Памела Джонсон - Кристина
Он был тонкий, светловолосый, двадцати семи-тридцати лет, роста ниже среднего и держался с какой-то небрежной ловкой грацией. У него было маленькое лицо с высоким лбом, острый с горбинкой нос, несколько полный надменный рот. Маленький подбородок выдавался вперед. Это было бы птичье лицо, если бы не глаза, большие, голубые и оценивающие, с тяжелыми темными веками.
Его поза, то, как он отвечал своей собеседнице, — все выражало презрительное нетерпение. Казалось, он не был частицей этого вечера. Он с успехом мог оказаться инспектором, которого пригласили, чтобы услышать его мнение об организации вечера, оркестре или планировке помещения.
Рядом со мной сидела девушка, которую так же, как и меня, никто не пригласил на этот танец; невзрачная на вид девушка, но, как я заметила, она знала почти всех в зале. И я вдруг решилась на то, на что не осмелилась бы при других обстоятельствах. Я обратилась к ней со словами:
— Мне кажется, я знаю тех двоих, что стоят у лестницы. Вы не скажете, кто они?
— Это миссис Паттон, одна из наших вице-президентш. Она ужасно богата и помогает нам всякий раз, когда у нас финансовые затруднения. А его я не знаю.
— Мне кажется, она довольно красива, — фальшиво заметила я.
— Вы находите? — ответила девушка с вполне понятным удивлением.
Вернулся Кейт с сигаретами, подошли Виктор и Айрис. Танцы продолжались.
В те дни у молодых людей существовал не совсем приятный обычай, который, возможно, сохранился и в наши дни. В тех общественных местах, где разрешалась продажа спиртных напитков, молодые люди во время танцев считали непременным для себя, хотелось им того или нет, наведываться в буфет. Это был всего лишь обычай, он как бы утверждал их мужское превосходство и подчеркивал солидарность пола. Я знала, что Виктор не замедлит отдать дань этому обычаю, но была несколько удивлена, когда вместе с ним поднялся и Кейт.
— Перерыв, — сказал Виктор, — и время пропустить по маленькой. Вы извините нас, девушки?
— Я не дам ему долго задерживаться, — сказал Кейт, и в глазах его блеснуло оживление, словно и ему этот вечер должен был наконец доставить приятное.
— Ну не противные ли они? — пожаловалась Айрис, когда они ушли, предусмотрительно обеспечив нас лимонадом. — Мужчины просто не могут не пить. Я нахожу, что они все отвратительны.
Их все еще не было, когда оркестр вернулся на эстраду.
— Они не стоят нас, дорогая, — злилась Айрис. — Право, мне кажется, что мир был бы лучше без мужчин.
Вначале паркет был пуст. Но вот вышла первая пара, за ней вторая, и вскоре зал стал похож на яркий цветник.
Я видела, как через зал, лавируя между танцующими, к нам — ко мне? — шел «он», некрасивый, но такой элегантный. Я стояла у стены, не смея поднять глаза, и пристально разглядывала свое розовое платье. Я внезапно обнаружила, что, хотя издали оно сверкает и переливается, вблизи материя кажется обыкновенной рогожкой: поверх блестящей нити проходила тусклая, сплетаясь с ней в таком тонком и мелком узоре, что приглушала ее блеск. Глядя вниз, я вдруг увидела его ноги, — две черные колонны, выросшие из земли.
— Потанцуем?
Вопрос не был обращен ко мне или к Айрис; он был обращен куда-то в пространство, словно ответить могла любая.
Я подняла глаза и очнулась от жаркого и тревожного сна. Айрис с детской, ангельской улыбкой сказала:
— Нет, нет, я устала. Пригласите мою подругу. Она танцует лучше меня.
Его взгляд остановился на мне.
— Я не танцую этот танец, — ответила я небрежно, хотя готова была умереть от гордости и досады. — У меня спустилась петля на чулке. — И я принялась обстоятельно объяснять, как мне необходимо сейчас же отправиться в гардеробную и закрепить петлю.
Но он уже не слушал меня. Теперь он смотрел на Айрис; глаза его откровенно разглядывали ее. Айрис покраснела. Затем, слегка пожав плечами, она положила руку на его предплечье, — это была ее особая манера, она избегала класть мужчине руку на плечо, — а ладонь второй руки легонько опустила на его запястье.
Он улыбнулся и почти перенес ее с ковра на гладкий паркет. Она была голубым облаком в цветущем саду, и улыбка ее освежала, как благодатные брызги дождя.
Во время моего добровольного заточения в гардеробной я думала: Кейт не прав. Этот человек не был мальчишкой, Айрис всегда будет все отнимать у меня, всю жизнь. (Ибо вся жизнь вдруг представилась мне как немногие годы, которые могли вместиться в моей ладони, и была вещью, которой каждый может распорядиться, отнять у меня, выбросить.) Однако она не виновата (я все еще продолжала защищать Айрис), он сам выбрал ее, a не меня. Конечно же, он выбрал ее. Да и кто бы на его месте поступил иначе?
С застывшим лицом и комком обиды в горле я вернулась в зал.
Пришли Кейт и Виктор — Кейт с непроницаемым лицом, Виктор с вкрадчивой мужской улыбкой, полувиноватой, полусамодовольной.
— Просим прощения. С трудом удалось протиснуться в буфет. — От Виктора разило пивом, и этот запах вдруг напомнил мне Лесли и запах джема, которым от него пахло. Мое сердце сжалось от совершенно неуместного чувства раскаяния.
— Где Айрис?
— Ее пригласили танцевать.
Музыка умолкла. Блистательная и гордая — Мария-Антуанетта, входящая в Бычий глаз, — вернулась Айрис. За ней следовал ее партнер. Он торопливо поклонился ей и тут же отошел, словно спешил по неотложному делу.
— О Вик, боюсь, я была бякой. Но вы задержались и не могли же мы с Кристи подпирать стену!
— Я подпирала ее, — сказала я и сама удивилась, что могу говорить об этом так спокойно и без всякой обиды. Я не верила, что на сей раз Айрис одержала победу.
Кейт с улыбкой посмотрел на меня.
— Уверен, что вы не танцевали только потому, что сами того не захотели.
Оркестр заиграл «Поля Джонса».
— Все в круг! — закричала Айрис, поднявшись на носки; она вскинула над головой руки и щелкнула пальцами. — И пусть победит самая достойная из нас.
Я взглянула на Кейта.
— Этот танец не для меня, — ответил он все с той же дружеской улыбкой, — хотя кто-то сказал, что «Поль Джонс» невозможен без шута. Так или иначе я уступаю эту роль Виктору.
Схватив меня за руку, Айрис потащила меня в круг, который уже образовали дамы. Раскрасневшиеся, возбужденно поглядывая по сторонам, мы плавно плыли по кругу сначала вправо, потом влево. Во внешнем круге тесно сжатый с боков Виктор тщетно пытался высвободить руки и избавиться от своих соседей, он во что бы то ни стало хотел, чтобы Айрис досталась ему в партнерши. Но его толкали из стороны в сторону, руки его были плотно прижаты к бокам, а улыбка так же отчаянно рвалась вперед, как тщетно пыталось высвободиться его тело.
