Ирина Пигулевская - Подлинная история графини де Ла Фер
— Верно, совершенно верно. У вас прекрасная память, миледи.
Миледи не стала развивать эту тему.
— Но если, несмотря на все эти доводы, — пожелала уточнить она, — герцог не уступит и будет по-прежнему угрожать Франции?
— Герцог влюблен, как безумец или, вернее, как глупец, — с глубокой горечью ответил Ришелье. — Подобно палладинам старого времени, он затеял эту войну только для того, чтобы заслужить благосклонный взгляд своей дамы. Если он узнает, что война будет стоить чести, а быть может, и свободы владычице его помыслов, как он выражается, ручаюсь вам — он призадумается, прежде чем вести дальше эту войну.
— Но что если… — продолжала миледи с настойчивостью, доказывавшей, что она хотела до конца выяснить возлагаемое на нее поручение, — если он все-таки будет упорствовать?
— Если он будет упорствовать? — повторил кардинал. — Это маловероятно.
— Это возможно.
— Если он будет упорствовать… — Кардинал сделал паузу, потом снова заговорил: — Если он будет упорствовать, тогда я буду надеяться на одно из тех событий, которые изменяют лицо государства.
— Если бы вы, ваше высокопреосвященство, — осторожно сказала Анна, — потрудились привести мне исторические примеры таких событий, я, возможно, разделила бы вашу уверенность.
— Да вот вам пример, — ответил Ришелье. — В 1610 году, когда славной памяти король Генрих IV, руководствуясь примерно теми же побуждениями, какие заставляют действовать герцога, собирался одновременно вторгнуться во Фландрию и в Италию, чтобы сразу с двух сторон ударить по Австрии, — разве не произошло тогда событие, которое спасло Австрию? Почему бы королю Франции не посчастливилось так же, как и императору?
— Ваше высокопреосвященство изволит говорить об ударе кинжалом на улице Медников?
— Совершенно правильно.
— Ваше высокопреосвященство не опасается, что казнь Равальяка держит в страхе тех, кому на миг пришла бы мысль последовать его примеру?
— Во все времена и во всех государствах, в особенности если эти государства раздирает религиозная вражда, находятся фанатики, которые ничего так не желают, как стать мучениками. И знаете, мне как раз приходит на память, что пуритане крайне озлоблены против герцога Бэкингема и их проповедники называют его антихристом.
— Так что же? — спросила миледи.
— А то, — продолжал кардинал равнодушным тоном, — что теперь достаточно было бы, например, найти женщину, молодую, красивую, ловкую, которая желала бы отомстить за себя герцогу. Такая женщина легко может сыскаться: герцог пользуется большим успехом у женщин, и если он своими клятвами в вечном постоянстве возбудил во многих слабых сердцах любовь к себе, то он возбудил также и много ненависти своей вечной неверностью.
Анна подумала, что еще год назад такой разговор был бы невозможен ни при каких условиях. И это несмотря на все, что она перенесла. Теперь же она с первым министром государства хладнокровно обсуждает способ убийства человека, бывшего ее любовником, мало того, которого она любила, пусть и недолго. «Что ж, — сказала себе она, — на корабле год назад я дала клятву, и я ее выполню. Я добьюсь своего, даже если мне придется идти по трупам».
— Конечно, — спокойно подтвердила она, — такая женщина может сыскаться.
— Если это так, подобная женщина, вложив в руки какого-нибудь фанатика кинжал Жака Клемана или Равальяка, спасла бы Францию.
— Да, но она оказалась бы сообщницей убийцы.
— А разве стали достоянием гласности имена сообщников Равальяка или Жака Клемана?
— Нет. И, возможно, потому, что эти люди занимали слишком высокое положение, чтобы их осмелились изобличать. Ведь не для всякого сожгут палату суда, ваша светлость.
— Так вы думаете, что пожар палаты суда не был случайностью? — осведомился Ришелье таким тоном, точно он задал вопрос, не имеющий никакого значения.
— Лично я, ваша светлость, ничего не думаю, — сказала миледи. — Я привожу факт, вот и все. Я говорю только, что если бы я была мадемуазель де Монпансье или королевой Марией Медичи, то принимала бы меньше предосторожностей, чем я принимаю теперь, будучи просто леди Кларик.
— Вы правы, — согласился Ришелье. — Так чего же вы хотели бы?
— Я хотела бы получить приказ, который заранее одобрял бы все, что я сочту нужным сделать для блага Франции.
— Но сначала надо найти такую женщину, которая, как я сказал, желала бы отомстить герцогу.
«Видимо, это главный принцип политики, — подумала Анна, — никогда ничего не называть прямо».
— Она найдена, — ответила миледи.
— Затем надо найти того презренного фанатика, который послужит орудием божественного правосудия.
— Он найдется, — холодно сказала миледи, достаточно знавшая английских пуритан.
— Вот тогда и настанет время получить тот приказ, о котором вы сейчас просили.
Эти слова кардинала были подобны молнии на ясном небе. Анна уже убедила себя, что у нее есть высокий покровитель, который готов любым способом помочь своим сторонникам. Но выказывать сейчас свои чувства было бы неразумно.
— Вы правы, ваше высокопреосвященство, — произнесла миледи, — и я ошиблась, полагая, что поручение, которым вы меня удостаиваете, не ограничивается тем, к чему оно сводится в действительности. Итак, я должна доложить его светлости, что вам известны все подробности того переодевания, с помощью которого ему удалось подойти к королеве на маскараде, устроенном супругой коннетабля, что у вас есть доказательства состоявшегося в Лувре свидания королевы с итальянским астрологом, который был ни кто иной, как герцог Бэкингем; что вы велели сочинить небольшой занимательный роман на тему о похождении в Амьене, с планом сада, где оно разыгралось, и с портретами его участников; что Монтегю в Бастилии и что пытка может принудить его сказать о том, что он, возможно, позабыл; и наконец, что к вам в руки попало письмо госпожи де Шеврез, найденное в квартире его светлости и порочащее не только ту особу, которая его написала, но и ту, от имени которой оно написано. Затем, если герцог, несмотря на все это, по-прежнему будет упорствовать, то, поскольку мое поручение ограничивается тем, что я перечислила… — Анна замолчала, выжидательно глядя на Ришелье, но он не перебил ее, — …мне останется только молить Бога, чтобы он совершил какое-нибудь чудо, которое спасет Францию. Все это так, ваше высокопреосвященство, и больше мне ничего не надо делать? — с ударением произнесла Анна.
— Да, так, — сухо подтвердил кардинал.
— А теперь, — продолжила она, словно не замечая, что кардинал Ришелье заговорил с ней другим тоном, — теперь, когда я получила указания вашего высокопреосвященства, касающиеся ваших врагов, не разрешите ли вы мне сказать вам два слова о моих?
