Кальман Миксат - Миклош Акли, или история королевского шута.
И тем не менее пансион мадам Сильваши был по-настоящему либеральным учебным заведением, намного превосходящим нынешние. Хотя и в наши дни в школах есть определенная тенденция обеспечить равенство их воспитанников и все они должны носить одинаковую школьную форму. Да что толку, что одинаковы шляпки, если в кармашке у той или другой воспитанницы лежат свернутые батистовые платочки с вышитыми на них баронскими и графскими коронами - о девяти или о семи зубцах - и именуют девочек княжнами или баронессами, а все остальные носят серые бюргерские фамилии? А вот у мадам Сильваши родовые имена, - а следовательно и ранги - были отменены. Слишком близка и памятна еще была французская революция, и нож гильотины сверкал ослепительнее, чем дворянские гербы.
Маленькие воспитанницы, переступая порог пансионат Сильваши, временно расставались со своими фамилиями. Была конечно "Книга", куда они заносились, но она хранилась в секретном архиве, за семью замками, и ее содержание было известно только хозяйке пансиона. А для всех остальных и друг для друга девочки числились лишь как Маришки, Каталины, Эржики и Корнелии. Привилегии, связанные с родовым именем, в пансионе госпожи Сильваши были запрещены. Ну, разумеется, тайна эта была такой же призрачной, как вуалька на личике, когда действительность заменена лишь намеком, догадкой, потому что так она еще больше дразни. Маленькие девчушки уже тогда не умели хранить тайн. Под строжайшей клятвой они выбалтывали, кто они и откуда. Но зато можно было и немного присочинить, приврать: проверить-то трудно. И при этой легкой таинственности не было и высоких стен разграничения, когда все обо всех официально объявлено. Самый красивый бриллиант в перстне не вызывает столько зависти и вожделения, если он скрыт под перчаткой. Все это, разумеется, происходило из высоких педагогически побуждений. И бедняга Иоган Генрих Песталоцци не перевернулся бы при этом возмущенно в гробу, потому что тогда он еще не умер.
Но соревнование - родная мать находчивости. Появилось столько всяких пансионов, что если они хотели уцелеть, хозяйкам их приходилось прибегать ко всяким такого рода выдумкам. Безымянные девушки! Что ж, интересно! Подобно рекруту, сбрасывающему с себя одежду, в которой он прибыл в казарму и взамен ее получает со склада казенную шинель, девочки тоже получали новые имена - в зависимости от их успехов, прилежания, способностей и поведения. Имена эти заимствовались из трех сфер: наиболее выдающимся давались имена из сферы небесной: Мари Венера, Магдолина Сатурн, Нина Юпитер. Рангом меньше шли имена из сферы ботаники, но и здесь было много степеней, в зависимости от красоты и редкости цветка: Мальвина Акация, Агнеш Тюльпан, Матильда Фиалка. Ну, а уж если кто-то становился Розвитой, Агавой или Юдитой Пальмой! На третьем месте находились имена птиц и зверей: Мици Уточка (если бедную Мици хотели отучить от ее походки вперевалку), Юлика Сорока (если мадам не нравилась склонность Юлишки к болтовне), Барабала Лисичка (такая она хитренькая), Верона Медведь (любительница поспать!), София Кошечка (если той нравилось румянить себе личико). Словом, все это было здорово придумано. С известным тактом: потому что наиболее употребляемые оскорбительные названия животных, такие как осел, скотина, глупая гусыня, слепая курица - здесь были не в ходу. И правильно.
В полном соответствии с бытовавшими тогда воззрениями о переселении душ маленькие девочки переселялись из одного имени в другое, более красивое, если оно становилось вакантным и если мадам после месяцев, проведенных девочкой в пансионе, считала ее достойной. Действительно, интересно было наблюдать как эти невинные создания с таким тщеславным рвением, задыхаясь от ажиотажа, карабкались все выше и выше - к звездам. И не было среди них ни одной Уточки или Мотылька, которые не мечтали бы однажды проснуться Юпитером, Марсом ил на худой конец - Гладиолусом.
И в общем-то это было не совсем шуткой, потому что с этим были связаны определенные привилегии: у обитательниц небесной сферы было по два увольнения в неделю - для визитов к родственникам, или встречи с ними в пансионе, у "цветочков" - один раз в неделю, а "зверюшки" те могли отправиться в гости лишь два раза в месяц.
Был изумительный солнечный майский день. Среда. В послеполуденный час девочки из всех трех "сфер" играли на лужайке просторного красивого сада, кто - в мяч, кто - в жмурки, иные качались на качелях, другие - гонялись в салочки, третьи, словно мальчишки, - боролись. Такие дни в пансионе носили название "спартанских". Вот уж на что стоило полюбоваться мужскому оку - одно загляденье! Но так уж дурно устроен мир: все на свете было в этом саду, а вот мужского ока не было. Среды после полудня - святая святых внутренние дела пансиона, празднество развивающегося женского тела, приумножение его очарования, разрядка скопившейся жизненной энергии, озорства, предохранительный клапан для выпуска лишнего пара. А для этого человеку нужно быть наедине с собой.
В пансионе всегда пропускали посетителей по срочному делу, но только не после полудня в среду.
Так что нетерпеливый звонок у ворот был тем более неожиданным. Все здание пансиона было со всех сторон - словно монастырь - обнесено высокой каменной стеной, через которую Ни перелезть ни словом перекинуться. Только в маленькой дубовой калитке была оставлена узенькая щель - через нее можно было и вовнутрь заглянуть и переговорить.
Сегодня старый привратник Димитрий заболел и лежал в постели, вместо него службу несла его дражайшая половина - Фракати (фрау Кати). Она-то и явилась, шаркая мужниными тапочками, доложить госпоже Сильваши:
- Какой-то молодой человек хочет с вами, барышня, поговорить:
Молодой человек? Ого! Эта новость, передаваемая из уст в уста, с быстротой молнии распространилась по пансиону, и подобно тому как в минуту опасности каждый солдат первым делом хватается за оружие, все девочки принялись приводить в порядок свои туалеты.
- Это невозможно! Тем более - молодой человек!
Почему вы ему не сказали, что это невозможно? - напустилась на дворничиху мадам Сильваши.
- Я ему говорила, а он настаивает! хочу с госпожой директрисой говорить и все тут.
Мадам задумалась. Бывали и прежде случаи, что либо отец, либо мать какой-то воспитанницы тяжело заболеет, а то и при смерти лежит. Тогда девочку спешно везут домой.
- А он не сказал, что ему угодно?
- Не сказал. Но по всему видать, какой-то важный господин.
- Почему вы так думаете? - с любопытством спросила Сильваши.
- Потому что обещал дать мне две пощечины, если я не впущу его. Одну он обещал дать сам, а другую, говорит, я получу от вас, барыня.
