Барбара Картленд - Любовь и колдовство
Андре узнал хлопковое, черное и железное дерево. Но лес был так не похож на европейский, что, будь Андре суеверен, воображение наполнило бы его какими-нибудь мистическими персонажами.
К счастью, молодой француз был чужд подобных фантазий и лишь внимательно присматривался к экзотическим растениям, что помогало ему справиться с волнением, нараставшим по мере приближения к плантации Вилларе.
Между ветвями деревьев порхали небольшие попугаи, поражая яркостью своей ало-изумрудно-желтой окраски.
Андре заметил несколько великолепных орхидей, которые, напомнив ему об Оркис, вызвали у него неприятное ощущение. Словно они тянулись к нему, отчего в теле невольно возникала чувственная дрожь.
Андре заставил себя переключиться на другое, отогнать от себя наваждение.
Он лишь подумал, что Оркис больше похожа на лиану, которая, оплетая мужчину, постепенно душит его, делая безвольным рабом своих желаний.
Следующий ночлег оказался не таким приятным.
Все хижины, мимо которых они проезжали, чем-то не устраивали Томаса, и у Андре сложилось мнение, что негр не просто не любит, а скорее боится леса.
Иногда их путь пересекала почти невидимая тропа. Перекрестки были отмечены столбами.
Томас рассказал Андре, что перекрестки считаются у здешнего народа святилищами. В одном месте Андре заметил на пересечении с тропой маленький алтарь какому-то местному божеству.
— Это что, связано с вуду? — осторожно спросил Андре.
— Да, мсье, — Томас был как всегда немногословен. Но Андре и так понял, что его слуга поклоняется местным идолам, и не стал навязывать ему дальнейших расспросов.
Вдруг Томас остановился. На очередном столбе болталось что-то темное.
— Черный козел! — в ужасе воскликнул Томас, указывая наверх.
— Что это значит? — с любопытством спросил Андре.
— Вуду, мсье, — выдохнул негр. — Алтарь Педро.
— А кто такой Педро?
— Педро — плохой. Кубинский бог. Черная магия, — скороговоркой прошептал Томас.
Оттого, с каким ужасом он это говорил, Андре чуть не расхохотался. Но он знал, насколько серьезно местное население верит в своих богов, и сдержался. Все же он позволил себе спросить:
— Томас, а хорошие боги бывают? Кто они? Кого почитаешь ты?
Томас молчал так долго, что Андре не надеялся получить ответ, но наконец его спутник заговорил:
— Дамбалла, мсье. Великому богу Дамбалла Вейду. Вам поможет.
— Я надеюсь, — вздохнул Андре.
— А мсье разве не ненавидит вуду? — как бы невзначай спросил Томас, пытливо присматриваясь к хозяину.
— За что мне их ненавидеть? — искренне удивился Анд-ре. — Я о них ничего не знаю, но зато мне известно, что каждый человек имеет право поклоняться и верить в своего бога.
Ему показалось, что он заметил во взгляде Томаса облегчение. Андре добавил:
— Я родился в семье католиков и был крещен в католическую веру. Но среди моих друзей много протестантов. А есть даже мусульмане и буддисты. По-моему, из-за своей религии они не хуже и не лучше меня. А если кто-то из них поступает плохо, религия здесь скорее всего ни при чем.
Томас снова взглянул на козла. Подъехав поближе к Андре, он доверительно прошептал:
— Дамбалла поможет вам, мсье. Поможет найти клад.
— Если бы он сказал мне, где зарыт клад, я бы проникся к нему глубочайшим почтением и постарался бы сделать жертвоприношение, чтобы выразить свою благодарность, — серьезно ответил Андре.
Томас кивнул головой.
— Я устрою, — несколько загадочно пообещал Томас, и они продолжали путь, не касаясь больше этой темы.
В конце концов удалось найти для ночлега полянку, где они устроились под открытым небом в окружении деревьев, ветви которых смыкались в такой вышине, что напоминали купол собора.
Томас явно нервничал, он то и дело ворочался и вздыхал. Андре, несмотря на изнеможение после многочасового пути, тоже не мог как следует заснуть.
Они поднялись еще затемно и сразу же сели на лошадей.
Для кофе у них не было воды, а перекусить фруктами и сухарями можно было и на ходу.
Дорога пошла вниз, лес кончился, ниже, на склоне горы раскинулась деревня, при виде которой Андре очень обрадовался, так как рассчитывал, что там можно будет достать кипятка.
Следующую ночь они провели весьма тревожно, так как жители мулатской деревеньки, где ночевали путники, не удовлетворились рассказом Томаса про Андре и провожали его на ночлег подозрительными взглядами.
— Иногда от мулатов одна беда, — пояснил Томас. — Они умные. Командуют, хотят, чтобы черные их слушались, Осмелишься возразить — они проявляют необыкновенную жестокость.
Андре подумал, что Гаити — это страна, где многие нормальные человеческие понятия вывернуты наизнанку. Оставалось только пожалеть ее «разношерстный» народ, который не мог разобраться, на кого обратить свою ненависть, а на кого — любовь.
Лишь на четвертый день пути, совсем неожиданно, во всяком случае для Андре, которому казалось, что он провел в седле по меньшей мере год, впереди показалась равнина.
Томас сообщил, что они скоро достигнут нужного места.
Если лес был просто красив, то от великолепия долины у Андре захватило дух.
Плантация сахарного тростника, прежде бескрайняя, напоминала теперь лоскутное одеяло: среди зарослей перезревшего тростника там и сям попадались заплаты мелких участков с какими-то неизвестными Андре растениями, которые после гибели землевладельца насадили здесь местные крестьяне.
Андре мог без труда вообразить, как великолепны были эти поля при прежних хозяевах, в те годы, когда дядя Филипп с воодушевлением писал родне о стремительном приумножении своего состояния благодаря сказочным возможностям и райской природе далекого острова.
Путники миновали ряд полуразвалившихся мельниц, где раньше кипела работа: быки, двигаясь по кругу, приводили в движение гигантские жернова, носильщики сновали взад и вперед с мешками, женщины и ребятишки подносили работникам еду.
Долина, окруженная горами, прорезанная извилистым руслом реки, отличалась плодородием, что было понятно даже не искушенному в земледелии французу.
Обилие растительности, экзотические растения, источавшие пьянящий аромат, — все это заставило Андре на время забыть об опасности и отдаться созерцанию уголка, достойного стать частью Эдемского сада.
Они ни на секунду не остановились. Андре понимал, что Томас ведет его к дому Филиппа де Вилларе.
Наконец, проехав между покосившимися столбами, на которых прежде держались массивные ворота, они выбрались на дорожку, ведущую к дому. То, что раньше было садом, превратилось в непроходимые заросли, поражавшие разнообразием цветов на деревьях и лианах, заплетавших промежутки между стволами.
