Мэрилайл Роджерс - Воспевая бурю
Толстяк съежился в зарослях, скрытый пышной листвой кустарника. Он нахмурился от досады и изумления. Да, нелегко ему будет объяснить подобное. Рольф только что заметил маленькую толстую лошадку и изящную всадницу; они проехали мимо, и он видел их так отчетливо, как если бы они были на залитой солнцем поляне. В следующее мгновение они исчезли. Просто исчезли. Исчезли бесследно.
Только епископ Уилфрид может поверить в такие россказни. Но Рольфу придется тогда извиняться перед епископом за то, что он пренебрег его предостережениями. Он не испытывал ничего, кроме презрения к священнослужителю, глумящемуся над богами саксонских язычников, которых он желает обратить в свою веру, предупреждая при этом своих сторонников о власти и могуществе колдуна уилей. Однако теперь… теперь Рольф увидел невероятное. Уголки его толстых губ недоверчиво опустились. Вернее сказать, не увидел.
Конечно, епископ Уилфрид, быть может, поверит… а может, и нет. Живо вспомнив о необузданном нраве якобы благочестивого священника, Рольф почувствовал, как слабеет его желание – и так-то не особенно твердое – добавить сообщение об этом удивительном случае к положенному докладу.
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
Копыта громадных боевых скакунов прогрохотали по единственной в деревушке Трокенхольт улочке. За долгие годы ее земля и камешки утрамбовались в плотный настил, по которому гулко отдавались шаги людей и топот животных. Этот мерный, гудящий, как барабанная дробь, цокот копыт стал редкостью за последние месяцы, с тех пор как между Нортумбрией и саксонскими королевствами юга разразилась настоящая война. Он мог возвещать о нападении врагов на практически беззащитное поселение, или же говорить о тоске по любимым, давно ушедшим отсюда.
Страх и надежда наполнили встревоженные сердца, и люди засуетились, выгладывая из маленьких скромных домиков и невзрачных лавчонок, тянув-шихся вдоль узкой дороги. Тотчас же крики радости, смех и счастливые слезы приветствовали небольшой отряд всадников. Многие из них тут же очутились в горячих объятиях жителей. Один только их господин продолжал путь, направляясь к видневшемуся в конце дорога окруженному лесом замку.
– Папа! Папа!
Черноволосый мальчуган заметил одинокого всадника и помчался навстречу отцу, по которому так долго скучал, совершенно позабыв о том, что ему строжайше запрещалось такое проделывать.
К счастью, огромный жеребец, приученный останавливаться как вкопанный среди яростно скрещивающихся мечей, криков сражения и запаха крови, повиновался хозяину и мгновенно застыл, не обращая внимания на мчащегося прямо на него Эдвина.
Вулфэйн был счастлив не меньше сынишки – от радости он даже и не подумал упрекнуть его за непослушание. Он спешился, подхватил мальчика и сжал его в могучих объятиях. Не успел он отпустить младшего, как старший уже был тут как тут и буквально повис на нем. Все трое, крепко обнявшись, направились в замок. Тяжелая дубовая дверь громко заскрипела и распахнулась. Брина, стоявшая с малышом на руках, сердито нахмурилась. Но ребенок не проснулся – ни скрип, ни ликующие вопли мальчишек не разбудили его.
При виде любимого лицо Брины мгновенно озарилось радостью. Она тотчас же положила Сенвульфа в колыбельку и бросилась в широко раскрытые объятия мужа. Но после первых самозабвенных поцелуев и жарких объятий им волей-неволей пришлось вернуться к действительности.
Чувствуя, что Вулф огорчен и встревожен, Брина неуверенно, но стараясь, чтобы в голосе ее прозвучала надежда, спросила:
– Война закончилась?
– Нет, это всего лишь передышка. Противник отвел свои войска от границы и нашей линии обороны, но это, конечно, просто кратковременная отсрочка, чтобы и они, и мы могли укрепить позиции. Она может продлиться не больше недели, а может быть, они нарочно потянут подольше, надеясь, что напряженное ожидание истощит наши силы.
Вулф медленно покачал головой, и угасающий дневной свет, лившийся сквозь не закрытые ставнями окна, вспыхнул на густых волосах, теперь уже скорее серебряных, чем золотых.
– Но что бы они там ни думали, король Олдфрит решил, что для нас это самый подходящий случай навестить своих близких и посмотреть, как идут дела в скирах. И еще надо будет запастись провизией, если возможно.
Серые глаза Брины, светившиеся любовью и нежностью, затуманились при виде горечи, омрачившей лицо любимого. Она знала, что, если бы не крайняя необходимость, ни он, ни король не попросили бы больше из скудных запасов тех, кто непосильным трудом пытался сохранить земли скиров, не давая им захиреть.
Услышав это брошенное вскользь замечание, обнаружившее бедственное положение их армии, Брина порадовалась, что не сказала ему о страхах, которые терзали день и ночь ее сердце. По-видимому, в восторженной суматохе встречи сыновья не рассказали отцу о пропавшей сестре. Теперь ей не хотелось еще больше огорчать мужа известиями о новых бедах. В конце концов он конечно спросит, и она все расскажет ему. Но, пока эта минута не настала, Брине хотелось, чтобы Вулф немного отдохнул и успокоился – он так в этом нуждался!
Намеренно переведя разговор на обыденные дела, Брина принялась перечислять то немногое, что осталось от их припасов, истощенных зимой и войной.
– Ты знаешь, что прошлой осенью был богатый урожай яблок. Их еще много осталось в погребе. Вдобавок мы можем дать вам с собой большие круги сыра. Но солонина почти закончилась, так что теперь нам ничего не остается, как только надеяться на удачливость престарелых и малолетних охотников.
Брина, словно в отчаянии, развела руками, насмешливо взглянув на своего старшего сына.
– И мы неплохо с этим справляемся! – воскликнул Каб, шагнув к родителям, которые все еще стояли обнявшись.
– Всего лишь три дня назад мы со стариком Уилфордом загнали большого оленя. А Эдвин с друзьями наловили в силки множество белок, фазанов и всякой другой мелкой живности.
– Похоже, я здесь больше не нужен, – с притворным унынием и затаенной улыбкой произнес Вулфэйн.
По-детски доверчивый, маленький Эдвин решил, что отец и вправду расстроен, и бросился с кулаками на растерявшегося старшего брата.
– Ну, ну, ну, – рассмеялся Вулф (как давно им всем не хватало этого смеха!), – я ведь просто пошутил! На самом деле я горжусь вами и рад, что вы стараетесь заполнить прорехи, оставленные теми, кто ушел на королевскую службу! Каб просиял от этой похвалы, а Эдвин заважничал от удовольствия и сразу же попытался внести свою лепту, сообщив, что и он помогает взрослым.
– А я теперь собираю даже яйца за Анью после того, как она ушла.
