…
И пани Висовская посмотрела на молодого человека. В разговор вмешался отец Паисий.
— Это верно… У пана сотника болит сердце, потому что знает о нашей стороне много больше, чем мы, живущие здесь. У нас очень опасно. Поэтому и я советовал бы ехать на Глинщину как можно быстрее. Правда, и я слышал, что там шныряют ордынцы, но края этого они не получат: боятся татары и Глинских, и Сангушко, а уж Вишневецких… недаром татары пугают своих детей князем Дмитрием.
Он помолчал немного — не скажет ли кто. Но никто не произнес ни слова.
— Я все же думаю, что король Сигизмунд не позволит обижать православных знатных персон, — продолжал отец.
— При дворе в Вавеле наших много. И ляхи, и литвины все же осторожничают: не пойдут на распри. Что пан Ярема скажет? — спросил он у молчаливого Сангушко.
Вольное казачество, XVI в.
Тот только погладил усы и взглянул на Настеньку.
— Надо ехать, — вздохнул он почему-то. — За этим именно я и здесь. Ведь панночка Настенька действительно на выданье: в степях свободных отгулять свадьбу. Что скажет пани?
— Скорее едем… едем: я больше боюсь поляков, чем татар, — вскрикнула она. — Поляки коварные, коварством и наносят обиды нам.
— Тогда пусть будет так, — твердо сказала тетя, — когда же едем?
— Завтра, послезавтра… — раздумывая, сказал пан Ярема. — Так или иначе, а на этой неделе должны ехать. В степи — так в степи! Ордынец действительно опасается князей наших, а более всего надворных казаков: пан Дмитрий уже не раз и не два заглядывал за пределы Дикого Поля, напугал немного недобитые отряды Золотой Орды, едем на днях!
В большой семье Сангушко и Висовских давно уже знали о помолвке молодой пары — пана Яремы и панны Насти, знали и то, что венчание должно состояться осенью, поэтому все без обиняков говорили просто про семейный праздник, про свадьбу в степи. Такое приятное событие случалось нечасто в среде воинственного панства, которое жило в больших хлопотах, напряжении и распрях. Все готовились к свадьбе.
На следующий день пан Ярема кое-что купил к свадьбе и заодно осмотрел и Успенскую церковь: польские паны полностью разорили храм, но все же, по его мнению, беду можно было поправить. На то время и отец уже получил благую весть от архимандрита: будто король приказал вернуть храм «обществу греческой веры» и еще накричал на польского старшину молодого Забжезинского, отец которого был знатной персоной при Вавеле.
Отец Паисий немного повеселел, но все же не слишком верил тем архимандритским вестям, хорошо зная, как паны магнаты слушаются королевских приказов:
— Не так король досаждает, как его корольки, — говорил он пани Висовской, благословляя всех в дальний путь.
В конце недели все панство, сопровождаемое гайдуками, выехало на Глинщину в имение старого пана, сотника Дороша Висовского. Выехали утром в добрый час и быстро доехали до границ Вишневетчины. Кругом было тихо, безопасно. Старая пани Висовская не боялась, но внимательно вглядывалась в горизонт: не появилась ли случайно где-то островерхая татарская шапка. Эскорт все же был почтенный. Казаки были спокойны, и их способность на все смотреть равнодушно даже и в минуты большой опасности невольно успокаивала. Успокоилась и пани Висовская, она даже приказала остановиться на маленькой полянке. Настенька тоже спокойно осматривала степь: она ничего не боялась, потому что здесь был пан Ярема! Это много значило, и еще больше значило в такое суровое время, которое взрастило эту породу мужественных, закаленных южными степями людей, умеющих и защищаться, и нападать… Именно тогда прославились необузданным рвением и грубой натурой не только такие рыцари боевого духа, как Байда Вишневецкий, Предслав Ланцкоронский, Самуил Зборовский или Остап Дашкович, основатели постоянной защиты наших пограничных степей, но и воинственные женщины, такие как Барзобагата, Гулевичова, Анна Монтовтова… Такой могла стать и панна Настенька во времена этого лихолетья. Татары, ляхи, литвины и различные еще там степные бродяги невольно закаляли оседлых степняков, делали и хуторян несгибаемыми тружениками, стойкими пахарями и воинами, которые научились сражаться с врагами не только за землю, но и за свою независимость, свою Отчизну, возведенную на земле древней державы Киевской Руси.
