Робин Шоун - Любовник
— Вот о чем я тебе не сказал. — Майкл наклонился и соединил свои губы с ее губами. — Ты полагаешь, раз я продажный мужчина, то не хочу, чтобы меня ласкали?
Энн слегка повернулась к нему. Пальцы Майкла отпустили ее шею и легли на руки.
— Вот о чем я тебе не сказал.
Ее глаза затуманили удивление и страх. Энн была права, что испугалась его: Майкл не то что Мишель — он станет брать и брать, пока у нее останется что предложить. И не простит ей женской скромности и робости, как поступил бы Мишель. Слишком мало осталось времени.
— Что ты на это скажешь, Энн?
Ее дыхание овевало его губы жаркими короткими толчками.
— Кто я такая?.. У вас было столько красивых женщин моложе меня.
Откуда в ней такая наивность? Что, надеть ей очки, чтобы она разглядела, какова на самом деле?
— Меня не нанимали пять лет. — Майкл ощущал, как растет его желание, и понимал, что эта исповедь все меняет.
— Почему? — Теперь в ее взгляде сквозило недоверие.
— Из-за огня. — Сострадания он боялся больше, чем отвращения.
— Вы прервали отношения с женщинами, потому что обожглись?
Неужели его боль — человека, который умер пять лет назад, — способна настолько ранить?
— Женщины больше не хотели меня, потому что я обгорел.
— Невозможно в это поверить, месье.
— Отчего же? — Майкл провел пальцами по ее голове — отнюдь не нежно, но и не откровенно грубо. — Что тут невероятного, если женщины не хотят платить за услуги обезображенного ловеласа?
— Оттого, что вы по-прежнему самый красивый мужчина, которого я когда-либо видела.
Майкл похолодел. Пение птицы на улице внезапно показалось пронзительно громким. В девяти милях, а центре Лондона, Биг Бен принялся отзванивать время: первый далекий удар, второй, третий, четвертый, пятый.
— Мы встречались раньше?
— Однажды, восемнадцать лет назад, на балу.
— Не помню.
— Это вполне естественно. Как вы можете помнить?
Не имело никакого значения, что они познакомились давно, еще до пламени пожара. Или все-таки имело?..
— Теперь я совсем другой человек.
— Я не жалуюсь.
В голове, подобно молнии, промелькнула мысль: почему его приняла старая дева, в то время как отказались другие женщины? Майкл ослабил хватку и провел пальцами по ее полосам. В отличие от его волос волосы Энн были мягкими и живыми.
— Я тебя спрашивал о твоих желаниях, прежде чем лишить девственности.
— Я объяснила все, что могла.
— Нет. — Прогоняя обоюдную боль, Майкл тихонько массировал ей голову. — Ты повторяла мои слова, когда я говорил, что собираюсь сделать с тобой.
Последовал быстрый и твердый, трогательно предсказуемый ответ:
— Я хотела именно этого.
— Но ты не знала, что мужчины целуют женщинам клитор, — безжалостно настаивал Майкл. — Что пьют их, лижут и берут языком, не подозревала до сегодняшней ночи.
В глазах Энн замерцала бледная искорка желания. Ей понравились его откровенные слова. Такие чувственные речи — залог интимного диалога между мужчиной и женщиной.
— Не подозревала, — наконец неохотно призналась она. Майкл вдыхал ее аромат — страсти, очарования ненадушенной кожи и женского желания.
— Если бы я тебе не рассказал об этих вещах, о чем бы ты меня попросила?
Энн ужасно не хотелось признавать свое невежество, но врожденное благородство не позволяло лгать.
— Не знаю. Я не представляла, что ты станешь меня спрашивать. — Она закрыла глаза, пытаясь спрятаться. — Понятия не имела, о чем просить.
И до сих пор не разобралась.
— Но ты знала, что мужчины прикасаются к женщинам, ложатся с ними в постель. Как ты представляла нашу связь?
— Я думала, ты будешь… меня целовать.
— Ты слышала, что мужчины сосут у женщин груди?
— Нет.
— Воображала, что это будет с тобой?
— Да, — смущенно призналась она.
Майкл подул ей в веки, и Энн распахнула глаза.
— Расскажи. — Ему хотелось разделить ее простое желание. Позабыть хотя бы ненадолго, какое зло мужчины творят мужчинам. Женщинам. Детям.
— Я видела, как матери кормят детей, и подумала, как было бы приятно, если бы мужчина стал так сосать мои груди. Это могло способствовать особой близости между нами.
Дыхание Майкла участилось. Его желание подогревалось ее наивной чувственностью.
— Когда ты об этом думала, ты трогала собственные груди?
Матрас под ним скрипнул.
— Нет.
Он потянулся к ней.
— Не отстраняйся.
Каждый из них был всем, что имел другой. И быть может, последним из людей, до которых другой дотрагивался. Энн повернулась к нему, ее соски уперлись в его грудь, а его член — в ложбинку меж ее бедер.
— У тебя холодные ноги, — задыхаясь, проговорила она, но на этот раз не отстранилась.
Майкл различил биение ее сердца, словно оно колотилось внутри его собственного тела. И ощутил удары пульса в виски.
— Ты не ответила на мой вопрос.
— Не понимаю, чего ты хочешь от меня.
— Правды, Энн Эймс. Ты вольна спрашивать меня о чем пожелаешь. Я тебе не солгу, только не в постели и не о том, что такое страсть. Ты спрашивала, возникало ли у меня желание таких чувственных прикосновений, за которые я готов был бы платить. Да. Последние пять лет я платил за удовольствия. Я знал, что шлюхам неприятны мои прикосновения, и тем не менее шел к ним. Хотел прикасаться к ним и чтобы они касались меня. Временами, когда страсть сходила на нет, я лежал в постели без сна, прикасался к себе сам и недоумевал: почему недостаточно овладевать женщиной, которая тебя не желает? Закрывал глаза и воображал, что где-то есть та, которая мечтает обо мне и не отшатнется, увидев мои шрамы.
В глазах Энн мелькали противоречивые чувства, будто по голубому небу неслись дождевые тучи. Потрясение от того, что мужчина так откровенно говорил, что нуждался в женщине, откровение, что он тоже сам прикасался к себе и желал чего-то большего. Как и она.
— Я хочу тебя, Энн. Хочу превратиться для тебя в любовника. — Майкл потерся губами о ее губы, пока они не раскрылись и ее дыхание не ворвалось в его рот. — Оставайся у меня. Сегодня. Завтра. Весь месяц. Я скажу, о чем тебе просить, чего вправе требовать любая женщина. А потом я дам тебе все это. Ты ничего подобного даже представить себе не можешь. Мы возродим любовные утехи, которые я не испытывал целых пять лет.
Боль отразилась в глазах Энн.
— Ты не вскрикнул, когда достиг оргазма.
В свой наивысший момент у него не хватило сил. Кричал от страсти Мишель, а не Майкл.
— Ты этого хочешь? Моя нанимательница имеет право на все. Слуга закричит, если это доставит тебе удовольствие.
— Ты не слуга, — запротестовала Энн.
