Кэтрин Андерсон - Аромат роз
В другое время Кэйт не позволила бы незнакомому мужчине войти в дом. Поборов нерешительность, она распахнула дверь.
— Заходите, мистер Стоун. Пять лет работы, конечно, означают, что вы его друг. Хотите взглянуть на него?
— Да, мэм.
Он зашел в сени и смущенно огляделся.
Кэйт захлопнула дверь и провела его в комнату, где лежал больной. Отступив в сторону, она наблюдала, как он подошел к кровати. Почтительно сняв шляпу, он, словно застыв, долго смотрел на ее подопечного. Плачевный вид хозяина явно вызывал у него сострадание. Он дотронулся до его бедра шляпой.
— Выглядит не слишком хорошо. Кэйт согласилась.
— Я сделаю все, что смогу. — Она заломила руки. — Но если он продержался уже двадцать четыре часа… — Она не смогла договорить.
Маркус Стоун кивнул.
— Я помогу вам. Ухаживать за мужчиной без сознания — неподходящее занятие для леди. Хозяин спустил бы с меня шкуру, узнав, что я позволил вам этим заниматься.
До сих пор Кэйт не думала о приличиях. Она покраснела.
— Я вдова, мистер Стоун, а потому утратила девичью застенчивость.
Кэйт сознательно солгала. За пять лет брака с Джозефом она не много узнала о мужской физиологии. Впрочем, какая разница! Она и не думала о том, что Закария Мак-Говерн — мужчина, и не будет думать об этом, пока его жизнь висит на волоске. Для нее он просто тяжелобольной человек, которого она отчаянно пытается спасти.
— Наверное, мне сподручнее позаботиться о нем. Вдова вы или нет, но есть то, что мужчины скрывают от женского взгляда.
Кэйт пришлось уступить.
— Что бы вы ни думали, кое в чем он предпочел бы иметь дело со мной.
Она вспомнила о спальне наверху, и пальцы ее сжались в кулаки при мысли, что здоровый чужой мужчина останется здесь на ночь. Не говоря уже о Миранде (еще неизвестно, как она к этому отнесется), у Кэйт были свои опасения. Женщине следует проявлять осторожность, если она живет одна, за много миль от города.
— У меня есть для вас свободная комната.
— Для меня годится и солома в сарае. — Он повернулся к выходу. — Обычно я громко храплю и, оставшись в доме, не сомкнул бы глаз, боясь вас разбудить.
Кэйт испытала облегчение.
Стоун, казалось, искал подходящие слова.
— Если нужно будет его вымыть ночью, или он вспотеет от лихорадки, или понадобится его обтереть, крикните мне с крыльца.
Кэйт и не думала о том, что ей придется мыть Мак-Говерна.
— Спасибо. Не сомневаюсь, что вы поможете мне ухаживать за ним.
Его темно-голубые глаза встретились с ее взглядом.
— Я сделаю кое-что еще. Пока он не встанет на ноги и не освободит вас от хлопот, я помогу вам в работе по дому. Вы ведь не можете ухаживать за ним и работать на ферме. Завтра я съезжу на нашу ферму и скажу другим работникам, чтобы они обошлись без меня, пока хозяин не поправится.
Кэйт не возражала. В обычные дни у нее не хватало времени заниматься чем-нибудь, кроме работы. Она вспомнила о Генриетте, все еще бродившей где-то в полях, но решила, что сейчас не стоит занимать этим Стоуна.
— Очень любезно с вашей стороны.
— Сделаю все, что могу, — ответил он. Вежливо поклонившись, он подошел поближе к кровати и заглянул в стоявшее рядом ведро. Кэйт не знала, как он отреагирует, увидев, что она покрыла змеиные укусы грязью.
— Вы уже ели? — спросила она, стараясь отвлечь его.
Он сдвинул ведро с места и заглянул в него.
— Нет, но я не голоден.
