Коллектив Авторов - Цифровой журнал «Компьютерра» № 94
До 1 сентября 1941 года по этой программе было умерщвлено 70 273 человека. Считалось, что для казны Третьего Рейха экономия на содержании больных составит за десять лет 885 440 000 рейхсмарок. Ну, воспользоваться сполна этой экономией не получилось – форс-мажор, русские танки у Бранденбургских ворот, но тут вины нацистских медиков нет. Многие из них (желающие легко найдут имена и персональные данные), несмотря на причастность к программе эвтаназии, трудились по врачебной специальности долгие годы после краха Третьего Рейха.
Но то, что происходит сейчас в Израиле, имеет качественное различие. Йост декларировал и апологизировал право государства на жизнь и смерть своих подданных. В Израиле речь идёт о личном выборе человека. Сами истцы недовольны тем, что родились на свет. Недовольны тем, что их не убили на поздних этапах беременности.
И вот тут мы сталкиваемся с ситуацией, с которой человечество никогда в истории дела не имело. Наука уже умеет оценить вероятность возникновения неизлечимых болезней до рождения человека. Но – именно вероятность. И расходы на поддержание и жизни, и комфортного содержания человека с такой болезнью оценить можно – оперируют-то суды конкретными цифрами. Но вот что абсолютно неясно – это самоощущение человека. Того, что подаёт иск.
Ну, кто-то будет руководствоваться чисто желанием подзаработать на своей беде. Такие люди будут непременно. Но мы ограничимся теми, кто искренне недоволен своим существованием. И вот именно они представляют подлинную проблему.
Можно сказать, упрощённо, что для традиционной медицины аксиоматична ценность жизни. Любой жизни. Её надлежит спасать всеми доступными на текущем этапе научного и экономического развития средствами. А тут люди недовольны тем, что их существование не прервали. С их субъективной точки зрения, их существование в большей степени полнится Горем-Злосчастьем, нежели радостями…
Ну, тут есть очевидный логический аспект. Страдающие подают иски со своей субъективной точки зрения. Ну а медики должны были принять решения об их убийстве (именно убийстве – не будем, подобно нацистам, уподобляться нецелованной девственнице, в семнадцатый раз выходящей из врат абортария, и пользоваться эвфемизмами) на основании неких универсальных критериев.
Для Йоста и его последователей всё было просто: не годен к строевой службе, хотя бы ограниченно и в военное время, – иди, подыши Циклоном Б. Но тут-то – тончайшие материи, горе и счастье. Как их оценить? Сидят на международной конференции за бутылкой столичной и бутылкой бурбона два пастора, русский и американский.
Русский рассказывает про мальчонку из посёлка у закрывшейся шахты, кинувшегося под «дизель» из-за того, что выбивающаяся из сил бабушка и сильно пьющая мать не могли справить ему кроссовки. А американец в ответ – про самоубийство старшеклассника из пригорода, чьи родители-преподаватели не могли купить ему машину, аналогичную тем, на которых ездят дети юристов по слияниям и нейрохирургов…
И вот тут-то, похоже, не обойтись без модельной жизни. Модель тут, хоть и проходит по ведомству информационных технологий, будет весьма напоминать ту деревянную или восковую модельку, которая предшествует стальной или бронзовой отливке. Почему бы не взять и не смоделировать жизнь человека до его рождения?
Берём и на основе информации о его внутриутробном развитии, о его генетике, о среде, в которой ему предстоит жизнь, экстраполируем его физическое состояние в развитии, на те или иные моменты жизни.
Потом берём и экстраполируем его интеллектуальное развитие. Для этого, правда, нам придётся смоделировать социум, наполненный уже рефлексирующими объектами, что чревато задачами куда более высокой сложности. Но тут проблема может упроститься тем, что модель социума не только допускает, но и предполагает групповое использование. В неё очень неплохо запустить для достоверности модели максимального количества индивидуумов.
