Мэри Маргарет Кей - Дворец ветров
Несколько мгновений Анджули молчала, а потом заговорила бесцветным, невыразительным голосом:
– Если Шу-шу скажут, что я погибла во время бури и ей придется ехать в Бхитхор одной, она обезумеет от горя и страха и никто не сможет совладать с ней. Нанду здесь нет, а он единственный имел на нее влияние. Говорю тебе: я знаю ее, а ты нет. Несмотря на свою любовь к ней, я вижу все ее недостатки – как и свои собственные. Я знаю, что она избалована, эгоистична и своевольна и что она дочь Джану-рани. Но я знаю также, что она добра, преданна и очень доверчива, и я не допущу, чтобы она умерла из-за меня. Допусти я такое, разве смог бы ты любить меня? Зная, что я тоже эгоистична и своевольна, а вдобавок вероломна? И еще жестока! Ибо я стала бы такой, когда бы подвергла опасности жизнь и рассудок младшей сестры ради собственного счастья.
– А мое счастье? – спросил Аш резким от боли голосом. – Мое счастье ничего не значит?
Но все было без толку. Никакие его слова не могли ничего изменить. Он использовал все доводы и возражения, какие только мог придумать, и под конец снова овладел Джули, с животной яростью, причинявшей боль и оставлявшей синяки на теле, но все же достаточно умело, чтобы вызвать у нее ответные судороги, мучительные и сладостные одновременно. Но когда все закончилось и они, обессиленные и задыхающиеся, замерли в объятиях друг у друга, она по-прежнему смогла сказать лишь одно: «Я не предам ее». И Аш понял, что Шушила победила, а он потерпел поражение. Он разжал руки, отстранился от Джули и лег навзничь, уставившись в темноту. Долгое время никто из них не произносил ни слова.
Было так тихо, что он слышал собственное дыхание и тихий металлический звон, доносившийся из внешней пещеры, – это одна из привязанных лошадей беспокойно мотала головой. Прошло порядочно времени, прежде чем Аш сообразил, что означает эта тишина: ветер стих, причем, по-видимому, уже довольно давно, так как он не помнил, когда в последний раз слышал вибрирующий гул, раскатывающийся по пещерам. Не меньше часа назад, а вполне возможно, и больше. Следовательно, чем скорее они тронутся в путь, тем лучше. Если они собираются вернуться в лагерь, разумнее сделать это под покровом темноты и надеяться, что в царящей там суматохе их прибытие не привлечет всеобщего внимания.
Джули, остававшейся несколько часов в обществе одного-единственного мужчины, придется несладко. Но пыльная буря послужит оправданием; а если они поторопятся, возможно, скандала удастся избежать по той простой причине, что ситуация, в которой они оказались, явно не располагала к флирту и сам лагерь, скорее всего еще находится в таком беспорядке, что едва ли у многих найдется свободное время для досужих сплетен и домыслов. Если повезет, Джули отделается суровым выговором за то, что ускакала слишком далеко от сестры и дяди, и никто никогда не заподозрит… Внезапно в голову Ашу пришла новая мысль, и он резко сказал:
– Тебе нельзя возвращаться, Джули. Это слишком опасно. Он все равно узнает.
– Кто узнает? – Голос Анджули звучал сдавленно, словно она плакала. – Что узнает?
– Рана. Он обнаружит, что ты не девственна, как только ляжет с тобой, и тогда быть беде. Вряд ли он простит такое или согласится взять женщину, принадлежавшую другому мужчине. Он захочет знать, кто и когда, а если ты не скажешь, выбьет из тебя признание и отправит тебя обратно к сводному брату, с отрезанным носом и без приданого. А когда ты окажешься в руках своего драгоценного братца, он либо предаст тебя мучительной смерти, либо отрежет тебе ноги и оставит жить калекой в назидание другим женщинам. И какая тогда Шушиле будет польза от тебя? Нет, Джули, нет. Ты сожгла свои корабли и не можешь вернуться.
– Нет, могу, ведь я должна, – хрипло проговорила Анджули. – Он не узнает, потому что… – Ее голос дрогнул, но она взяла себя в руки. – Потому что есть… разные способы.
– Какие способы? Ты не знаешь, о чем говоришь. Ты просто не можешь знать…
– О разных уловках из арсенала шлюх? Но я знаю… – Она тяжело сглотнула. – Ты забыл, что меня воспитали служанки дворцового занана и что у любого раджи много женщин помимо жен. Наложницы знают все приемы и хитрости для ублажения или обмана мужчин и свободно разговаривают о подобных вещах, поскольку больше им разговаривать не о чем и поскольку они считают, что все женщины должны владеть таким искусством… – Молодой голос стих на мгновение, а потом продолжил, очень спокойно: – Я не хотела говорить тебе этого, но, если бы я не знала наверное, что сумею в нужный момент обмануть рану, я бы не отдалась тебе.
Слова падали в темноту, точно капли ледяной воды, отражаясь тихим эхом от стен пещеры, и Ашу показалось, будто сквозь сердце у него проползла тонкая холодная струйка. И он сказал резко, с умышленной жестокостью:
– Полагаю, ты также подумала о том, что станет с ребенком – моим ребенком, – если ты забеременела? Его законным отцом будет рана. Вдруг он захочет вырастить из него второго Нанду или Лалджи? Об этом ты подумала?
– Биджу Рама приставила к Лалджи нотч, а не мой отец, – спокойно сказала Анджули. – И я думаю, именно мать при желании может сформировать характер ребенка в первые годы жизни и направить его по правильному пути. Именно на нее он смотрит в детстве, а не на своего отца. Если боги пошлют мне ребенка от тебя, я не испорчу его, клянусь тебе. Я позабочусь о том, чтобы из него вырос принц, которым мы сможем гордиться.
– Какая мне будет польза от этого, если я никогда его не увижу? И возможно даже, не узнаю о его существовании?
На мгновение Ашу показалось, что Анджули не собирается отвечать на вопрос, но потом она прошептала:
– Прости меня. Я… я не подумала – я хотела этого для себя одной, для своего собственного успокоения… Я поступила эгоистично… – Горло у нее сдавило от рыданий, но после короткой паузы она продолжила ровным голосом: – Но сделанного не поправишь, а будущее не в наших руках.
– Нет! Оно все еще в наших руках! Ты можешь уехать со мной – ради ребенка, если не ради меня. Обещай мне, что уедешь со мной, коли ты забеременела. Ведь это ты можешь сделать? Я не поверю, что Шу-шу значит для тебя больше, чем мой ребенок, или что ты пожертвуешь его будущим ради нее. Обещай мне, ларла!
Ответом ему служило только эхо. Анджули молчала, но молчание ее было красноречивым и без слов повторяло то, что она говорила раньше: она уже дала слово Шу-шу, и слово это нерушимо…
У Аша перехватило горло, однако в гневе своем он заговорил через силу, яростно бросая слова в непреклонную тишину:
– Неужели ты не понимаешь, каково мне будет жить, зная, что мой ребенок принадлежит другому мужчине, который вправе поступать с ним, как сочтет нужным? Продать любому, кого выберет, – как продали тебя с сестрой!
