Эмили Бронте - Грозовой перевал
Кэтрин насупилась и, закусив губу, отошла к окну, где принялась нарочито напевать веселую песенку, чтобы скрыть подступающие слезы.
– Вы должны стать друзьями с вашей двоюродной сестрой, мистер Гэртон, – сочла я за благо вмешаться, – ведь она искренне раскаивается в своем поведении по отношению к вам. Эта дружба будет вам только на пользу: вы станете другим человеком, если она будет вашим товарищем.
– Товарищем? – воскликнул он. – Да она ненавидит меня, считает меня недостойным грязь стирать с ее туфелек! Да озолотите меня, не хочу больше сносить насмешки за то, что старался ей понравиться, хоть чуть-чуть к себе расположить.
– Я к тебе ненависти не испытываю, это ты меня ненавидишь, – крикнула Кэтрин сквозь слезы, которые уже не сдерживала. – Ты меня ненавидишь так же сильно, как мистер Хитклиф, если не больше.
– Лжешь! – возмутился Эрншо. – Зачем же тогда я его сто раз из себя выводил, вставая на твою сторону? А ты в благодарность ноги об меня норовила вытереть… Все, хватит, не перестанешь меня мучить – пойду к мистеру Хитклифу и пожалуюсь, что ты меня из кухни выжила!
– Я не знала, что ты вставал на мою сторону, – ответила она, вытирая глаза, – я тогда была несчастна и на всех злилась. А теперь я благодарю тебя за твою защиту и прошу простить меня. Вот! Что еще я могу сделать, как мне еще извиниться?
Она вновь подошла к очагу и протянула Гэртону руку в знак примирения и дружбы. Он потемнел и нахмурился, как грозовая туча, а затем замер и уставился в пол, сжав кулаки и не разжимая их. Кэтрин, однако, шестым чувством угадала, что ведет он так себя скорее из чистого упрямства, а не от неприязни к ней. Она, поколебавшись минуту, вдруг нагнулась и тихонько поцеловала его в щеку. Маленькая проказница думала, что я не видела ее поступка, и, отпрянув, как ни в чем не бывало заняла свое прежнее место у окна. Я неодобрительно покачала головой, а она покраснела и прошептала: «А что еще мне оставалось делать, Эллен? Он не хотел пожать мне руку, он даже не смотрел на меня. Должна же я была как-то показать, что он мне нравится, что я хочу, наконец, подружиться с ним».
Уж не знаю, убедил ли Гэртона поцелуй, данный ему Кэтрин, в ее дружеских чувствах, только он на несколько минут отвернулся, чтоб мы не могли видеть его лица, а когда повернулся к нам, не знал, куда спрятать глаза.
Кэтрин за это время аккуратно обернула белой бумагой книгу в красивой обложке, перевязала ее ленточкой и надписала: «Мистеру Гэртону Эрншо». Она попросила меня быть ее полномочным и чрезвычайным послом и передать книгу по назначению.
– И скажи ему, если он примет подарок, что я приду и научу его правильно читать, – заявила она, – а если не примет, поднимусь наверх и больше никогда не буду ему докучать.
Я отнесла книгу под внимательным взглядом дарительницы и повторила слово в слово ее послание. Гэртон не разжал рук, поэтому я положила подарок ему на колени. Он не сделал попытки его скинуть, что было уже хорошо. Я вернулась к своей работе, а Кэтрин сидела неподвижно, уронив голову на скрещенные на столе руки, пока не услышала шорох разворачиваемой обертки. Тогда она встала и тихонько подсела к своему кузену. Он дрожал, лицо его горело, а его грубость, мрачность и резкость сошли с него, как шелуха, и ему пришлось собрать все свое мужество, чтобы сначала встретить ее вопросительный взгляд, а затем пробормотать хоть что-то в ответ на ее просьбу, произнесенную самым кротким тоном:
– Скажи, что прощаешь меня, Гэртон! Ты можешь сделать меня счастливой, проговорив всего одно словечко…
Гэртон пробормотал нечто невнятное.
– И ты станешь моим другом? – добавила Кэтрин вопросительно.
– Негоже мне к тебе в друзья набиваться, – ответил он, – тебе придется краснеть за меня каждый день своей жизни, и чем больше будешь меня узнавать, тем сильнее станешь меня стыдиться, а мне этого не снести.
– Так ты не хочешь быть моим другом? – проговорила Кэтрин с нежной улыбкой, подсаживаясь еще ближе к своему кузену.
Я не слышала, о чем они толковали дальше, но когда я снова на них оглянулась, я увидела два сияющих лица, склонившихся над страницей книги: подарок был принят, договор о дружбе заключен к удовольствию обеих сторон, и бывшие заклятые враги стали верными союзниками.
В книге, которую они рассматривали, было много красивых картинок. Их совместное созерцание, равно как и волнующее соседство друг с другом, заставили молодых людей замереть над страницами и не двигаться с места, пока не появился Джозеф. Бедняга пришел в ужас и замешательство от того, что Кэтрин сидит рядом с его любимцем, положив руку тому на плечо. Смущение старика было столь глубоко, что в тот вечер он даже не смог обрушить на нас свои обычные замечания и поучения. Смятение его чувств выдавали лишь глубокие вздохи, с которыми он водрузил на стол свою огромную Библию, а затем разложил на ней грязные банкноты – плоды дневной торговли на ярмарке. Наконец он подозвал к себе Гэртона и сказал:
– Отнеси эти денежки хозяину, мой мальчик, и оставайся там. А я пойду в свою комнату. Негоже нам тут оставаться. Получается так, что пора нам с кухни выкатываться и поискать себе другое местечко.
– Пойдемте, Кэтрин, – сказала я. – Давайте-ка и мы с вами «выкатываться», потому как все белье я перегладила. Вы готовы?
– Еще восьми нет, – ответила она, неохотно вставая из-за стола. – Гэртон, я оставляю эту книгу на каминной полке и завтра принесу еще несколько.
– Любую книжку, какую вы тут оставите, я снесу в залу, а потому уж не взыщите, коли не сможете ее найти, – пригрозил Джозеф.
Кэтрин заявила в ответ, что, если это случится, она восполнит пропажу из личной библиотеки Джозефа, и, улыбнувшись на прощание Гэртону, пошла наверх, напевая. Видно было, что на сердце у нее так легко, как еще никогда не было под этим кровом, за исключением, может быть, тех давних дней, когда начинались ее свидания с Линтоном.
Дружба, зародившаяся в этот день, быстро крепла, хотя и не без трудностей. Эрншо не мог в одночасье превратиться из деревенщины в воспитанного молодого человека, а мою госпожу нельзя было назвать образцом терпимости и благонравия, но оба они все силы своей души направили на достижение одной цели – любить и уважать друг друга, причем Кэтрин была готова это уважение оказать, а Гэртон – его добиться.
Теперь вы сами видите, мистер Локвуд, что завоевать сердце миссис Хитклиф было совсем не трудно. Но сейчас я даже рада, что вы в свое время не пытались это сделать. Честно скажу, если Кэтрин с Гэртоном пойдут под венец, это будет пределом моих желаний. В день их свадьбы мне некому будет завидовать, потому что не будет во всей Англии женщины счастливее меня!
