Мэриан Палмер - Белый вепрь
— Но однажды я действительно получил рану в сражении. Это произошло в Барнете, где мы побили графа Уорвика.
У пажа разгорелись глаза.
— Пожалуйста, сэр, расскажите, как это было. Ведь Уорвик был знатный рыцарь?.. — Мальчик споткнулся на незнакомом заграничном титуле и просто повторил: — Граф Уорвик?
Заметив, что Филипп бросил беглый взгляд в сторону, где сидела герцогиня, он поспешно пояснил:
— Все в порядке, сэр. Мадам велела мне занять вас. Ей необходимо решить свои дела.
Бросив в последний раз настороженный взгляд на дверь, Филипп повернулся к мальчику, взял бокал и отпил вина. Облокотившись о широкий подоконник, он указал пажу на место рядом с собой. Затем предложил:
— Знаете, это слишком долгая история. За один раз ее не расскажешь. Лучше расскажите мне о себе. Давно вы при дворе герцогини?
Поставив поднос на подоконник, мальчик чинно уселся на стул, с явным трудом поборов искушение вытянуть ноги.
— Да нет, не особенно. Но мне здесь нравится. Здесь лучше, чем дома с учителями. Скажите, сэр, в молодости вам тоже приходилось учить латынь? Моя матушка говорит, что всякий воспитанный человек должен говорить на этом языке.
Последние слова пажа Филипп уже не слышал. Не медальон на его груди приковал взгляд Филиппа, хотя антилопа, украшавшая герб Де Брези, была ему известна не хуже розы Йорков. Рука, которую мальчик небрежно положил на подлокотник, была тонкой и изящной, но пробел между большим и указательным пальцами был необычно широким. Глаза, которые неотступно смотрели на Филиппа, оказались не карими, как ему представлялось поначалу, а ореховыми.
— Вам плохо, сэр? — Голос донесся откуда-то издалека.
Кажется, Филипп что-то ответил. По внезапному ощущению тупой боли он понял, что сильно ударился перевязанной рукой о стену. Вокруг все померкло. Мир исчез…
Филипп вспомнил одну лавчонку — в ней торговали разнообразными притирками и травами. Старик хозяин неплохо, хотя и с сильным фламандским акцентом, говорил по-французски — сюда часто захаживали господа придворные в поисках менее невинных лекарственных средств.
Филипп вспомнил, как однажды вышел из лавочки с пузырьком в руках и протянул Мэг. Она в испуге отшатнулась.
— Это предохраняет женщину от несвоевременной беременности.
Мэг так и передернуло — как он смеет даже подумать такое? Она все не принимала это снадобье, а потом было поздно. Но Филиппа к тому времени уже не было рядом.
— Сэр? — Мальчик снова вскочил на ноги и потянулся к подносу. Филипп взглянул на него. Губы у Филиппа совсем пересохли, но, к счастью, он не утратил дара речи.
— А как тебя зовут?
— Симон Де Брези. Я думал, вы знаете, сэр. Мадам сказала, что вы дружили с моим отцом.
— Это верно. Только давно это было.
Мальчик в упор посмотрел на него.
— Он умер. Да вы, должно быть, и сами знаете. Сколько я себя помню, он все время болел.
— Да, это я знаю.
Симон немного неуклюже протянул Филиппу тяжелый графин. Слегка наклонившись, Филипп помог мальчику удержать его.
— Вот так, возьмите за ручки. Тогда его гораздо легче будет передавать. И меня так же учили, когда я прислуживал графу Уорвику в Миддлхэме.
Показывать пришлось одной рукой, другую сковывали шина и сильная боль. Филипп осторожно помог мальчику. И тут сошлись две совершенно одинаково вылепленные природой руки. Словно обжегшись, старший отдернул свою. Поднося бокал к губам, он заметил, что за ним неотрывно следит герцогиня Бургундская. Губы ее изогнулись в тонкой усмешке. Ему вдруг неудержимо захотелось хорошенько проучить ее — чтобы не лгала в следующий раз так беззастенчиво, будто все у него с Маргарэт в порядке.
— Симон… — Тонкие брови взлетели вверх. — Симон, не сослужишь ли мне службу? Мадам, я имею в виду твою мать… пойди, пожалуйста, к ней и спроси, не может ли она принять… э-э… посетителя?
Десятки слов готовы были сорваться с языка Филиппа, но он не произнес ни одного из них. Нельзя использовать парнишку в своих целях.
— Скажи, что ее хочет видеть человек, приехавший из Англии. — И поскольку мальчик не двигался, по-видимому ожидая продолжения, добавил: — Меня зовут Ловел. Спасибо, Симон.
Маленький паж ушел.
Филиппу оставалось только терпеливо ждать. Минуты нанизывались одна на другую, каждая была подобна бездонной пропасти, темной и загадочной. Филипп мысленно то оттягивал возвращение Симона, то страстно желал приблизить его. Сердце колотилось, ладони стали влажными.
— Сэр? — Филипп с большим трудом заставил себя повернуться. Лицо мальчика выглядело посуровевшим. — Мадам передает, что будет рада видеть вас.
Из зала они перешли в другое помещение. Затем последовали комнаты — одна за другой, — пролет лестницы, очередная дверь. Апартаменты, в которых они в конце концов оказались, были просторными. Комнату заливал яркий свет. Вдове Эрара Де Брези оказывались подобающие почести. Она чувствовала себя свободно. В другое время и при других обстоятельствах Филипп обратил бы внимание на эту роскошь. Может быть, испытал бы невольное чувство зависти, но сейчас — едва заметил.
В комнате, прямо у входа, толпились пажи, камеристки и служанки. В соседней тоже были какие-то дамы и секретарь герцогини. Перед ними в полупоклоне замер бродячий актер, — судя по его позе, он только что закончил петь.
Дверь в третью комнату была закрыта. Симон постучал и, не дожидаясь ответа, открыл ее.
— Прошу вас, сэр.
Филипп очутился в узком коридоре, который вел в большую комнату. Окно в противоположной стене было наполовину закрыто шторой. Сквозь открытую часть проникали яркие солнечные лучи. На мгновение они ослепили Филиппа.
Здесь уже не было никаких слуг. Мэг одна стояла у резной каминной решетки. Она была предельно напряжена, лицо казалось смертельно бледным.
— Мэг… — Холодное молчание стало ему обвинительным приговором. Ни за что в жизни не мог бы Филипп заставить себя шагнуть вперед. — Мэг, я ничего не знал, Богом клянусь, ничего. Иначе я бы обязательно приехал. Она писала, что с вами все в порядке…
До Филиппа донеслось порывистое дыхание, похожее на подавленный крик.
— Симон сказал мне… он сказал… Я думала, это ваш кузен хочет видеть меня, чтобы сообщить о вашей гибели.
Она протянула ему руки. Он рванулся вперед. Единственное, что ощутил Филипп, ее пальцы в своей ладони и жесткую ткань платья на лице.
— Мадам… — Оба они забыли про мальчика. Симон пристально смотрел на них — удивленно и сердито. Густо покраснев, Маргарэт отдернула руки и со слабой улыбкой произнесла:
