Шерри Джонс - Четыре сестры-королевы
– Я могу остановить тебя, если пожелаю.
Она смотрит на него, сузив глаза, готовая к вызову – но тут вмешивается Ричард, готовый погасить ссору своим обычным потоком слов.
– Моя госпожа, я бы не советовал выходить к разъяренной толпе. Вы недалеко уйдете. Если вас обнаружат, то могут захватить или даже убить.
– Я понимаю риск. – Она оборачивает требовательный взор к Генриху: – Смягчись, прошу тебя. Не вынуждай меня делать это.
– Как ты поступишь, если не сможешь добраться до Эдуарда?
– Вернусь сюда. Но я должна попытаться, Генрих. Как отец своих сыновей, ты, конечно, понимаешь это.
– Назад тебя не пустят.
– Что ты хочешь сказать?
– Если ты уйдешь против моего желания, я не позволю тебе вернуться.
Ее шаги быстро стучат по полу. Она завет Агнессу, велит ей собирать вещи и позвать Эбуло ди Монтибуса, протеже дяди Питера. Ей нужна лодка, говорит она ему. Нужна команда и рыцари для защиты. Они выйдут через заднюю дверь и сядут в лодку, поплывут вверх по Темзе в Виндзор в надежде добраться до Эдуарда раньше посланцев Генриха.
Через час они уже на Темзе, бесшумно скользят за спиной у толпы, колотящей дубинами и железом по стенам Тауэра. Мятежники пытаются поджечь его, как будто замок в осаде, как будто Генрих в этот момент не уступает всем их требованиям. Она никогда не ожидала от него такого – но Ричард, как всегда, струсил. Он испугался даже сражаться в Утремере, а робость скрывал под словами примирения – так руки пытаются разгладить морщины на измятой одежде. Он уговорил сарацин отпустить французских рыцарей и сделался героем, не пролив ни капли крови. Его неприязнь к борьбе и есть причина, почему он убеждает Генриха пойти на переговоры с мятежниками. Хотя нельзя сказать, что он не способен на ярость: Элеонора знает от Санчи, что он приберегает свои атаки для тех, кто слабее.
Он пытался унизить ее своими словами о «женском сердце», но она никогда не считала себя слабее мужчин, менее способной, чем они, – и с чего бы так считать, видя, как ведут себя мужчины вокруг? Санча стоила тысячи Ричардов Корнуоллских, и тем не менее он оставил ее умирать, лишенную утешения и любви. И даже не скорбел об утрате. По слухам, он начал распродавать Санчино имущество еще до ее смерти. А потом не присутствовал на похоронах в Гейлсском аббатстве. За всем этим кроется слабость. И его слушает Генрих!
А вот Эдуард силен. Теперь, когда они с Генрихом избавили его от лордов Марки, он прекратил свои кутежи и турниры и вернулся наконец к управлению королевством. В нем нет импульсивности Генриха, его раздражительности – но есть решительность и воля, а также уверенность в своих силах, которую внушила Элеонора. Будь она мужчиной – была бы Эдуардом. Означает ли это, что у нее мужское сердце? Теперь оно влечет ее к сыну, чтобы сражаться рядом с ним – захочет он этого или нет.
Их лодка беззвучно скользит по воде мимо лондонцев, чьи крики отражаются от стен замка и бьют Элеонору по ушам.
– Послать эту прованскую шлюху домой! – кричит кто-то, потом оборачивается и видит лодку. – Королева! – кричит он. – Пытается удрать!
Злоба в его глазах. Почему? Взмах его руки – и ей в лоб попадает камень. Рука поднимается потрогать рану, кровь пачкает пальцы и заливает левый глаз.
– Ох! – слабо вскрикивает она, когда другой камень пролетает мимо головы.
Эбуло, раскрыв рот, будто собираясь крикнуть, бросается к ней и падает, сраженный. Протестующие отвернулись от замка и обратились к реке, выкрикивая оскорбления и бросая камни, палки и грязь. Капитан командует отойти от берега, и лодка выходит на середину реки, где оказывается недостижима для камней.
Но они не избегут нападения, когда достигнут Лондонского моста, где уже поджидает толпа. Мальчик лет четырех на руках у отца держит камень размером с обеденную тарелку. Четыре женщины в чепцах проституток потрясают кулаками. Среди них рыжая потаскуха Генриха, она лепит комок из грязи и щурит глаза на Элеонору.
– Ведьма! – кричит она. – Ты околдовала нашего короля Генриха!
– Долой иностранцев! – кричат другие. – Чужаки – вон из Англии! Оставьте Англию англичанам!
Элеонора смотрит, чем бы защититься, хотя бы одеялом или мантией, чтобы накрыть голову. С моста скалит зубы Амо Лестранж. У него в руке булыжник, который может пробить большую дыру в дне лодки, и он расположился как раз над тем местом, где они скоро будут проплывать.
– Прикройте королеву! – кричит кто-то из рыцарей. – Пожалуйста, моя госпожа, если вы изволите лечь на дно, мы вас прикроем, и больше никто вреда вам не причинит.
– Стойте, – говорит она. – Поворачивайте лодку.
– Прошу прощения, моя госпожа? Вы хотите возвратиться в Тауэр?
Она вспоминает предупреждение Генриха, что он не пустит ее обратно, и велит отправить посланника. Сказать Генриху, что она в опасности и вынуждена вернуться.
Эбуло с перевязанной головой настаивает, чтобы послали его. Элеонора упирается. Его узнают и убьют. Но ему известен скрытый проход, говорит он, и можно будет доплыть до берега незамеченным. Через мгновение он бросается в воду, толпа не заметила произведенной им легкой ряби на поверхности и его появления в кустах на берегу.
Элеонора в ожидании сидит в лодке посреди реки и размышляет о злобных лицах. О ненависти в их глазах. О нападениях на нее и яростных криках, об обвинениях в соблазнении короля своими «женскими хитростями», что бы это ни было. Неужели это те самые люди, чье королевство она так старалась увеличить?
Из воды выныривает Эбуло и залезает в лодку. Его повязка побурела от грязной воды и покраснела от крови.
– Король, – задыхается он, – сказал «нет».
– Нет? – хмурится Элеонора.
– Вы не можете вернуться в Тауэр. Он запер вход.
Она сжимает губы, чтобы не закричать от ужаса.
Значит, он обрекает ее на смерть в руках черни. Нет, не может быть. Генрих любит ее. Он вспылил, вот и все.
– Подождем, – говорит она, – и обратимся снова.
Крики стихают. Толпа на мосту расходится. Какой-то человек в коричневом камзоле машет руками в красных рукавах.
– Моя госпожа, можете причалить к берегу, – зовет он. – Я гарантирую вам безопасность.
Она узнает Томаса Фитц-Томаса, нового мэра Лондона, чье избрание они с Генрихом праздновали несколько недель назад.
Рыцари плотно выстроились на берегу, образовав ограду своей броней, за которую горожане не могут проникнуть. Якорь поднят, лодка плывет к берегу. Эбуло снимает королеву с борта и переносит по грязи на травянистый холмик, где, маша руками, стоит розовощекий мэр.
– Примите мои глубочайшие извинения, – говорит он. – Как можно так обращаться с королевой!
