Марина Гилл - Ветер пыльных дорог
Она также волновалась, как брат воспримет её побег. Что сделает, когда узнает о нём? Будет ли продолжать послушно сидеть на месте, как до этого? Мать Клеменция, конечно, что-нибудь придумает, чтобы объяснить её побег… и всё же… Впрочем, мужской монастырь окружали высокие, крепкие стены; а ворота и прочие выходы запирались. Так что Тристану будет не так-то просто последовать её примеру.
Всё изменилось несколько дней назад. Никакого ответа от отца не приходило, и Беатрис мало-помалу начинала чувствовать неладное. Мать Клеменция отвечала на все вопросы, что Беа слишком торопится. Она объясняла, что отец её до сих пор не приехал лишь потому, что у него есть обязанности перед королём и он не может всё сразу бросить. Беатрис, сама не понимая, почему ей пришло это в голову, спросила тогда у неё прямо, отправляла ли настоятельница письмо на самом деле. И хотя мать Клеменция возмутилась, что-то в её глазах убедило Беа в верности своей догадки. После недолгих уговоров мать Клеменция рассказала всё, что скрывала от Беа прежде: как ещё до их с Тристаном приезда, ей доставили письмо (от кого – Беа, как ни старалась, не смогла выведать у неё), в котором говорилось, что её племянница, которая точно прибудет к ней вскоре, должна стать монахиней, иначе её ожидает одна только судьба – преждевременная смерть.
Подобное откровение поразило Беа. Выходило, что с самого начала её убийцам было известно, куда они направляются. Так что они могли бы и не плутать с таким завидным упорством по пути сюда… И ещё выходило, что враг их могущественен, если может отдавать приказания настоятельницам крупных монастырей. Только кто бы это мог быть? Беа голову сломала, но так ничего и не поняла. Одно было ясно совершенно точно – всё началось тогда, когда уехали отец и Аньес…
Что же до не отосланного письма тёти отцу, та объяснила это так: она уже отправляла письмо лондонскому епископу, как только получила то самое послание, касающееся Беатрис (к слову, о Тристане там ничего не было сказано), ибо была взволнована и ничего не понимала. Ответом ей стало, что сэр Эдмон Марильяк из Лондона уехал и сейчас, должно быть, находится на острове Уайте, вместе с остальными приверженцами короля. Было письмо туда передано или нет, этого мать-настоятельница уже не знала.
Таким образом, вопросов у Беа появилось слишком много, чтобы закрываться от них за стенами монастыря. Она поняла, что ей нужно выбираться отсюда. Недруг их семьи, пославший на них столько несчастий, знал о её местонахождении, и это пугало Беа. Теперь, конечно, её путешествие в Париж становилось бессмысленным, ибо с отцом связаться становилось почти невозможно, но… О друге-то отца убийцы знать не должны? У него она сможет остановиться на некоторое время, а потом действовать дальше…
Беа не знала, как именно будет действовать дальше, но знала, что обязана разобраться во всём, что случилось, докопаться до истины. А для этого ей нужно было бежать отсюда. Без помощи со стороны она этого не смогла бы сделать, поэтому пришлось делиться своим планом с настоятельницей. Разумеется, мать Клеменция не обрадовалась такому её решению, но всё же поддержала. С тоской Беа поняла почему: она боялась, что из-за племянницы у неё могут возникнуть проблемы, ведь Беатрис теперь ни за что не собиралась принимать постриг, а человеку, который того требовал, только это и нужно было.
Мать Клеменция отдала ей ключи сразу после того, как Беатрис в «полуобморочном» состоянии уложили в келье. Когда она уйдёт через садовую калитку, оставив ключи рядом, все подумают, что она их украла у матери-настоятельницы, в келье которой бывала нередко на правах родственницы.
Беа как раз уже подходила к заветной калитке. Её отсутствие заметят только завтрашним утром, когда мать-настоятельница «обнаружит» исчезновение своих ключей. До этого у Беа было много времени, чтобы уйти отсюда подальше. Но, странное дело, как только она открыла калитку и вышла за границы монастыря, её тут же покинула решимость, и очень сильно захотелось вернуться под защиту святого места.
Совладав с собой, Беа прикрыла калитку и направилась в сторону леса. Мать Клеменция объяснила ей, какой путь лучше выбрать, чтобы скорее добраться до Парижа. Ей теперь всё время необходимо было двигаться на северо-восток, минуя такие крупные города как Ман и Шартр. Мать Клеменция посоветовала ей идти напрямик, а не по главной дороге, и обойти Ман стороной, но заглянуть в Шартр.
Её, конечно, станут искать, как только распространится весть о побеге, и логичнее всего будет искать её в каком-нибудь крупном городе поблизости – либо Анжере, либо Мане, но вряд ли наёмники решат, что она двинется в обратный путь, то есть через Анжер. Не обнаружив её в Мане, те, скорее всего, решат, что она направилась в Нормандию, может быть, для того, чтобы сесть на корабль до Англии, вернее до острова Уайта… Беатрис сначала так и хотела поступить, но потом подумала, что это будет слишком. Во-первых, у неё и денег не так много на подобное путешествие, во-вторых, неизвестно, что её будет ожидать в Англии. Особенно в свете последних разговоров о надвигающемся восстании в соседнем королевстве.
Ещё Клод учил её действовать наименее предсказуемо. Наёмникам будет не просто догадаться, что она направилась в столицу Франции. Если о существовании её тёти кто-то знал, это вовсе не значило, что этот кто-то также ведает и о старом друге её отца.
С этими мыслями она и подошла к кромке леса. Лес её пугал всегда. Она по-хорошему завидовала Матильде, которая его обожала и днями напролёт могла гулять там. Беа же едва не мутило при осознании, что сейчас она войдёт под кроны деревьев и будет идти совсем одна, не имея возможности даже толком осмотреться. Если вдруг за ней кто-нибудь следит…
Но Беа в который раз приказала себе успокоиться и пошла вперёд. Лес – не самое худшее. Худшее будет, когда она окажется одна в большом городе. Ещё неизвестно, в какую передрягу она может попасть, ведь даже в Ансени, стоило ей остаться одной, как её чуть не продали в публичный дом. При этом воспоминании Беа поёжилась и поплотнее запахнула плащ.
Ночь стояла прохладная; небо застелено тучами так, что и звёзд не видно. Дождь уже прекратился, но казалось, вот-вот начнёт снова. Беа ступала по мокрой листве, вздрагивая от каждого шороха. Стрекот кузнечиков, который всегда её успокаивал, теперь действовал на нервы. Вскоре, дорога свернула направо, а ещё через полчаса Беа дошла до развилки. Мать-настоятельница строго наказала ей пойти по левой тропинке, выводившей к дороге, которую в своих путешествиях часто использовали паломники. Дорога та вела напрямик к Шартру.
Она ступила на левую тропинку и снова пошла вперёд. В голову ей непрестанно лезли мысли о том, как она выходит на дорогу паломников, а там её уже поджидают головорезы… или, что страшнее, выживший Хью. Беа вздрогнула и перекрестилась. До сих пор воспоминание об убийце её матери и его последних словах приводило её в суеверный ужас.
