Виктория Холт - Рожденная для славы
С особенным удовольствием я отправляюсь в продолжительные поездки по стране, потому что народ должен видеть свою государыню.
Я привыкла к проявлениям признательности и восторга, а потому испытала нешуточное потрясение, когда выяснилось, что в толпе может оказаться и враг.
Однажды я гуляла по саду в Хэмптоне. У решетки, как обычно, собрался народ. Вдруг раздались крики, и я увидела, что гвардейцы волокут кого-то в сторону. На траве валялся пистолет. Один из солдат подобрал его и бросился вдогонку за товарищами.
Наступила тишина, потом кто-то крикнул:
— Боже, храни королеву! Смерть врагам ее величества!
Лишь тогда я догадалась, что на меня чуть было не совершили покушение.
Нарочито неспешной походкой я направилась дальше, чтобы зрители не подумали, будто я испугалась. У решетки я остановилась и заговорила с людьми. Кто-то принес прошение, кто-то петицию. Я внимательно прочитала эти бумаги и пообещала, что они будут надлежащим образом рассмотрены моими советниками. Эти последние слова я подчеркнула особо, чтобы в случае отказа проситель злился не на меня, а на моих чиновников.
Вернувшись во дворец, я потребовала объяснить, что же все-таки произошло в парке, и сказала, что лично допрошу несостоявшегося убийцу.
К моему изумлению, в комнату ввели женщину. Она остановилась на пороге, окруженная стражей, и с вызовом посмотрела на меня.
— Кто вы такая? — спросила я. — Действительно ли вы хотели меня убить?
— Меня зовут Маргарет Ламбрен, — ответила женщина. — И я действительно хотела вас убить.
— Что ж, по крайней мере, честно. Вы, если я не ошибаюсь, шотландка?
— Да.
— Так я и подумала. Шотландцы — нация убийц. Моим предкам ваш народ доставил немало хлопот. Почему вы решили умертвить королеву?
— Вы убили мою королеву и моего мужа. Я должна была отомстить.
— Вы говорите о королеве Марии, которую осудили за государственную измену и намерение лишить меня жизни?
Женщина молчала.
— Это правда, вы сами знаете, — негромко заметила я.
— Мой муж служил ее величеству. Когда ее казнили, он умер от горя.
— Лучше бы он остался жить и заботиться о своей жене, тогда она не совершала бы безрассудных поступков.
— Он любил королеву. Ее смерть разбила его сердце.
Бедная женщина! Вот этого говорить при мне никак не следовало. Я достаточно наслушалась про необыкновенные достоинства Марии Стюарт. Оказывается, она и с того света доставляет мне неприятности.
— У вас было два пистолета, — сказала я. — Вы собирались стрелять дважды?
— Вторую пулю я пустила бы в себя.
— Известно ли вам, Маргарет Ламбрен, что вас ожидает?
— Не имеет значения, — гордо ответила она. — Моя жизнь все равно закончена.
— Но вы еще молоды, могли бы жить и жить. Вот что я вам скажу: забудьте про вашего мужа. Он был недостоин вас, если умер от любви к другой женщине. О, я хорошо знаю мужчин. Поверьте, ни один из них не стоит того, чтобы жертвовать ради них жизнью. Вы честная женщина и много страдали. Я отпускаю вас.
Она ошеломленно уставилась на меня, потом рухнула на колени, все еще не оправившись от неожиданности.
— Полагаю, вам рассказали обо мне много небылиц, — продолжила я. — Та же несравненная возлюбленная вашего мужа, ведь она меня терпеть не могла. Эх вы, глупая женщина, разве можно из-за мужчины рисковать жизнью? Поднимайтесь и идите куда хотите. — Я обернулась к стражникам. — Отпустите ее.
Женщина заколебалась.
— Ваше величество, позвольте мне сказать несколько слов.
— Говорите.
— Там стоят люди… Для них вы — все равно что богиня.
— Что ж, не одной же Марии Стюарт быть совершенством.
— Люди вас обожают. А ее народ не любил никогда…
— Ну вот, милочка, теперь вы, кажется, прозрели и уже не считаете меня чудовищем.
— Вы великая королева. Если я выйду из ворот, толпа разорвет меня на части.
— Возможно, — согласилась я. — Но вы ведь хотели убить королеву. Неужто вы испугаетесь толпы?
Я наблюдала поистине удивительное превращение. Только что передо мной была бесстрашная фанатичка, и вот в мгновение ока она превратилась в довольно практичную особу, которой уже не хочется расставаться с жизнью.
Мое неожиданное милосердие сбило ее с толку и заставило задуматься о будущем, на котором эта женщина поставила было крест. Теперь она больше не торопилась умирать, жизнь вновь обрела для нее ценность.
— Если бы ваше величество помогли мне добраться до Франции, я могла бы начать там новую жизнь…
Я улыбнулась.
— Быть посему. Стража, уведите ее, проводите в порт и усадите на корабль.
Тут Маргарет Ламбрен посмотрела на меня с неподдельным восхищением, а я вновь улыбнулась. Пусть живет себе во Франции и чтит королеву Англии выше, чем некогда чтила королеву Шотландии.
* * *Члены Тайного Совета давно уже пытались уговорить меня перенести военные действия на испанскую территорию. Я не соглашалась, поскольку являюсь принципиальной противницей любых войн. Однако в конце концов они убедили меня, что их план хорош и сулит нам всяческие выгоды.
С 1581 года при моем дворе жил дон Антонио, свергнутый король Португалии. Он бы незаконнорожденным сыном брата последнего португальского короля. Испанцы не признали бастарда наследником, и португальскую корону забрал себе Филипп, чья мать приходилась усопшему королю родной сестрой. Герцог Альба вторгся в Португалию во главе армии, и дон Антонио был вынужден удалиться в изгнание.
Мы подолгу беседовали с ним, и я знала, как страстно жаждет он вернуть себе корону. Дон Антонио говорил, что португальцы люто ненавидят испанцев и, стоит ему вернуться, вся страна восстанет против Филиппа. Теперь, когда у испанцев больше нет их Армады, ничто не спасет их от поражения, и дон Антонио вновь утвердится на троне.
С тем же проектом приходил ко мне и Дрейк, но его интересовала не столько политика, сколько добыча. Меня, честно говоря, тоже. Казну не мешало бы пополнить. Испанским золотом я оплатила бы государственные расходы, и тогда не пришлось бы облагать народ дополнительными налогами.
Дрейк был величайшим пиратом всех времен, уж он-то знал, где можно поживиться. Я позволила ему уговорить меня, и начались приготовления к экспедиции. Кораблями должен был командовать Дрейк, солдатами — сэр Джон Норрис.
Я вложила в это предприятие шестьдесят тысяч фунтов, мои генералы добавили еще пятьдесят, а Лондон, объединившись с другими портовыми городами, выставил сто сорок шесть кораблей.
Эссекс очень хотел участвовать в экспедиции, но я, тронутая его энтузиазмом, тем не менее ответила:
