Элизабет Чедвик - Летняя королева
Сегодня он получил корону Аквитании, и выражение гордости и удовлетворения на его лице, когда ему на голову надели этот символ власти, вызвало у Алиеноры негодование и смутные опасения. У нее создалось такое впечатление, будто он принял Аквитанию как нечто само собой разумеющееся, – выходило, корона теперь принадлежит ему потому, что так захотел Господь. Получая свою корону рядом с мужем, она проявила достаточную политическую прозорливость, сохранив бесстрастность на лице. Однако, увидев, как он восседает на троне герцога с выражением превосходства, девушка заново испытала горестное чувство потери и тоски по отцу, удостоверившись, что Людовику никогда его не заменить.
– Вот вы где! – По садовой тропинке торопливо приближалась Флорета. – Вас везде обыскались. Еще немного, и совсем стемнеет.
– Я думала об отце. Как жаль, что его уже нет, – задумчиво призналась Алиенора.
– Нам всем жаль, госпожа, – посочувствовала ей Флорета, но добавила резко и деловито: – Тем не менее нужно довольствоваться тем, что имеем. Он сделал все, что было в его силах, лишь бы обеспечить вам надежное будущее.
Алиенора со вздохом поднялась и отряхнула юбки. Над зубчатой стеной замигали первые звездочки, но прохладнее по-прежнему не становилось.
– А еще я думала о маме. Мне ее тоже не хватает.
– Вас назвали в ее честь. – Флорета обняла Алиенору. – Она навсегда останется с вами. Наверняка и сейчас наблюдает за нами с небес.
Алиенора повернулась, чтобы вместе с ней отправиться во дворец. Небеса – это, конечно, хорошо, но ей очень не хватало присутствия мамы в этом мире. Как было бы здорово вновь оказаться в ее объятиях, чтобы потом мама подоткнула вокруг одеяльце, словно ребенку. Ей хотелось, чтобы кто-то снял груз с ее плеч и позволил уснуть, ни о чем не беспокоясь. Флорета при всей своей заботливости никогда бы не поняла истинную глубину ее горя. Да и никто бы не понял.
В ту ночь Людовик пылко занимался любовью, стремясь исполнить свой долг и продолжить величайший успех дня, когда он получил титул герцога Аквитании. Алиенора бурно отвечала ему, поскольку ей казалось, что иначе она потеряет саму себя, и они закончили, взмокнув и задыхаясь в крепких объятиях, оставивших у нее впечатление, будто ее протащили сквозь сердцевину грозы. Людовик, во всяком случае, точно вел себя как ударенный молнией, а когда они потом молились, то он долго стоял перед своим маленьким алтарем, прячась под упавшими на лицо влажными светлыми волосами и крепко сжимая руки до побелевших костяшек.
– Я тут подумала, нам следует посетить аббатство в Сенте, – сказала Алиенора, когда они в конце концов вернулись в постель. – Моя тетушка Агнесса служит там аббатисой. Она сестра моего отца и не могла присутствовать на свадьбе. Теперь, когда я окончательно стала герцогиней, я хочу сделать пожертвование аббатству.
Людовик сонно кивнул:
– Хорошее дело.
– Еще хочу посетить могилу матери и превратить ее часовню в настоящее аббатство.
И снова муж выразил согласие.
Алиенора чмокнула его в плечо:
– Может, нам задержаться в Аквитании подольше?
Она почувствовала, как он напрягся.
– Зачем?
– Некоторые вассалы до сих пор не принесли клятву верности. Если мы уедем, не дождавшись их присяги, то они решат, что могут поступать, как им вздумается. Нам нужна их лояльность, и чем дольше мы здесь пробудем, тем большей верности добьемся от людей. – Она покрыла короткими легкими поцелуями его ключицу и шею. – А ты отошлешь Сугерия и остальных обратно во Францию, чтобы принимать собственные решения, а не слушать других, которые только и знают, что руководят тобой.
Людовик помолчал, переваривая услышанное, а затем произнес:
– Сколько еще ты хочешь здесь пробыть?
Алиенора надула губки, уткнувшись ему в шею. Сколько она сможет удержать его в Аквитании – был честный ответ.
– Совсем недолго, – подластилась она. – Пока не станет прохладнее, чтобы путешествовать с удобствами, да и вассалы пусть успокоятся.
Он заворчал, повернулся на бок, отстраняясь от нее, и укрылся простыней по горло.
– Я подумаю над этим, – пообещал Людовик.
Алиенора не стала больше наседать. Пусть это будет его идея, с которой он свыкнется до утра. А она поработает над ним снова следующие несколько дней по пути в Сент. Чем дольше они останутся в Аквитании, тем лучше для нее.
Среди ночи Алиенору разбудил громкий стук в дверь, за которым последовал щелчок щеколды и внезапная вспышка факела. Она села рывком в постели, все еще борясь со сном, и встревоженно вскрикнула, когда Рауль де Вермандуа распахнул полог. Он бросил оценивающий взгляд на спутанные волосы и нагое тело и тут же перевел его на дальний край кровати, где Людовик уже садился, щурясь от пламени факела в руках оруженосца.
– Что такое? – сонно спросил Людовик.
– Из дворца пришла печальная весть, сир. – Рауль опустился на одно колено и склонил голову. – Вашему отцу и господину стало хуже пять дней назад в Бетизи, и сегодня, в сумерках, он отдал душу Всевышнему. Вы должны немедленно вернуться во Францию.
Людовик тупо уставился на него. Алиенора прижала руку ко рту, внимая словам Рауля, и сразу поняла суть дела. Боже Всевышний, это означало, что Людовик – король Франции, она – королева. И все ее планы остаться в Аквитании превратились в пыль на ветру. Теперь им придется отправиться в Париж, но не просто для того, чтобы присоединиться к королевской семье, а возглавить ее.
Людовик, пошатываясь, слез с кровати и опустился на колени перед своим алтарем, склонив голову над сжатыми руками.
– Святой Петр, прошу тебя сделать так, чтобы мой отец попал на небеса! Господь, будь милостив, Господь, будь милостив… – без конца повторял он.
Рауль с ужасом смотрел на него:
– Сир?
Взяв себя в руки, Алиенора накинула сорочку и повернулась к Раулю. Рубаха на нем была надета наизнанку, густые светлые волосы торчали клочками, словно он явился в опочивальню прямо с кровати.
– Аббату Сугерию уже сообщили?
Рауль поморщился:
– Я послал за ним слугу. Он ужинал с архиепископом и собирался остаться у него до завтра.
Алиенора давно подметила трения между Сугерием и Раулем де Вермандуа. Эти двое не сошлись характерами, хотя оба яростно бы это отрицали.
– Нам нужно одеться и успокоиться, господин.
Взгляд Рауля казался более пристальным, чем обычно. Словно он заново пересматривал то, что прежде недооценил. Вельможа поклонился:
– Я пришлю ваших слуг.
– Нет, – сказала Алиенора. – Я сама их позову через минуту-другую. Мой супруг крайне огорчен, и было бы неблагоразумно, если бы они увидели его в таком состоянии. Так что у вас будет время разобраться со своей рубахой, прежде чем приедет добрый аббат.
