Дональд Маккейг - Ретт Батлер
Когда Эндрю взглянул на него, тот отодвинулся.
— Я тебе плохого не сделаю, — сказал Эндрю, — Не нужно меня бояться.
— А я вас и не боюсь нисколечко, — сказал мальчишка, но ближе не подходил.
— Эти корабли плавают по всему миру.
— Да нет, они ж маленькие!
— А некоторые крепкие маленькие корабли могут переплыть океан.
— Да знаю я о кораблях, — с пренебрежением ответил мальчишка. — У меня папаша на рыбном рынке работает.
— Если мы посадим ниггеров на эти корабли, можем и отправить вас обратно в Африку. Хотел бы этого?
Мальчишка решительно замотал головой.
— Никогда я не был ни в какой Африке, — И, чтобы не разочаровать дружелюбного белого, добавил: — А вот в Саванну ездил один раз.
Эндрю, вскочив на лошадь, бросил мальчишке монетку.
Он ехал по Энсон-стрит мимо старого публичного дома мисс Полли. Что за время было! Боже, боже, что за время! Эдгар Пурьер, Ретт Батлер, Генри Кершо — что за время! И Джек Раванель. Что сейчас посоветовал бы ему отец? Эндрю пробормотал тоном старика Джека:
— Скачи как проклятый, мальчик! Скачи без оглядки!
На заведении мисс Полли сорвало крышу, стены были в выбоинах от снарядов. Из окна второго этажа свешивалась желтая муслиновая занавеска. Как они жаждали жизни. Не ожидая, пока жизнь придет к ним, хотели встретить ее на полпути.
Самым близким другом был Ретт Батлер. Эндрю играл с ним в карты, пил с ним, вместе они пускали лошадей бешеным галопом навстречу восходу. «Господи, — подумал Эндрю, — я потерял всех».
Он притормозил у гостиницы «Ист-Бэй» и стал ждать Джейми Фишера. Тот вышел в белом поварском фартуке.
— А, — крикнул Эндрю, — самый храбрый разведчик Конфедерации!
Фартук Джейми был заляпан томатным соком.
— Я не ходил в суд. Подумал, что ты не захочешь меня видеть. Что судья Бойд?
— Огласит приговор завтра. Адвокат думает, что надо подмазаться к нему, но, — Эндрю ухмыльнулся, — если Питбуль будет не в духе или миссис Питбуль за завтраком поссорится с судьей, он запросто даст мне десять лет. А ты знаешь, как я «процветал» в плену.
— Эндрю!
Тот замотал головой.
— Не волнуйся, Джейми, до этого не дойдет,
— Эндрю, может, к нам? Джулиет была бы рада.
— Я не держу никакой злобы на свою дорогую сестру.
Я всех прощаю. Прощаю янки, ниггеров, даже президента Гранта, который обожает ниггеров. Но… как-нибудь в другой раз. Нам с тобой, Джейми, нужно кое-куда сходить.
— Эндрю, я готовлю…
— Никаких возражений, Джейми. Пойдем на концерт в Ирландский зал — выступает группа минстрел-шоу «Кроличья лапка», прямо из Филадельфии. И знаешь, кто солист? — Эндрю захлопал в ладоши, — Не кто иной, как мой ниггер, Кассиус!
— Эндрю, у меня гости…
— Ради старого доброго времени, Джейми.
Джейми на глаза навернулись слезы:
— Накануне оглашения приговора… Эндрю, ты сошел с ума?
Раванель усмехнулся.
— Ну да, Джейми, ты же знаешь, что я безумец.
Ветеран с деревянной ногой, продававший билеты, щелкнул пальцами, привлекая внимание.
— Полковник Раванель, рад вас видеть, сэр. Эти парни устраивают грандиозное представление. Разочарованы не будете.
— Где вы потеряли ногу?
Ветеран похлопал по деревянной ноге, как солдат — по прикладу.
— Под Шарпсбергом[71], полковник. Сейчас позову управляющего. Вы с мистером…
— Мой разведчик, Джейми Фишер.
Когда Эндрю вытащил деньги, ветеран отказался их брать. Подошел управляющий, извиняясь, что публика не так изысканна, как привык Эндрю, и проводил их с Джейми на лучшие места. Сидевшие там принялись было возмущаться как только им сообщили, для кого предназначены кресла, один мужчина отдал честь, а остальные сняли шляпы со словами:
— Храни вас Бог, сэр!
— Вы показали янки пару приемчиков. Еще бы десять таких, как вы, и, ей-богу, мы бы победили.
На этой фразе публика разразилась мятежными возгласами. Управляющий отгородил их кресла веревкой. Сидевшие рядом наперебой предлагали свои фляжки, сигары, табак. Эндрю не отрывал взгляда от занавеса, на котором нимфы забавлялись с херувимами.
Публика подобралась неотесанная. Среди женщин преобладали содержательницы публичных домов и проститутки. На последних рядах сидела горстка федералов.
Тот давний патриотический бал, когда Эндрю впервые попытался соблазнить Розмари Батлер, — господи, какая ж она была долговязая, но свеженькая и резвая, как новорожденный жеребенок! — тот бал проходил здесь. Интересно, а на полу еще нарисован орел, погребенный теперь под слоями грязи, плевков и растоптанных окурков?
У Розмари не осталось ни малейшего сходства с той длинноногой девчонкой, которая была им очарована.
— Не нервничай, Джейми, нас здесь все любят.
За раскрашенным занавесом послышалось шуршание, потом забренчало банджо. Эндрю толкнул локтем Джейми: должно быть, Кассиус.
Занавес открылся, на сцене полукругом стояли пустые стулья. Пока за кулисами на банджо наигрывали «Старый Дэн Такер», белые мужчины с вымазанными ваксой лицами важно прошли каждый к своему стулу и застыли как статуи, уставившись в зал. Тамбо и Кость заняли крайние стульчики, а кресло посреди сцены предназначалось для Рассказчика.
Позвякивая тамбурином, Тамбо уселся. Вошел Рассказчик, поклонился и застыл в полупоклоне. В таком же гриме, как и белые актеры, через сцену неторопливо прошествовал и Кассиус, ухмыляясь и корча рожи. Дойдя до стула мистеpa Кости, он тоже застыл.
Рассказчик наконец разогнулся и прошел мимо товарищей, изображая изумление, словно никого раньше из них не видел. Он тыкал в них пальцем, как ребенок, которого выпустили гулять по музею восковых фигур.
Р а с с к а з ч и к: Джентльмены, прошу садиться.
Тамбурин Тамбо и банджо Кассиуса обменялись
перекрестными фразами.
К о с т ь: От музыки я становлюсь таким счастливым!
Тамбо: Ну, больше тебе уж веселиться не придется. Ты будешь служить в Седьмом кавалерийском полку, а я буду тебя учить. Я первоклассный военный наставник. Просто укротитель львов.
Кость: Ты укротитель львов?
Т а м б о: Именно. И рука у меня нелегкая.
К о с т ь: Да ты просто жулик.
Т ам б о: А твой папаша служил?
К о с т ь: Да, сэр, воевал при Булл-Ране. Один из тех янки, которые оттуда драпали.
Эти слова приветствовало улюлюканье мятежников.
Затем Тамбо с Костью перебросились еще несколькими шутками под аккомпанемент банджо с тамбурином и спели сентиментальные баллады. Минут сорок публика распевала знакомые песни и выкрикивала концовки старых шуток.
