Лейла Мичем - Дикий цветок
– Мы, Толиверы, прокляты, мама?
Джессика прикрыла глаза. Лицо ее осунулось. Томас вдруг подумал о том, насколько мама стара. В октябре ей исполнится семьдесят лет. В октябре же погиб его сын.
– Я не знаю, – произнесла Джессика.
– А я знаю! – вдруг завопила Присцилла.
Женщина повернулась к ним, все еще прижимая мертвую дочь к груди. В заплаканных глазах читалось отвращение. Рот скривился.
– Вы, Толиверы, прокляты! Прокляты! Прокляты! А мой мальчик, а теперь и моя дочь из‑за этого проклятия мертвы! Боже правый! Как бы я желала никогда не связываться с вашей семьей, никогда вас не видеть! Господи! Будьте вы прокляты!
Скоро сюда войдет Вернон. Нельзя, чтобы он это слышал. Томас заставил себя говорить спокойно.
– Пожалуйста, Присцилла, ты убита горем и сама не понимаешь, что говоришь…
– Иди к черту!
Присцилла осторожно положила тело дочери на кровать и выпрямилась, не отрывая взгляда от мужа и свекрови. Шляпка сбилась набок. Украшенный лентами лиф ее платья пропитался потом дочери. Глаза сверкали маниакальным огнем. Губы жутко кривились. Голос перешел на визг. Она принялась сыпать оскорблениями, совершенно не заботясь о последствиях.
– Отец Джессики заплатил Сайласу Толиверу, чтобы он бросил девушку, которую любил, и взял в жены твою мать, Томас. Ты об этом знаешь? За полученные деньги Сайлас купил Сомерсет, священный алтарь, перед которым вы, Толиверы, молитесь.
Присцилла бросилась к стулу, на котором сидел Томас, чтобы высказать все, что она думает, прямо ему в лицо.
– Твоя бабушка предрекла, что из‑за этого на вашу землю падет проклятие. Твой отец поверил в него, когда потерял своего сына и других детей, которые у него были бы, если бы он не предал девушку, на которой собирался жениться. До самой смерти твой отец верил в то, что над его детьми, наследниками Сомерсета, тяготеет проклятие, вызванное сделкой, которую он заключил с дьяволом.
Ошеломленный, все еще не в силах встать со стула, Томас выдавил:
– Откуда ты это узнала?
– Она прочла мои дневники, – спокойно заявила Джессика.
Присцилла заморгала и затем уставилась на Джессику так, словно только сейчас заметила ее присутствие в комнате. Томас видел, что ярость уступила место недоумению.
– Ты читала дневники моей мамы? – прохрипел он.
Присцилла отшатнулась от мужа. Она зажмурилась и прижала пальцы к вискам, словно не могла понять, где же очутилась.
– Нет! Я кое-что слышала… слухи…
– Боюсь, что это неправда, – сказала Джессика.
Пожилая женщина подошла к кровати и провела тыльной стороной ладони по щеке внучки. Склонившись, она поцеловала ее в мертвенно-белый лоб.
– Покойся с миром, милая девочка.
Выпрямившись, Джессика устремила взгляд на Томаса и Присциллу. Выражение ее лица было столь же бесстрастным, как у мраморной статуи.
– Осторожнее в словах. Вернон уже в вестибюле.
– Задержи его ненадолго, мама, и прикрой за собой дверь, – сказал Томас уходящей Джессике.
Присцилла вся съежилась.
Когда дверь закрылась, мужчина спросил:
– Это правда? Ты прочла мамины дневники?
– Нет! И какое это имеет значение? Наша дочь мертва.
Присцилла закрыла лицо руками и снова разрыдалась.
Томас тяжело поднялся со стула. Он понимал, что должен обнять мать своей дочери, но не мог. Чувства к этой женщине были столь же мертвы, как и тело под пропитанной кровью простыней.
– Надо поговорить с Тайлером, попросить разрешения забрать нашу дочь домой, – сказал он.
Четыре дня спустя на семейном кладбище состоялись похороны Регины Елизаветы Толивер Мак-Корд. Там же упокоили ее мертворожденного сына. Печальные, члены семьи Толиверов собрались в гостиной особняка. Они тихонько сидели на мягких, набитых конским волосом стульях и диванах, слишком изнуренные эмоционально, для того чтобы разговаривать. Присцилла и Джессика не сняли шляпок. Томас и Вернон не ослабили узлов туго завязанных галстуков. Эми молча внесла поднос с чаем и сдобным печеньем, а потом все так же молча вышла из гостиной.
Томас и Присцилла старались не разговаривать друг с другом без особой нужды после того, как маленькая кавалькада вернулась на Хьюстон-авеню, везя с собой в повозке тело дочери, которое предстояло обмыть, переодеть и выставить в гробу для панихиды. Плотно сжав губы, с глазами, где не было видно ни слезинки, они приветствовали множество посетителей, стоя в комнате как можно дальше друг от друга. Первую ночь по возвращении от Мак-Кордов Томас провел в одной из комнат для гостей. На следующий день он приказал прислуге перенести его вещи из их общей с Присциллой спальни на новое место.
– Надо что-то сказать, – произнес Вернон.
Джессика разливала чай.
– Один кусочек или два? – взяв щипчики для сахара, спросила она.
– Не нужно, – поднимаясь со своего места, заявил Вернон. – Мне надо ехать на плантацию.
– Надо бы отдохнуть, – сказала Джессика, – тебе, кстати, тоже, Присцилла.
– Да, – апатично согласилась та.
– А ты, Томас? – переводя взгляд на сына, спросила пожилая женщина.
Томас напрягся, готовясь подняться с кресла.
– К ужину меня не ждите.
В глазах Присциллы сверкнули дикие огоньки.
– Куда ты идешь?
– Погуляю, – ответил муж.
Глава 89
– Ты с ней встречался? – произнес голос из темной ниши напротив комнаты Томаса.
Мужчина повернулся на звук. Ниша была довольно глубокой, с полочками, на которых ставили подносы с чаем и кофе. Будучи детьми, Дэвид и Регина, играя в прятки, первым делом искали друг друга в этом месте.
– Ты вздумала за мной шпионить, Присцилла? – вставляя ключ в замочную скважину, поинтересовался Томас.
Жена возникла из тени, ступив в освещенный единственной свечой коридор. Была уже почти полночь. Что-то неуловимо зловещее было в шелесте ткани, в сиянии тусклого света, отражающегося от материи домашнего платья. За два месяца, прошедших со дня смерти дочери, Присцилла очень похудела. Лицо ее стало лицом призрака. Томас сочувствовал ее горю, но только как отец, также потерявший свою дочь, не более того. Как муж он оставался к ней равнодушен. Горе Присциллы усугублялось сожалением о том, что она выпустила из мешка кошку, изобличив себя в том, что читала дневники свекрови. Томаса уже не волновало то обстоятельство, что эта женщина может причинить ему какие-либо «муки». Он и так жил словно в аду.
– Я не шпионю, – ответила Присцилла. – Я просто решила подкараулить своего мужа у него под дверью. Может, мне удастся заставить его меня выслушать? Я бы подождала у тебя в спальне, но ты ее запер.
