Алина Знаменская - Рябиновый мед. Августина
Дошли до села. Вот вдалеке вчерашняя церковь на взгорке. Маша сняла рюкзак, опустила на землю резиновые сапоги.
— Отдыхайте, ребята, а я схожу в церковь. Не забоитесь одни?
— Чего ж нам бояться днем-то? — деловито отозвался Владик. По всему было видно, что предложение поспать ему понравилось. Оба мальчика тут же улеглись на теплую шелковистую траву и под равномерный шелест берез быстро сморились — бессонная ночь сказывалась.
Маша направилась в церковь, ибо жаждала душевного равновесия. Она торопилась, предвкушая, как ступит в прохладу каменного притвора, где по стенам синевато-сиреневая роспись ярославских богомазов, а дальше — строгий ряд знакомых с детства ликов — Богоматерь, Спаситель, Николай-угодник, Серафим Саровский… Войдешь, и будто в доме у родных очутишься. Тепло польется с икон тебе в сердце, и молиться станет легко и радостно.
Издалека увидела — у церкви толпится народ. Обрадовалась — служба будет. Подошла поближе и заметила, что возле церкви происходит что-то странное. По одну сторону, у колокольни, стояла запряженная одноконная телега. У телеги топтался милиционер и курил, то и дело посматривая на центральную дверь. Там шевелился народ — бабы сокрушенно качали головами, вздыхали и крестились, мужики толкались, пытаясь проникнуть внутрь храма, что-то гневно выкрикивая. Но в храм их не пускали — загораживал вход второй милиционер. Он старался казаться невозмутимым и молчал, отворачиваясь, как бы не замечая волнения мужиков.
Но вот и он, желая смягчить обстановку, обратился к сельчанам с улыбкой:
— До чего ж вы темный народ, мужики. Где он, ваш Бог? Нету Бога-то, научно доказано!
— Не мели языком-то, Емеля! — оборвали его из толпы. — Отпусти батюшку!
Милиционер вздохнул и отвернулся, Всем видом показывая, что не желает разговаривать с такой темнотой.
Маша троекратно перекрестилась на церковь, поклонилась и обратилась к молодой женщине, что стояла ближе других:
— Что-то случилось?
— Дак батюшку нашего забирают, — с горечью пожаловалась та. — На службу пожаловали и, народу не стыдясь, подступили. Где видано такое?
— Доброго-то человека под стражу, с ружьем, а хулиганам — нет ничего! — поддержали из толпы.
В эту минуту милиционер, стоявший у дверей храма, отступил на шаг и пропустил вперед себя сельского батюшку — низенького тщедушного старичка с добрым спокойным взглядом. Пропустив, двинулся следом, нависнув над ним грозной тенью.
Увидев попа, толпа зашевелилась, кто-то запричитал, кто-то, напротив, стал пробираться поближе.
— Ничего, дорогие мои. Все образуется, — донеслись до Маши слова священника. ~~ Смиритесь и молитесь обо мне.
— Не отдадим! — крикнул кто-то. — Все отобрали, так хоть Бога оставьте, нехристи!
Толпа на все лады вторила кричавшему.
Сопровождавший попа милиционер побледнел и беспокойно огляделся. Стоявший у телеги бросил папироску и взялся за вожжи. Напряжение товарища передалось и ему. Толпа зашумела, придвинулась к своему батюшке. Со всех сторон потянулись руки к нему, то ли пытающиеся защитить, то ли дотронуться на прощание.
Батюшка повернулся к дверям, над которыми помещался образ Спасителя, перекрестился, поклонился в пояс и сказал:
— Простите меня, недостойного, братия и сестры, ежели что не так…
Кто-то из женщин громко всхлипнул и зашелся слезами. Кто-то заголосил.
Батюшка, тихо творя молитву, направился туда, куда указал ему сопровождающий милиционер. Но по пути милиционера оттеснила наседающая толпа. Увидев это, другой страж порядка двинулся навстречу батюшке и поспешно повел его к телеге, ограждая растопыренными руками от прихожан. Народу у храма собралось не менее двухсот человек — по случаю воскресенья пришли из близлежащих деревень. Настроение вокруг храма накалялось. Милиционер, зажатый толпой, кричал, потрясая над головой пистолетом:
— Разойдись! Стрелять буду!
Но из распахнутых дверей церкви неожиданно вывалилась толпа воодушевленных мероприятием комсомольцев. Они с энтузиазмом тащили наружу иконы, не осознав и не почувствован покуда настроения односельчан. Вероятно, для них в церкви только что происходило что-то веселое, поскольку и они сами, и сопровождавший их молоденький третий милиционер весело смеялись и добродушно щурились, выскочив из полумрака помещения на солнечный свет. И по инерции, молодые и эгоистичные в своем настроении, не сразу поняли они, что происходит возле церкви. Кровь кипела у комсомольцев, хотелось результата своей деятельности немедленно, сейчас. Прикрывшись иконами, как щитами, комсомольцы продрались к столу, на котором в теплое время года ставили воду для водосвятия и яблоки в Яблочный спас, вскочили на дубовую его поверхность и свистом и криками привлекли к себе внимание.
— Эй, народ! — крикнул вихрастый парень с веснушчатым крестьянским лицом. Он держал в руках образ Сергия Радонежского. — Сколько можно жить во мраке? Кончай религию!
И со всего маху бросил икону на землю. Доска треснула, надломилась посередине.
Народ ахнул и на секунду умолк. Молчание это было нехорошим.
Молоденький милиционер первым почувствовал настроение толпы. Увидел своего товарища, зажатого плечистыми мужиками, стал бочком протискиваться к телеге. Комсомольцам не дали выступить — мужики стащили парня со стола.
— Чего глазеть на них? — крикнул кто-то из баб. — Отберите иконы-то! Попортют…
— Бей их! — подхватили мужики. Началась потасовка.
Вмиг комсомольцы оказались в гуще рассерженной толпы. Иконы передавали по рукам, выносили из людской гущи, несли потихоньку к домам. Милиционеры, теряя пуговицы, продирались сквозь дерущихся сельчан, ругались, отбивались, угрожали, но их никто не слушал.
Тот, что недавно стоял у телеги, теперь погонял мерина вожжами, увозя батюшку прочь от церкви. Пыль стояла за телегой. Двум милиционерам все никак не удавалось выбраться из толпы — их толкали, не пускали, кричали на них и в конце концов вовсе оттеснили от дороги, как раз в ту сторону, где стояла Маша.
Ее коснулось горячее дыхание милиционера, когда он раскрыл кобуру и выхватил оружие.
— Всем назад! — срывающимся голосом завопил он. — Стреляю в каждого, кто сделает хоть шаг! И выстрелил в воздух. Выстрел раздался у Маши над самой головой, она пригнулась и на миг оглохла. Увидела, как милиционеры, отстреливаясь, бегут прочь. Как толпа вмиг рассредоточилась и стала реже, но больше по территории. Комсомольцы скатывались с пригорка в сторону леса, уворачиваясь от летящих в них огурцов и камней. Толпа, улюлюкая, двинулась следом.
