Петра Дурст-Беннинг - Дочь стеклодува
Твое сердце.
И поэтому я с нетерпением и страхом жду твоего скорого ответа.
Любящий тебя СтивенРут опустила письмо. Сердцу было так больно, что она прижала обе руки к груди. Просто чудо, что можно испытывать такие глубокие чувства к человеку, которого почти не знаешь.
– Я тоже люблю тебя, – прошептала она, наблюдая за тем, как четыре крохотных облачка пара растворяются в воздухе.
Может быть, они долетят до Америки и окажутся по другую сторону Атлантического океана?
Спускаться с коляской оказалось еще тяжелее, чем взбираться на гору. Каждый шаг Рут приходилось делать осторожно, чтобы не поскользнуться. Тонкие сапожки совершенно промокли и больше не защищали от воды. Молодая женщина изо всех сил цеплялась за коляску. Что бы с ней ни случилось – даже если она споткнется, поскользнется и упадет, – она ни за что не отпустит коляску со спящей в ней Вандой. Вскоре обе руки у нее дрожали, ей стало жарко под слоями плотной одежды.
Когда на солнце наползли тучи, Рут с облегчением перевела дух, но уже в следующий миг на нее накатило странное щемящее чувство: только что было тепло и солнечно, а теперь стало так мрачно и холодно. И с каждым шагом по направлению к долине небо становилось все темнее. Внезапно ей показалось, что склоны гор вот-вот обрушатся на нее.
Она увидела его только тогда, когда обходить было уже поздно, – у первых домов деревни. Взгляд ее тут же тревожно забегал по сторонам. Она оглядывалась в поисках возможности улизнуть, словно загнанный в угол зверек. Тщетно. Томас стоял посреди улицы, словно ждал ее.
– С Новым годом! – Он неловко снял шапку.
– С Новым годом, – пробормотала Рут в ответ.
Не глядя на него, она попыталась пройти мимо, невольно втянув голову в плечи. Может быть, он оставит ее в покое…
Но, когда она поравнялась с ним, он вдруг схватил ее за запястье:
– Рут! Пожалуйста, остановись, давай поговорим.
Выглядел Томас плохо. Из-за щетины его подбородок был почти черным, под глазами виднелись синие круги. Пивной перегар был почти осязаемым. И это ее муж…
Внезапно ей стало очень грустно.
– О чем нам еще говорить? – устало поинтересовалась она, отнимая у него свою руку.
– С Новым годом, с новым счастьем – разве не так говорят? – Он изо всех сил пытался улыбнуться. – Рут, возвращайся ко мне! – взмолился он. – Я… возможно, я не всегда был хорошим мужем. Но все изменится, обещаю. Я постараюсь. Не буду столько пить, если тебе не нравится. Мы с тобой – вот это была пара! Вспомни нашу свадьбу… – Он не договорил, словно вдруг растерялся.
Рут продолжала молчать. А что она могла ответить? Что это было ошибкой, обыкновенной ошибкой?
– Если хочешь, в следующую же субботу поедем в Зоннеберг вместе, купим тебе какой-нибудь красивый наряд. Или Ванде. – Томас мимоходом покосился на дочь. – Последние полгода я живу один в квартире… – Он покачал головой. – Это не жизнь! А ты у сестер… Так ведь не может продолжаться до бесконечности!
Рут судорожно пыталась придумать подходящий ответ, но все попытки были тщетны. Ей просто больше нечего было сказать Томасу Хаймеру. Совсем нечего. Единственное, на что она сейчас была способна, – это нечто вроде сочувствия. Как бы сильно он ни старался, Томас никогда не сможет утолить ее тоску. А она – его.
Не проходило и дня, чтобы я утром, днем и вечером не тосковал по тебе… Иногда я тоскую так сильно, что становится больно.
Ободренный ее молчанием, Томас продолжал увещевать Рут:
– Мы ведь еще молоды, вся жизнь впереди. Кто знает? Может быть, следующим у нас родится мальчик. А если нет, то ничего страшного. Когда-нибудь наследник появится. Нужно просто набраться терпения! И мой отец так же считает. Иначе и быть не может. У нас в семье ведь трое мальчишек.
Рут показалось, что она ослышалась. Сочувствие моментально испарилось.
– Ты говоришь обо мне, словно я – племенная кобыла! Как ты можешь рассуждать о сыне после всего того, что произошло? Когда ты поднял руку на Ванду, ты потерял право быть моим мужем.
Ту ночь она не забудет никогда. Как он ввалился в комнату, пьяный… Рут Штайнманн на полу. Она вынуждена была беспомощно наблюдать, как он склонился над колыбелькой и…
– Возможно, на бумаге мы по-прежнему муж и жена, но для меня все давным-давно решено. Дай мне пройти, Томас Хаймер!
– Нет, подожди! Рут, я умоляю тебя. В горе и в радости, разве не так? – Он неловко усмехнулся. – Стоит нам захотеть, и горе пройдет. – Он схватил ее за рукав.
– Для меня горе действительно прошло. Потому что я больше не с тобой, – ледяным тоном отозвалась она. – А теперь дай мне наконец пройти, не то я закричу на всю улицу.
– Ах вот ты как! Значит, не растеряла еще свое высокомерие? – Его голос тут же перестал быть заискивающим, словно в машине переключили рубильник. Теперь он кричал на нее. – Я, добродушный болван, умоляю тебя вернуться ко мне, а ты меня за нос водишь! Если думаешь, что так будет продолжаться и дальше, то жестоко ошибаешься, Рут Хаймер! Я и по-другому могу. Какое там больше не со мной! Что ты себе вообразила…
Его крики разбудили Ванду. Детские глаза с упреком уставились на Рут, ручонки беспомощно тянулись к маме.
В этот миг Рут охватил приступ ледяного бешенства.
– Тебя не касается, что я вообразила, – перебила она его. – И угрожать мне я больше не позволю!
Она даже не пыталась говорить тихо. Пусть все слышат, что она может ему сказать! Пусть все соседи в окна смотрят, ей все равно.
– Уйди с дороги, – повторила она, на этот раз намного более решительно, чем прежде.
Однако, когда он действительно отошел, Рут немного растерялась. Она готовилась к дальнейшей перепалке и теперь сама сделала к нему шаг.
– Если позволишь дать тебе добрый совет, то не помешало бы тебе искупаться. От тебя воняет так, словно ты опустошил целый пивоваренный завод. Но, насколько я знаю тебя и твое семейство, в канун Нового года такое вполне могло случиться.
Она бросила на него последний презрительный взгляд, а затем двинулась дальше, не оборачиваясь.
29– Не уверена, что я все правильно поняла. – Мари нахмурилась и обернулась к Петеру, сидевшему рядом с ней на скамье. – Позволь подытожить: ты предлагаешь пробить стены между нашим и твоим домами, чтобы мастерская стала больше.
Иоганна возвела глаза к потолку:
– Да мы ведь уже это обсуждали! В результате образуется одна большая мастерская, в которой будем работать мы все.
Не обращая внимания на Иоганну, Мари продолжала:
– В этой мастерской будет два рабочих стола и три стеклодува: ты, я и Магнус.
