Хавьер Аспейтья - Плач Минотавра
— Прости, господин, но царица Пасифая не предупредила меня, что вино тебе должен подносить молодой и красивый юноша…
— Что вообразила себе эта женщина? Ладно, налей мне вина и убирайся отсюда.
Новый виночерпий прикинул в уме, сколько шансов есть у него сохранить это место: выходило, что почти никаких.
— Я вижу, ты чем-то обеспокоен, господин. Быть может, толстый и неуклюжий виночерпий может тебе чем-нибудь помочь? Моя голова работает куда как лучше моих рук, которые трясутся от страха всякий раз, как я вижу тебя.
Минос сел. Виночерпий, снова наполняя ему чашу, продолжал говорить, словно про себя:
— Ты, я полагаю, попал в трудное положение. Даже отсюда слышно, как публика восхваляет Пасифаю. Впрочем, почему бы тебе не сохранить жизнь этому быку? Разве что есть еще какие-то обстоятельства, о которых никто не знает…
Минос покосился на дерзкого слугу, но тот, казалось, отвечал своим собственным мыслям.
— Как тебя зовут?
— Дедал, господин. Могу заверить тебя в своей преданности. Пасифая меня почти не знает. Она лишь дала мне должность твоего виночерпия. Я изгнанный критянин, недавно вернувшийся из Афин, известный изобретатель и мудрец, человек, который умеет добиваться успеха в любых делах. Незадолго до свадьбы твоя нареченная подобрала меня на берегу, где я очутился, потерпев кораблекрушение. Царица очень красива и добра.
— Скажи мне, как бы ты поступил, если бы ненароком пообещал сделать две взаимоисключающие вещи?
— Не все то, что кажется несовместимым, на самом деле несовместимо.
— Согласен. Но как убить быка, оставив его в живых?
На размышления у Дедала ушло чуть больше секунды.
— Мне кажется, что мы с тобой говорим о двух разных быках, господин.
Говорящая голова
На следующее утро Минос вместе со своими ахейскими советниками и Дедалом отправился на поле, где паслось царское стадо. Пожилые советники с опаской и недоумением глядели на полуобнаженного великана в маске с двусторонним топором в руках, замыкавшего процессию. Дойдя до места, Софиас, самый старый из ахейцев, сел на землю, прислонившись к стволу тиса, и скрестил ноги. На Дедала он смотрел с подозрением, как на проходимца.
— Друзья мои, — Минос с улыбкой повернулся к старикам, — мой отчим Астерий учил меня всегда слушать голос Совета при самых важных решениях. Так вот, сегодня я должен выбрать лучшего из своих быков, чтобы принести его в жертву моему покровителю Посейдону…
— Проклятье, Минос. Ты ради этого нас сюда притащил? — говоря это, Софиас даже не взглянул на стадо. — О чем здесь спорить. Ты отлично знаешь, что бык, которого послал тебе Посейдон, — лучший из лучших. Потому его и выбрали для игр, а танец царицы Пасифаи лишь доказывает верность такого выбора. Быка нужно помиловать, а не заменить; если мы поступим иначе, в народе…
Одним ударом палач снес голову Софиаса, засадив топор глубоко в дерево, на которое опирался старик.
— …растет недовольство, — отчетливо произнесла голова Софиаса, слетев с плеч и упав на подол туники убитого.
— Я уверен, что вы сможете дать мне правильный совет, — продолжил Минос, как ни в чем не бывало. — Скажите, какого быка, на ваш взгляд, мы должны принести в жертву?
На минуту воцарилась тишина. Затем палач с силой выдернул топор из ствола, опер его обухом о землю и из-под маски внимательно посмотрел на лица оцепеневших советников. Лишь Дедал спокойно сидел на корточках спиной к Совету, созерцая открывавшийся перед ним пейзаж Наконец слово взял один из молодых советников:
— Не кажется ли тебе, господин, — начал он дрожащим голосом, — что вон тот здоровый черный бык, что пасется в стороне от других, станет достойной жертвой?
— Тот, что сейчас смотрит на нас? — с напускным интересом спросил Минос. — Не знаю… Что думает по этому поводу Совет?
Все с тревогой посмотрели на стадо. В нем выделялась величественная фигура белого быка, боровшегося с Пасифаей. Палач даже не шевельнулся. Нестройный хор голосов повторял, что бык хорош и что лучше жертвы не найти.
— Ну вот и отлично, — не переставая улыбаться, сказал Минос, — похоже, что мы пришли к соглашению. Прежде чем начать голосование, я хотел бы представить вам Дедала, моего нового старшего советника. — (Дедал поднялся с земли и отвесил членам Совета шутовской поклон.) — Я решил освободить Софиаса от этой должности, тяжким грузом давившей на его старые плечи. Мне кажется, он заслужил отдых. Долгий отдых.
Гадание по внутренностям
На бледном сумеречном небе взошла луна и осветила до отказа забитые людьми террасы дворца. К приходу Миноса жертвенного быка привязали к двум столбам, вкопанным посреди центрального двора. Пока его вели на место заклания, зверь вел себя покорно и как-то безразлично.
— Начнем, — сказал Минос, довольный тем, что все наконец пошло так, как ему хотелось.
Царь вытянул вперед руки, и жрицы омыли их водой из священного источника. Затем он взял большую глиняную чашу с зерном и высыпал его на голову жертвенного быка, который недовольно затряс выкрашенными для ритуала в золотой цвет рогами. Ахейцы решили, что бык соглашается, чтобы его принесли в жертву.
Минос слегка ударил животное по морде, и ряды зрителей замерли в ожидании. Царь вырвал у быка из загривка клок волос, бросил его в огонь и хриплым голосом завел хвалебную песнь Посейдону.
Затем палач передал царю ритуальный двусторонний топор. Минос, встав перед быком, занес секиру, завел ее за спину и с жутким криком обрушил удар на загривок животного, буквально разрубив его надвое и вогнав голову агонизирующего быка в землю. Довольный собой, царь поднял топор над головой, ожидая услышать крики одобрения, но их не было. Затем жрицы собрали кровь в ритуальный сосуд в форме бычьей головы, чтобы оросить ею землю, смешанную с оливковым маслом, вином и молоком, а палач принялся свежевать тушу. Пасифая, до того угрюмо и неподвижно наблюдавшая за происходящим, с помощью двух слуг перевернула ее и сделала длинный, широкий надрез ритуальным ножом. Стоявшие неподалеку с трудом сдержали гримасу отвращения, когда их ноздрей коснулся отвратительный запах больных кишок. Пасифая же умело выпотрошила быка и принялась читать по внутренностям будущее. Когда она подняла вверх окровавленные руки, во взгляде ее не было и тени сомнения.
— Эта жертва не угодна ни моей Матери, ни Посейдону, для которого ее выбрал Минос. Внутренности говорят, что нас ждет несчастье.
Затем Пасифая глубоко вдохнула, приготовившись произнести пророчество. Каждое слово ранило ее подобно кинжалу, но в тот вечер из уст Пасифаи звучал хриплый голос Богини:
