Ирэн Фрэн - Набоб
Когда рядом не было посторонних, он не стеснялся быть сентиментальным. Она улыбнулась и протянула ему руку:
— Вы мне льстите.
Это игривое обращение на «вы» являлось всего лишь намеком на то, что между ними долгое время не было интимной близости.
— Как ваше здоровье, мадам? — спросил Гастингс, осыпая поцелуями ее руку. — Вижу, Бенгалия пошла вам на пользу. А говорят, здешний климат вреден для здоровья…
Он схватил ее руку и покрыл ее поцелуями. Мариан вздохнула:
— Вреден вовсе не климат, а слуги, Уоррен, слуги! Какое убожество! Здесь просто невозможно нормально вести домашнее хозяйство…
— И все же вы великолепно устроились.
Всплеск его чувств длился всего лишь минуту. Только что он обнимал ее за талию, а теперь обводил взглядом дом. Но все же он подарил Мариан еще один нежный взгляд. Да, он отдыхал рядом с этой женщиной, которая всегда ждала его, в любое время дня и ночи, верная, открытая и спокойная.
— Ты, наверное, хочешь чаю? — сказала она.
Он не стал отвечать, потому что и без этого было ясно, что она угадала его желание.
— Ты великолепно обставила дом.
Он говорил совершенно искренне. В этом доме он не увидел ничего, что бы его раздражало. Здесь не было мрачных, неряшливых интерьеров, свойственных калькуттским домам, где сломанные диваны соседствовали с дорогой мебелью и безвкусными картинами. Здесь царил порядок, и Уоррен был в восторге. Этот большой дом с белыми колоннами вовсе не казался массивным. В нем все было изящно и соразмерено.
Уоррен вышел на площадку перед домом и осмотрелся. Он не помнил, чтобы при доме был парк. Стало быть, это дело рук Мариан.
— Мне нравится этот сад.
Вышедшая следом за ним Мариан покраснела от удовольствия:
— У меня почти не было времени им заниматься. Успели сделать только террасы. Позже здесь будут и оранжерея, и ботанический сад, и теплицы, и манговая роща… И орхидеи. Может быть, даже зверинец.
Он одобрительно кивал. Как ей пришла в голову мысль об этих симметричных клумбах, о прудах, о рядах живой изгороди, убегающих вдаль к реке? Он вспомнил, что, уезжая из Мадраса, оставил ей очень ценную коллекцию могольских миниатюр. Выходит, стараясь угодить ему, Мариан скопировала планировку могольских садов. Может быть, она его действительно любит?.. Это открытие могло бы на мгновение тронуть сердце Уоррена, если бы в этот момент он не услышал за спиной позвякивание фарфора. Он обернулся. Мариан ожидала его возле двери вместе со слугой, державшим поднос с чайным сервизом. Она жестом пригласила Гастингса следовать за ней. Он вошел в гостиную быстрым шагом судебного исполнителя, мысленно проинспектировал ее, перечислил все, что она сделала для того, чтобы угодить ему. Лакировка, серванты, тонкий фарфор, новые эстампы, легкие, миниатюрные безделушки из нефрита — она собрала здесь именно то, что он любил, о такой англо-индийской гармонии он мечтал со времени отъезда из Англии. Получился новый, одновременно европейский и экзотический тип красоты. И он отнюдь не контрастировал с внешним обликом дома, скорее наоборот. Посреди гостиной, рядом с низким табуретом, стоял инкрустированный перламутром ящичек с принадлежностями для шитья. Из него выглядывали разноцветные шелковые мешочки, что придавало всей комнате оттенок очаровательного неглиже, без которого она показалась бы несколько абстрактной, может быть, даже интеллектуальной.
Слуги принесли свечи. Мариан подала чай, предложила губернатору партию в шахматы, вырезанные по модели, недавно произведшей фурор в Калькутте: стоявшие друг против друга изящно исполненные фигурки из слоновой кости изображали английскую армию и батальон индийцев. Раджи и военачальники были за королей, вместо ладей стояли слоны и пушки, пешки изображали сипаев. Партия длилась недолго. То ли из-за усталости, то ли из желания вновь угодить Гастингсу, Мариан допускала ошибку за ошибкой. Губернатор, уступивший ей белые фигуры, — то есть англичан — внезапно прервал игру:
— Шах и мат неизбежны, мадам. Индия победила вас!
Мариан улыбнулась:
— Желаете ужинать?
Он кивнул.
Ужины всегда бывали короткими: Уоррен заметил, что Мариан не разбиралась в еде; она так и не научилась руководить индийскими кухарками; могла спокойно съесть самый отвратительный кари. После заключительной чашки чая они перешли на второй этаж, в будуар, соединявший их спальни.
Уоррен снял парик и положил его на круглый столик. Мариан наблюдала за ним. Он провел рукой по своим волосам. Она не могла не рассмеяться. Уоррен был тощим и без парика казался состарившимся мальчишкой: у него были светлые, густые, непослушные волосы, которые вечно торчали в разные стороны, так что казалось, будто губернатор либо только что встал с постели, либо минуту назад вернулся домой после прогулки верхом.
— У меня столько дел, Мариан, столько дел, — вздохнул он. — Чтобы покрыть свои долги, Лондон желает владеть Индией, всей Индией. Англии надо поддерживать свой престиж в Европе, войны обошлись ей слишком дорого. Рано или поздно доходы Компании должны будут восполнить эти расходы. И я обязан создать здесь государство вместо обычной, собирающей доходы администрации! Выжить отсюда бенгальских банкиров, реформировать собственность, разработать законодательство, которому станут подчиняться и англичане, и индийцы, искоренить злоупотребления, руководить людьми. Очистить, очистить все… Тут и налоги, и таможня, и разбойники, и восстающий Юг, и Бомбей, который мечтает отделиться, и непальские Гималаи, и охотники за головами, промышляющие на берегах Брахмапутры, и татарские ламы, и Кашмир… Ах, Кашмир! — Гастингс понимал, что Мариан слушает его вполуха, потому что она не имеет никакого представления о настоящей Индии, но тем не менее продолжал: —…И все эти боги, миллионы богов, божественных музыкантов, небесных танцовщиц. Четыре дня назад я встретил знакомого калькуттского купца, родом из Бенареса. Он поведал мне, что сотни лет тому назад какой-то мудрец предсказал индийцам, что однажды Индию завоюют потомки бога-обезьяны Ханумана. Завоюют всю Индию, понимаешь, всю Индию… — Он подошел к окну и уставился в темноту. — Возможно, я и есть предводитель этого войска обезьян!
Сидящая за туалетным столиком Мариан пожала плечами:
— Только не сравнивай себя с теми, кто только что приехал, не надо! Ты не какой-нибудь гриффин! Ты губернатор, тебя прекрасно приняли!
— И главное: я одинок, Мариан. Одинок, как Робинзон Крузо.
— Как потерпевший кораблекрушение?
— Если хочешь… Помнишь, Робинзон пытался построить корабль, чтобы уплыть с острова, но он даже не знал, как спустить корабль на воду?
