Марина Гилл - Ветер пыльных дорог
Рэндуилл всё не отставал от неё, и в соколятню они снова пошли вместе. А на обратной дороге в большой зал, где должен был проходить свадебный пир, Рэндуилл ей сказал:
– Вы сегодня были прекрасны.
– Вы имеете в виду моего Дымка?
– Нет, я о вас. Вы были прекрасны.
Матильда озадаченно посмотрела на него. Она не помнила, чтобы Рэндуилл прежде делал ей комплименты, потому и не знала, как ответить. Ошеломлённо пробормотала «спасибо», а потом увидела неподалёку бредущего Алана де Гранье и впервые обрадовалась при его виде.
Поспешно объяснив, что должна поддержать расстроенного Алана, Матильда отошла от Рэндуилла.
– О, прекрасная леди Матильда, – восторженно сказал Алан, когда она присоединилась к нему. – Как изумительно вы выглядите!
У Матильды насчёт этого были большие сомнения, ведь она даже не переоделась после охоты, впрочем, как и многие, решившие сразу отправиться в зал, где всё уже было подготовлено к празднеству.
Они вместе вошли в зал, и глаза Матильды сразу отыскали Пьера и Эмму.
– Они хорошо смотрятся вместе, – заметил Алан, наклонившись к ней.
– О да, полностью с вами согласна.
– Глядя на них, я не могу не представлять себя на месте счастливого жениха…
Матильда ошарашенно взглянула на него.
– Вы хотите сказать, вам нравится леди Эмма?
– Что вы, разумеется, нет! На месте невесты мне хотелось бы видеть только вас.
Она досадливо нахмурилась. Ей не понравилось, что разговор зашёл о её собственном замужестве.
– Я ужасно проголодалась.
Алан воспринял это как знак к действию и провёл её к самому большому столу, заняв место по её правую сторону. Столы изобиловали таким количеством разнообразных блюд, что Матильда не знала, на чём и взгляд остановить. Помимо большого стола, возвышающего над остальными, было ещё два поменьше: для гостей менее знатных или, скорее, менее приближённых к герцогу и герцогине.
Были приглашены менестрели и трубадуры, которые исполняли красивые песни о любви, и Матильда, представляя в роли трубадура Герика, непрестанно улыбалась. Она только жалела о том, что самого Герика здесь не было… А Алан де Гранье, всё время подкладывавший ей еды в тарелку и цветисто и образно говоривший о своих искренних и вечных чувствах, лишь забавлял её.
Ушла Матильда очень рано, не дождавшись проводов жены и мужа до покоев. Она устала, но то была приятная усталость. И к тому же, её гораздо больше прельщало в тишине своей комнаты помечтать о завтрашней встрече с Гериком, а не терпеть общество Алана ещё несколько часов.
Глава 28. Последний рывок
Около тридцати монахинь и послушниц вскоре должны были пройти через монастырский двор. После повечерия у них имелось несколько часов до полуночи, чтобы отдохнуть, а потом их ждала заутреня.
Но в этот день Беатрис была не со всеми. Она стояла у узкого окошечка, выходящего во двор, и ждала. Работая в скриптории этим днём, она притворилась, будто упала в обморок, что позволило ей не присутствовать на последующих службах. Так что теперь, когда все считали, что она лежит больная в своей келье, Беатрис на самом деле молилась, чтобы всё прошло гладко.
Наконец служба закончилась, и двор заполнился монахинями. Так как моросил дождь, они брели, низко опустив головы к земле. Скоро и ей придётся идти через этот двор, только на неё едва ли кто-нибудь посмотрит из окна. Часы, предназначенные для сна, проходили быстро, поэтому никто не растрачивал их понапрасну.
Когда внизу опустело, и Беа услышала, как тихо открываются двери келий, она принялась собираться: одела поверх платья послушницы тёплый шерстяной плащ черного цвета, прикрепила к поясу кожаный мешочек с несколькими денье, взяла котомку с едой и библией – и то, и другое принесла ей мать Клеменция, спрятала светлые волосы под капюшон и прислушалась снова. Теперь уже ничто не нарушало тишины, кроме шума дождя, и Беатрис, осторожно взяв в руки связку ключей, вышла из кельи.
Пока проходила анфиладу келий, а затем пересекала двор, Беа полностью погрузилась в себя. Здесь прошли целых два месяца её жизни, именно в этом месте она наконец-то приблизилась к своей давней мечте стать монахиней и здесь же поняла, что уже не способна отгородиться от всего света за этими мрачными стенами. И не потому, что слишком привыкла к нормальной, полной жизни, но потому, что ей нужно было разобраться со всем тем, что происходило в её жизни, начиная с убийства матери.
Когда Беатрис только прибыла в аббатство Норт-дам д'Авениэр, она и не полагала, что задержится здесь надолго. Однако мать Клеменция, настоятельница монастыря, была столь рада её видеть, что уговорила Беа стать послушницей. Ей было нелегко принять это решение, но в итоге она поддалась уговорам тёти и стала вести жизнь послушницы.
Мать Клеменция, выслушав рассказ о злоключениях племянницы и племянника, предложила решение, которое Беатрис пришлось по нраву. Сама Беа должна была стать монахиней, и тогда всякая опасность перестала бы угрожать ей; Тристан, которого настоятельница отправила в соседнее мужское аббатство, должен был оставаться там до тех пор, пока не вернётся из Англии их отец; сама мать Клеменция обязалась написать письмо лондонскому епископу – тот имел возможность и встретиться с их отцом и объяснить ему, в какую беду попали его дети. Наконец-то оказавшись в условиях, где все решения за неё принимает кто-то более опытный, Беа успокоилась и с головой окунулась в привлекательную для неё монастырскую жизнь.
Но перед этим по разрешению настоятельницы она встретилась с Клодом и всё ему объяснила. За прошедшее время Клод стал для неё настолько близким человеком, что расставаться с ним вот так было очень болезненно, но ей пришлось взять себя в руки и стойко поведать ему о том, что они прощаются навсегда. Клод не выказал особого огорчения, и в глубине души Беа это очень расстроило.
В тот же день она прощалась и с Тристаном. Мать-настоятельница сказала ему, что его мать и сестра не смогли долго сидеть в бездействии и вернулись в Бретань. Беатрис сильно опасалась, что Тристан этому не поверит, однако мальчика, казалось, объяснения устроили. Сил и её, и настоятельницы больше ушло на то, чтобы сдержать его порывы броситься вслед за якобы уехавшими матерью и сестрой. Несмотря на то, что обещание тихо и спокойно сидеть в монастыре Беа у него всё же вырвала, опасения, что Тристан совершит какой-нибудь глупый поступок, оставались.
Она также волновалась, как брат воспримет её побег. Что сделает, когда узнает о нём? Будет ли продолжать послушно сидеть на месте, как до этого? Мать Клеменция, конечно, что-нибудь придумает, чтобы объяснить её побег… и всё же… Впрочем, мужской монастырь окружали высокие, крепкие стены; а ворота и прочие выходы запирались. Так что Тристану будет не так-то просто последовать её примеру.
