Непокорная фрау Мельцер - Якобс Анне

Вальтер снова смутился, потому что она опять ему улыбнулась.

– Я… я подумал. Ведь у них же есть ребенок.

За столом господин Клиппи громко заявил, что наконец можно выбрать подходящего человека президентом страны. Гинденбург выдвинул свою кандидатуру.

– Гинденбург?! – воскликнула тетя Китти. – Он отправил на смерть тысячи бедных солдат, потому что не хотел заключать мир.

– Но нет, моя дорогая. – Господин Клиппи улыбался, вероятно, думая, что женщины ничего не понимают в войне. – Генерал-фельдмаршал фон Гинденбург, безусловно, привел бы наши войска к важным победам, если бы не потеря поддержки на родине. Социалисты нанесли немецкой армии подлый удар в спину.

– Это все чепуха! – громко воскликнула тетя Китти. – Кому нужна была война, когда все уже было потеряно? И вообще он слишком стар. Дряхлый старик в качестве рейхспрезидента – что ж, он подходит этой смешной республике.

Бабушка Алисия еще больше выпрямила спину и неодобрительно посмотрела на тетю Китти.

– Моя дорогая Катарина, немного больше самообладания. Подумай о детях. И пожалуйста, дорогой господин фон Клипштайн, мы не хотим обсуждать политику здесь, в семейном кругу.

– Извините, госпожа Мельцер.

Вальтер обрадовался, когда Лео потянул его за рукав. Бабушка кивнула ему, что означало, что они могут начинать. Им пришлось быстро бежать в кабинет за скрипкой и нотами. Гумберт и Юлиус еще утром отодвинули в красной гостиной фортепиано от стены. Потому что иначе стена поглотила бы звук.

Госпожа Гинзберг тоже встала, она собиралась перелистывать ноты для Лео. На самом деле это было лишним, потому что он уже давно выучил наизусть сонату Моцарта ми-минор для фортепиано и скрипки, а Вальтер все равно играл без нот. Но госпожа Гинзберг всегда говорила: «Береженого Бог бережет».

Когда они вошли в красную гостиную, там уже сидело много слушателей, только тетя Лиза и господин Винклер все еще были наверху с ребенком. Почему он кричал, ведь его кормили грудью?

К сожалению, ничего не поделаешь – пришлось играть, несмотря на крикуна. Это было неприятно. Вальтер начинал первым с красивой минорной мелодии, потом шла энергичная фраза в форте, и Лео сопровождал его партию игрой на фортепиано.

Госпожа Гинзберг ободряюще улыбнулась – все было хорошо. Они только начали, и как только погрузились в музыку, весь мир вокруг исчез. Были только звуки, ритмы, мелодии. Поначалу Моцарт Лео не очень нравился, потому что казался слишком легким. Но теперь он понял, что Моцарт – человек, танцующий на тонком канате над пропастью.

Над ними небо, под ними ад, а посередине они парят на крыльях Моцарта. Это было безумие. Но это была самая прекрасная вещь в мире.

Вальтер дважды сбился, но Лео продолжал играть свою партию, и Вальтер снова вошел в нее. Только госпожа Гинзберг заволновалась, он слышал ее учащенное дыхание, потому что она сидела близко к нему на стуле. Когда они закончили, раздались такие громкие аплодисменты, что они оба испугались.

– Браво! Браво! – кричал господин Клиппи.

– Просто чудесно! – вздохнула тетя Лиза, которая в какой-то момент тихонько вошла в комнату вместе с господином Винклером.

– Два маленьких Моцарта, – ласково произнесла тетя Эльвира.

Додо кричала «Гип-гип-ура!», и Хенни поддерживала ее, пока тетя Китти не приказала ей наконец замолчать. Тетя Китти сегодня действительно была не в духе, иначе она едва ли сдерживала свой восторг по поводу «обоих чудо-мальчиков». Зато папа подошел к ним, пожал руку Вальтеру, госпоже Гинсберг и наконец ему и вручил подарки.

– Я сегодня цветочница.

Все засмеялись, даже маме это показалось смешным. Хотя только госпожа Гинзберг получила букет цветов, Вальтеру и ему достались билеты на концерт в Людвигсбау в Штадтгартене. Там выступал пианист Артур Шнабель. Как сказала госпожа Гинзберг, он был не только пианистом, но и сам сочинял музыку. Лео очень обрадовался, потому что это было именно то, чем он хотел заниматься в будущем.

