Донна Гиллеспи - Несущая свет. Том 3
— Отменить поединок! — скандировали они хором из сотен глоток, не боясь стражников.
Ауриана показала себя отважной и великодушной женщиной. Зрители не желали ее гибели от рук безжалостного существа, во много раз превосходящего ее в силе. Это подавляющее превосходство делало в их глазах поединок совершенно бессмысленным, поскольку его исход был предрешен. И поскольку в эти времена справедливость была явно не в чести, ее днем с огнем было не сыскать, люди хотели, чтобы в призрачном мире арены она все-таки существовала.
Десять преторианцев, охранявших императорскую ложу, то и дело посматривали на Императора, ожидая приказа об отмене поединка, который нельзя было устраивать даже в шутку. Кто-то совершил грубейшую ошибку.
Но никаких распоряжений не последовало. Император сидел неподвижно, словно скала. Его глаза были остекленевшими как у глупого карпа. Гвардейцы были встревожены тем, что он не предпринял ничего для успокоения толпы и тем самым совершил серьезный просчет. Сначала он угрожал публике карами за непослушание, а теперь оставил без последствий новые его проявления, являвшиеся по сути дела прямым вызовом его авторитету.
Планций украдкой взглянул на Домициана и догадался, что он не спал уже много ночей. Его лицо выглядело опухшим и сильно помятым, словно кто-то задал ему серьезную трепку. Холодные, словно ледышки, и неподвижные как у змеи глаза смотрели куда-то вдаль, не различая ничего вокруг. Время от времени в них мелькали сумасшедшие огоньки. Он был похож на человека, объятого приступом лихорадки. Белки приобрели цвет прокисших сливок. Глубокая складка вокруг плотно сжатых губ сильно состарила его, делая похожим на человека по меньшей мере вдвое старше его. Когда-то мускулистое и поджарое тело разбухло, не выдержав обжорства последних лет. Планций сидел рядом с ним и на прошлых Играх, но не помнил, чтобы у него так выдавалось брюхо, а ноги стали непропорционально длинными и тонкими. Планций даже заподозрил, что Император страдает какой-то болезнью, которую тщательно скрывает.
Наконец Домициан заговорил, но слова его были обращены не к застывшим в ожидании преторианцам, а к Планцию.
— Марк, на тебя напало какое-то странное молчание, а ведь ты знаешь, что это здорово донимает меня Как у длинноволосых рабов всегда водятся вши, так и у тебя на любой случай всегда подготовлено какое-нибудь едкое высказывание или совет. Я-то уж точно знаю. Ты любишь меня поддеть. Давай, говори!
Планцию стало зябко, словно его окутал полночный холод. Он не мог определить, что это было — результат переутомления или же Домициан свихнулся подобно Калигуле. «Если он принимает меня за Марка Юлиана, то что же он собирается сделать со мной?» — размышлял Планций, беспокойно ерзая по кушетке Ему отчаянно захотелось встать и уйти.
Преторианцы с негодованием отвернулись. Эта сцена глубоко удручала их. Она показывала, что управление огромной Империей находится в руках больного человека.
Домициан между тем вглядывался в две фигуры, стоявшие внизу. Его истощенный бессонницей мозг то вспоминал, то забывал. На глаза словно опускались какие-то полупрозрачные занавески. Когда его зрение прояснялось, он понимал, что от происходящего внизу зависит его жизнь или смерть. Ауриана несла с собой зловещие предзнаменования и уже дважды, а он в этом был уверен, предсказывала ему своим мечом насильственную смерть. Что-то в ее судьбе переплеталось с его собственной, и он желал получить от нее еще одно пророчество. Домициан решил ни в коем случае не вмешиваться в то, что должно было идти своим чередом. Разница теперь была в том, что он знал исход поединка заранее, так же как и предзнаменования, которые так или иначе являются ценой жизни Аурианы, ибо шансов на победу у нее не было ни малейших. Если он руками Аристоса быстро расправится с этим отродьем Немезиды, то проживет долгую и счастливую жизнь. Если же Аристосу вздумается позабавиться с ней или ему придется попотеть, чтобы убить ее, это будет означать жизнь, полную опасностей, но с благополучным концом. Все соответствовало замыслам Домициана как нельзя лучше. Предзнаменования должны оказаться благоприятными, и никакой прорицатель не сможет обвинить его в манипулировании обстоятельствами, потому что Ауриана сама пошла на этот поединок.
Пока Домициан блаженствовал в своих мечтах, Метон, Акко и четыре дюжих младших наставника, вооруженные сетями, плетьми и клеймами с шумом ворвались из гладиаторского коридора. Они бросились к Антонию и Клеопатре. Метону потребовалось время, чтобы собрать этих людей и добраться до обоих гладиаторов. Они были уверены и ни секунды не сомневались, что такова воля Императора и что их ждет суровое наказание, если им не удастся быстро остановить поединок.
Аристос и Ауриана быстро шагнули вперед и одновременно схватились каждый за свое оружие. Руки Аурианы с нетерпением сомкнулись вокруг костяной рукоятки ее меча.
«Пусть Фрия знает, что этот меч не выпадет из моих рук, пока один из нас не окажется мертвым».
Глава 57
Увидев бегущих к ним Акко и Метона, Ауриана отступила в сторону, чтобы освободить Аристосу путь в центр арены, но тот стоял, упрямо наклонив голову и не двигался, внимательно наблюдая за пришельцами из Великой школы. Они остановились, поняв, что Аристос ждет именно их.
Вскоре помощники наставников плотным кольцом окружили гладиаторов, выкрикивая угрозы. Послышались резкие, сухие щелчки бичей, которыми они иногда задевали ноги Аристоса и Аурианы. Со стороны могло показаться, что укротители пытаются развести двух опасных хищников, которые вот-вот вцепятся друг в друга. Ауриана без труда фехтовала с ними, отбивая все их попытки ткнуть в нее клеймом. Одновременно она старалась выскользнуть из окружения. Аристос совершал такие же маневры. В гуще стычки оказался один нумидийский юноша, который от страха заплакал.
— Аристос! — крикнул Метон, находившийся в некотором отдалении и понявший, что клейма годятся лишь для того, чтобы заставить людей броситься друг на друга и сражаться изо всех сил, но помешать двум бойцам, исполненным решимости биться до конца, они не могли. — Я приказываю тебе бросить меч. Поединок отменяется. Это приказ самого Эрато!
Но Аристос продолжал двигаться по направлению к Ауриане, словно и не слышал Метона.
— Аристос! — сделал еще одну попытку Метон, и в его голосе зазвучали нотки отчаяния. — Ты с ума сошел! Ты слышишь публику? Это приказ Эрато! Брось меч! Иначе тебя на целый год отлучат от арены!
Точно таким же способом Акко пытался воздействовать на Ауриану, которая чуть было не задела его мечом. Она понемногу смещалась в сторону, напоминая своими движениями змею, выпустившую жало и приготовившуюся к броску. Сильный удар бича по щиту заставил ее отступить, но она тут же восстановила равновесие. Еще один удар — и по руке Аурианы потекла кровь. Но она совершенно не обратила внимания на эту царапину.