Она тоже не чувствовала голода. Кэйт провела рукой по волосам: несколько локонов выбились из косы, обвивающей ее голову. Взгляд ее упал на ведро, и она приготовилась выслушать упреки.
— Очень разумно использовать для примочек грязь, — сказал он.
— Не знаю, разумно или нет, — неуверенно ответила она.
— Если что и спасет его, так это грязь. Я не раз видел, как укушенные собаки валяются в грязи и выживают. Если это помогает собакам, то должно спасти и его. — Он надел шляпу. — Я принесу вам еще грязи на ночь. Как только грязь подсохнет, накладывайте свежую.
Почувствовав облегчение, Кэйт улыбнулась. — Раз уж вы ночуете на улице, я дам вам одеяла и подушку. Под утро в сарае станет очень холодно. Он направился к двери.
— Шкура у меня толстая, и я могу спать в любых условиях.
Спать. Услышав это слово, она поняла, как ее измотал этот тяжелый день. Проводив Стоуна до дверей и отослав спать Миранду, она взяла белье и, вернувшись в комнату, где лежал больной, села возле его кровати. Деревянный стул был очень неудобным, но она специально принесла его, а не кресло-качалку. Притулившись в кресле, она заснет, а ведь ночь предстоит нелегкая. Ей нельзя ни на минуту сомкнуть глаз. Вглядываясь в лицо Мак-Говерна, она пыталась обнаружить хоть какие-то признаки жизни. Если бы не отрывистое, глубокое дыхание, он казался бы трупом. Сердце Кэйт сжалось от жалости, но она знала: случись такое еще раз, она опять поехала бы к нему и попросила о помощи, ибо речь шла о спасении Миранды. Однако чувство вины не покидало ее.
Его обветренное лицо покрывал загар. В уголках глаз была сеть тонких морщин, так же, как вокруг рта. Лицо человека, которого не слишком щадила жизнь, свидетельствовало о пережитых радостях и печалях, надеждах и разочарованиях.
Она впервые заметила шрамы на нижней челюсти и на шее; должно быть, они явственнее обозначились из-за его бледности. Бледные рубцы напомнили ей о шрамах на левой руке Миранды, оставшихся после сильных ожогов.
Словно встревоженный ее пристальным взглядом, Мак-Говерн застонал. Его рука дернулась. Простыня соскользнула с него, открыв обнаженную грудь и плечи. Кэйт отвела глаза: пока ее не было в комнате, доктор Уиллоуби снял с пациента нижнее белье. Вспомнив о Том, как она приподнимала простыню, чтобы намазать грязью места укусов, Кэйт покраснела. Сейчас он был совсем голым. Только легкая простыня — и… она сжала губы, неожиданно осознав, что ее пациент — мужчина.
Она едва знала этого человека, и вот теперь он лежит у нее в спальне, без сознания, к тому же в чем мать родила. Она представила, как поднимаются эти тяжелые ресницы, а карие глаза смотрят прямо на нее. Теперь она была рада, что Маркус Стоун остался здесь ухаживать за своим хозяином.
Все это, конечно, глупо. Она же взрослая женщина, мать. Обнаженный мужчина не должен вызывать ее любопытства, тем более повергать в смущение. Неожиданно на нее нахлынули воспоминания, неясные и отрывочные, как тени во сне. Джозеф, возникающий за ней в темноте и прижимающий ее к себе. Его руки, ищущие кромку ее ночной рубашки, что-то твердое, проникающее внутрь ее, какая-то тяжесть, наваливающаяся сверху, пыхтение, которое он издавал, надеясь произвести на свет сына. Как всегда, от этих воспоминаний Кэйт захотелось уединиться, и она вскочила со стула. Пока она приводила в порядок комнату, мысли ее вернулись к ужасным минутам, когда Зак вылез из колодца с Мирандой на руках. Сейчас Кэйт даже не понимала, как ей удалось посадить такого крупного мужчину на лошадь и доставить его домой. Хорошо еще, что спальня на первом этаже.
