Роксана Гедеон - Дыхание земли
– Готово, – произнес Александр.
Он делал еще что-то, но я не понимала, что именно. Я даже не могла уяснить, жив мальчик или нет. Трудно было сказать, сколько прошло времени – пять минут или час. Александр подошел ко мне: его руки были в крови, на лбу вздулись вены. Честно говоря, я взирала на него с ужасом.
– Готово, мадам, – повторил он, вытирая пот. – У меня есть травы, привезенные из Индии, и теперь остается только…
Дальше я ничего не слышала. Просто его слова как-то затихли, и вообще он сам удалился в какой-то туман. Я во второй раз лишилась чувств, и, честно говоря, случилось это в самый неподходящий момент – тогда, когда следовало радоваться, а не падать в обморок.
4
Меня привели в чувство, но что-либо воспринимать я была не в состоянии и полностью очнулась только утром, после семи или восьми часов беспробудного сна. Я слишком долго была на ногах, слишком переживала, и в результате все мои силы были исчерпаны. С Маргаритой, по-видимому, произошло то же самое, ибо когда я открыла глаза, рядом была только Элизабет.
Я сразу все вспомнила, и страх снова охватил меня.
– Что с Жаном? – вскричала я поднимаясь.
Элизабет с поистине счастливой улыбкой произнесла:
– Он жив, ваше сиятельство. Благодарение Пресвятой Деве, жив! Господин герцог целую ночь с ним был и вот только недавно ушел отдыхать. По-видимому, теперь дело пойдет на поправку.
Я не могла полностью успокоиться, пока не видела всего этого собственными глазами. За ночь кто-то раздел меня. Я попросила, делая повелительный жест рукой:
– Помогите мне одеться. Нет, не платье, – дайте что-нибудь самое легкое: пеньюар, например…
Не заботясь об утреннем туалете, не причесываясь, а лишь сунув ноги в домашние туфельки, я побежала в комнату Жана. Сердце у меня стучало от волнения. Боже мой, хорошо бы, если бы слова Элизабет оказались правдой! Ведь я молилась… Я молилась как никогда в жизни! Было бы очень несправедливо, если бы меня не услышали!
Я боялась, что Жан оставлен совсем один, но опасения были напрасны: возле него дежурила сиделка.
– Ну, как? – прошептала я, затаив дыхание.
– Пока все спокойно, ваше сиятельство.
У Жанно был жар, довольно сильный жар, и выглядел мальчик плохо – худой, изможденный, с вытянувшимся личиком. Но я слышала его дыхание – ровное, без хрипов, без напряжения. Он не задыхался. Он дышал как обычно, как дышим все мы!
– Что же сделал герцог? – прошептала я, не веря своим глазам.
Сиделка живо ответила:
– О, мадам, оказывается, его сиятельство много чего умеет! У него есть какие-то порошки и травы, которые тут, в Бретани, не растут. Они сбивают жар и уменьшают боль. Мне кажется, к вечеру горячка вовсе пройдет.
– А что приказано делать вам?
– Промывать ребенку горло, а чуть позже – так и кормить его. Для этого на кухне самый лучший бульон приготовят.
Я упала на колени рядом с постелью, покрыла лицо сына десятками горячих поцелуев, смешанных со слезами. Мне не верилось, что все уже закончилось. И закончилось так хорошо. Ведь еще вчера этот тощий доктор из Ренна, не желая рисковать, бросил мальчика на произвол судьбы. Только благодаря Александру Жан остался жив. Александр не побоялся риска, не побоялся последствий… он сделал все, что мог, хотя никто ничего от него не требовал!
– Ты спишь, – проговорила я, снова и снова целуя Жана. – Маленький мой, как хорошо, что ты спишь!
Внезапная мысль пронзила меня: ведь я еще ни слова благодарности не сказала герцогу! Спохватившись, я выбежала на лестницу и на миг остановилась в замешательстве: честно говоря, от волнения я не сразу вспомнила, где находится комната Александра. Потом вспомнила, что рядом с моими апартаментами. Надо пойти к нему. С легким смущением я подумала, что еще никогда не бывала там, где он спит.
Я не хотела бы встретить на пороге Гариба, и мне повезло: индуса на своем обычном посту не было. Я толкнула дверь, и она открылась. Я вошла, взволнованно оглядываясь по сторонам.
Здесь, в этой спальне, было заметно увлечение античным искусством. Тонкие фаянсовые колонки, образующие в центре комнаты античный портик, служивший альковом, придавали помещению легкость. Античным искусством были навеяны и дверные росписи-арабески. Шелковые шпалеры выполнены по картонам Буше, изображающим «любовь богов», – то же самое, что я видела у себя. В остальном же и спальня, и ванная комната были обставлены и отделаны куда проще, чем прочие помещения замка, не говоря уже о моих покоях.
Я откинула полог и, затаив дыхание, увидела Александра.
Он спал на спине. Одна рука его была небрежно заброшена за голову, вторая откинута в сторону. Я видела крестик, поблескивающий у него на груди, его спутанные темные волосы. Мне так захотелось прикоснуться к нему, что я не выдержала: ладонь легла на его волосы, мягко зарылась в них и, осторожно наклонившись, я тихо поцеловала его в губы.
Он содрогнулся так, словно на него напали. Его рука машинально рванулась в сторону, к стулу, где лежали наготове пистолеты. Я, в первый момент испугавшаяся, теперь готова была рассмеяться. Александр взглянул на меня, и его рука опустилась.
– А вы живете словно на войне, – проговорила я с нежностью.
– Что вы здесь делаете?
– Целую вас. И благодарю. И еще…
Пеньюар слегка распахнулся, и взгляд Александра был устремлен туда, где кружева приоткрывали нежную упругость моей груди. Не успев договорить того, что хотела, я ощутила его руку у себя на талии. Он рывком прижал меня к себе так сильно, что я на миг почувствовала все его тело – напрягшиеся мускулы, теплоту кожи, даже его мужскую плоть. Уже очень давно я не ощущала так близко мужского тела, мужского запаха, всего мужского естества. Но он отпустил меня прежде, чем я смогла разобраться в чувствах, нахлынувших на меня.
– Я благодарю вас за Жана, – пробормотала я, опомнившись. – Да нет, благодарю – это такое слабое слово! Сударь, вы спасли не только его, но и меня… не знаю, будет ли у меня возможность хотя бы частично отплатить вам тем же.
– Не думайте об этом.
– Я не могу не думать. Я очень люблю Жана. И мне кажется…
Я на миг замолчала, потом, пытаясь придать голосу твердость, произнесла:
– Да, мне решительно кажется, что я и вас люблю.
Ласково улыбаясь, он ладонью зажал мне рот.
– Если только кажется, поостерегитесь говорить об этом.
– Почему?
– Потому что половинчатые чувства меня не устраивают.
Я ничего не ответила, слегка разочарованная его словами. Мне, честно говоря, хотелось бы услышать, что он тоже любит меня. Или, хотя бы, ему кажется, что он любит. Он никогда не говорил ничего подобного. Я вдруг поняла, что мне будет очень горько жить в этом доме, если я не услышу от него таких слов.