Также каждому дали порцию мороженого, которое Брунни всегда делала в холодильном шкафу, и на этот раз с вишневым вкусом.

Им разрешили добавить в него несколько капель яичного ликера сверху, и Хенни всерьез пыталась уговорить Вальтера отказаться от своей порции. Но тетя Лиза была рядом, и этот номер не прошел.

Доев мороженое и поставив стеклянные чаши на поднос, который госпожа фон Доберн держала перед их носом, они взяли ноты и хотели бежать в кабинет, потому что Вальтер оставил там футляр для скрипки. В коридоре все еще стояли Брунни с Эльзой, Герти и даже Юлиус, потому что они слушали концерт отсюда.

– Так прекрасно, – повторяла Брунни.

Они были очень тронуты и радовались, потому что прислуга говорила эти слова всерьез и не льстила, как делали родственники. Когда они снова побежали на кухню, Лео хотел пойти с Вальтером в кабинет, но остановился, потому что услышал голос тети Китти из зимнего сада. Он звучал очень сердито.

– Иди вперед, – велел он Вальтеру. – Я скоро буду.

Вальтер сразу все понял и скрылся в кабинете. Лео осторожно подошел к двери зимнего сада и остановился.

– Ты мне ничего не сказала. Совсем ничего. О, как ты могла так струситьступить! – пылко воскликнула тетя Китти.

– Я пыталась, Китти. Но ты не давала мне сказать ни слова.

Ага, это была тетя Тилли. Наверное, она была права – в разговоре с тетей Китти часто было трудно вставить даже слово.

– Просто поставить меня перед свершившимся фактом, – всхлипывала тетя Китти. – Когда мы договорились, что ты переедешь в Аугсбург, как только сдашь свои экзамены.

На мгновение воцарилась тишина. Тетя Тилли, видимо, попыталась обнять Китти, потому что та тут же закричала.

– Не трогай меня, лживая змея! Ты еще натерпишься от этого ничтожества. Хорошо: он много помогал тебе, снял тебе квартиру и заботился о тебе. Может быть, он еще и хороший любовник? Да?

– Пожалуйста, Китти. Мы договорились о браке по расчету. У нас не будет детей. Ты знаешь, что в глубине души я все еще привязана к другому человеку.

Сейчас Лео уже плохо понимал, о чем они, просто ему стало ясно, что такие вещи, как «помолвка», «брак», «любовник», «сердце» и «разум», были сложной и непонятной конструкцией. Это скорее что-то для девушек и женщин. Вообще-то он мог бы покинуть свой тайный пост прямо сейчас, но ему было жалко тетю Китти. Она была самой красивой из всех его тетушек и всегда такая веселая.

– Но зачем ехать в Мюнхен? – плакала она. – Я могла бы поселиться и здесь в доме. И теперь вы еще хотите забрать мою дорогую Гертруду.

– О, Китти! Эрнст решил продать свою долю в фабрике и вложить деньги в мюнхенскую пивоварню. Пауль, конечно, не будет возражать – между ними ведь были некоторые трения, не так ли?

– Это далеко не причина.

– Мы купили хороший дом в Пазинге. Вас всех ждут там в любое время. А мама сама решит, куда ей переехать.

– Хорошо! – резко проговорила тетя Китти. – Раз уже все давно решено и все ясно. Меня ты в своем замечательном доме уж точно не увидишь.

Тетя Тилли глубоко вздохнула:

– Знаешь, Китти, сначала тебе нужно успокоиться. Позже ты будешь думать об этом по-другому.

Лео едва успел пригнуться рядом с комодом в прихожей, чтобы тетя Тилли не заметила его. Она пошла в красную гостиную, где, вероятно, сейчас предлагались ликеры и миндальные пирожные. Лео осторожно поднялся. Подслушивать было неприлично. Он знал это. Самое время бежать к Вальтеру в кабинет, а то он еще удивится, куда это Лео пропал.

Он уже собирался уходить, когда услышал душераздирающие рыдания тети Китти. Он обернулся и распахнул дверь в зимний сад. Она стояла рядом с фикусом, ее плечи дрожали.

– Тетя Китти! – крикнул он, подбегая к ней. – Не плачь. Мы ведь останемся с тобой. Мама, Додо и я. Мы не оставим тебя одну.

Она повернулась, и Лео упал в ее распростертые объятия. Она прижала его к себе, и он почувствовал, что она все еще рыдает.

– О, Лео. Ты мое маленькое сокровище. Мой дорогой Лео.