Джил Лэндис - Прекрасная мечта
– У меня и в мыслях не было вас обидеть, мистер Кэссиди. – Она переплела пальцы и прижала их к груди, но глаз не подняла. – Я просто хотела, как лучше.
– Никаких обид. Но предоставьте мне самому решать, как воспитывать Лейна. Когда я уеду, ваша задача – только следить, чтобы он посещал школу и не забывал делать уроки.
– Я нечаянно слышала спор по поводу школы, днем, как только приехала.
– Для женщины, которая пообещала не лезть в чужие дела, вы слишком уж интересуетесь моей персоной.
– Я вовсе не подслушивала. Просто вас слышно было в соседнем штате.
Чейз уже почти улыбался.
– Он требовал взять его на объезд пастбищ. А я не разрешил.
– Может, его нужно подтянуть по каким-нибудь предметам? Вы не будете возражать, если я с ним позанимаюсь?
– Ну что вы. – Он потер рукой затылок, а потом добавил: – Если он согласится.
Она начала собирать со стола оставшиеся тарелки и приборы.
– Когда вы отправляетесь? Должна ли я приготовить что-то к вашему отъезду?
– Мы выезжаем завтра утром. О своем снаряжении мы позаботимся сами.
– Вы долго будете отсутствовать?
– Три, максимум четыре дня. Мы должны собрать весь скот с открытых равнин. Как только вернемся, сразу начнем клеймить. – Он направился к двери и в последнюю секунду приподнял шляпу. – Если понадоблюсь – я у конюшни.
– Я прослежу за тем, чтобы Лейн не пропускал школу, – заверила она.
Стоя на пороге, Чейз Кэссиди бросил на нее насмешливый взгляд.
– Успехов вам, мисс Эдуарде. И не забудьте, что вы почти вынудили меня взять вас на работу.
Чейз ступил на крыльцо, где уже ни зги видно не было, и чуть не сбил с ног Орвила Брауна. Он вполголоса выругался, но сумел удержать равновесие.
– Смотри под ноги, Кэссиди, – хохотнул старик-ковбой. – Я не хочу отдать концы, пока не настанет мой час.
– Прости.
– Хорошо, что я понимаю, где сейчас наверняка витают твои мысли. – Орвил снова рассмеялся и поднес к губам чашку с кофе.
– Угу. – Не желая распространяться на предмет их новой экономки, Чейз поспешил к амбару, с наслаждением вдыхая свежий вечерний воздух, ведь он столько времени пробыл в душном помещении. Словно обрадовавшись, как и он, тому, что вырвались на свободу, его мысли немедленно направились в новое русло.
Чейз стоял у ближайшего загона, перекинув руки через верхнюю планку изгороди, и наблюдал за кобылой с новорожденным жеребенком. Поставив одну ногу на нижнюю планку, он дал глазам немного привыкнуть к темноте и, окруженный знакомыми звуками и запахами, немного успокоился. Но ни запах чернозема, взрытого лошадиными копытами, ни едкие испарения навоза, ни холодный ночной воздух не дали ему полного успокоения. Все его мысли возвращались к Эве Эдуарде. Образ девушки, такой, какой он видел ее в кухне, неотступно преследовал его.
Когда он пришел ужинать, на ее губах играла улыбка, ясная, как небо Монтаны, а ее волосы переливались всеми оттенками золота. Она переоделась в бело-розовое полосатое платьице, которое сразу вызвало у него воспоминание о мятной карамельке. Оно было такое непритязательное, но от него так и веяло мягкостью и женственностью, как и от нее самой. Простенький наряд выгодно подчеркивал достоинства ее ослепительной внешности. Щечки ее разрумянились от жара духовки, волосы были влажными от пара булькающих кастрюль.
Когда он увидел своих людей, которые стояли с отвисшими челюстями, глядя на нее во все глаза, он с тяжелым сердцем признался самому себе, что появление в его доме Эвы Эдуарде может повлечь за собой неприятности, в которых она и не будет виновата.
Не виновата же она в том, что так хороша собой.
И она была настоящая леди до кончиков пальцев.
Рано или поздно она соберется съездить в город, и там до ее ушей наверняка дойдут сведения о тех самых Кэссиди. Трудно было поверить, что Милли Карберри раньше не воспользовалась случаем просветить ее на этот счет. Но если бы хозяйка магазина уже успела обработать Эву, она никогда бы не решилась претендовать на это место. А что подумает мисс Эва Эдуарде, когда откроется, что ее работодатель член одной из самых известных банд на Западе и целых девять лет просидел в тюрьме?
А если она и не побежит сразу же собирать вещи, надолго ли ее хватит, если Лейн как-нибудь вдруг вздумает расправиться с ней так же, как и с предыдущими экономками? Непохоже, что ей по силам совладать с мальчишкой. Прежние экономки были покрепче, не в пример мисс Эдуарде, но они не выдержали натиска Лейна.
Он услышал слабое бряцанье шпор и повернул голову. Рядом с ним из мрака вынырнул Рамон.
– Лошади готовы, – доложил он Чейзу с мягким испанским акцентом.
– Сколько их?
– У каждого будет пять в его remuda[3], – ответил он, имея в виду веревки для пойманных лошадей.
– Отлично. Правда, мы можем взять с собой еще одного человека.
Чейз почувствовал, как размышляет Рамон. Он знал, что его помощник слов на ветер не бросает, а тратит их скупо, словно золотые монеты.
– Почему бы не взять с собой мальчика? Он так хотел.
– Я уже отказал ему. И потом, я не хочу, чтобы он пропускал школу.
– Тебе бы стоило поменьше давить на него, amigo[4]. И он сам залижет свои раны.
– Вы что, сговорились сегодня все, что ли? Сначала Эва, теперь вот Рамон. Чейз вспомнил прежние времена, те годы, когда они с Рамоном сидели в тюрьме, в одной камере. У них вошло в привычку подолгу беседовать по ночам. Если бы не Рамон, Чейз бы сошел с ума. Он знал, что его друг хочет помочь им с Лейном наладить отношения, но Чейза нельзя было заставить изменить мнение по одному вопросу: он был уверен в необходимости строгой дисциплины для мальчика и посещения школы.
Пока он сидел в тюрьме, мальчишка совсем не учился. Теперь, когда Чейз вернулся, он пытался наверстать упущенное и твердо вознамерился заставить племянника ходить в школу и не создавать себе и окружающим проблем. Он хотел только одного – чтобы сын его сестры не пошел по его стопам. Он готов был все сделать для Лейна, но не знал, с чего начать. С тех пор, как Чейз привез Лейна обратно домой, мальчик встречал в штыки любые попытки сблизиться с ним. Он ненавидел любое давление на свою личность, особенно исходившее от их предыдущих экономок.
Наконец Чейз кивнул Рамону.
– Ему воли давать нельзя, по крайней мере сейчас. Ничего другого он не заслуживает.
Рамон вытащил кисет с табаком из внутреннего кармана. Он был способен свернуть папиросу так же ловко в кромешной тьме, как и при свете дня.
– Эта женщина muy hermosa.[5]
Чейз был абсолютно согласен.
– Да, она очень красива.
Рамон выпустил колечко дыма и продолжил.