Ну а потом, по данным, снятым с модели, делаем уже вывод о количестве горя и радости в жизни потенциального новорожденного. И – делаем вывод о том, стоит ли ему рождаться…
Ну, проблемы вычислительного характера, которые тут неизбежно возникнут, пока тоже отложим. Хотя, похоже, ни обычные, ни квантовые компьютеры тут не помогут – слишком уж много комбинаторных взрывов вылезет на свет. Но кто мешает нам вообразить сингулярный компьютер, пространство-время в котором фантастически уплотнено близостью черной дыры, подобный описываемого в известной книге Д.Дойча?)
И тут-то начнется самая потеха. Ну, от физических болезней человечество избавится достаточно (по меркам Вселенной) быстро. Но дальше вылезут вопросы. Вот, скажем, человек – талантливый обтёсыватель каменных топоров. Или – прирождённый тактик танкового боя. Или – столяр-краснодеревщик.
Ну а кремень с обсидианом нынче вышли из употребления. Воюют исключительно роботы, а мебель делают из одних лишь опилок… Трагедии! Или – необходимость массового инфантицида тех, чьи таланты не востребованы. (Кстати, беспроигрышной для медиков, которым угрожает иск от рождённых, с точки зрения элементарной теории игр является тривиальная стратегия – все, строем и с песнями, в абортарий…)
Так что из конкретной юридической практики государства Израиль следует весьма далёкий, но тем не менее необходимый вывод – о необходимости автоэволюции человека и общества. Если мы (ну не мы — израильтяне) пришли к праву человека задавать в правовом поле вопрос о правомочности его жизни, то мы (человечество) должны попытаться с помощью технологии дать право личности и социуму конструировать себя, и прежде всего разум, каковой неизбежно станет искусственным, по своему желанию.
К оглавлению
Василий Щепетнёв: Жир особого назначения
Василий Щепетнев
Опубликовано 10 ноября 2011 года
Франса Снейдерса я для себя открыл в семидесятые годы. Да и как не открыть: огромные картины, изображающие невиданное изобилие, приковывали внимание гостей Эрмитажа. Особенно гостей разряда «бедные родственники», гостей, прибывших в северную столицу из второстепенных губернских городов, а то и городов уездного значения. Тех, которые на генеральной карте не то что кружком, точкой не всегда отмечают.
Какие тогда были в уездных городках прилавки? Ну, жир кулинарный «Прима». Ну, соль «Экстра». Водка, тоже «Экстра», для выполнения магазином плана. Консервы «Завтрак советского туриста». И хлеб. Всё остальное – грузинский чай, желудёвый кофе, синие тощие цыплята и зелёный пушистый сыр – по воле случая. Как повезёт.
А тут – полный пищевой коммунизм на огромных полотнах. Уходить не хотелось совершенно. И в каждый последующий приезд я шёл в любимый зал любимого музея и насыщался, пусть только мысленно. Особенно близок к умопомешательству я был в январе девяносто первого, когда воронежский центр борьбы со СПИДом послал меня в Ленинград на месячные курсы повышать квалификацию.
Повышал её я до обеда, а затем, перекусив чем придётся, шёл в музеи. В Эрмитаже был раз пять или шесть. В то время Ленинград проводил политику экзоблокады: ленинградцам выдавали карточки, а всяким званым и незваным чужакам предоставили право жить, как смогут. Маховик гиперинфляции едва шевелился, но и крохотного шевеления оказалось достаточно, чтобы перевести человека из категории бедных в категорию очень бедных. Вот и приходилось компенсировать голод телесный пиршеством духа.
С той поры многое изменилось, но любовь моя к Снейдерсу осталась постоянной. Вот и в Дрезденской галерее смотрел я не столько на Сикстинскую Мадонну, сколько на полотна Снейдерса. Снейдерс – это истина, всё остальное — морок, чародейство, суггестивное изобилие. Да, сейчас даже в самом экономичном гастрономчике можно отыскать десять сортов пива и двадцать – колбасы, но пиво ли это? колбаса ли? Ведь сатана — обманщик, не подсовывает ли он нам под видом крабового мяса какую-нибудь дрянь, которой и свиньи побрезгуют?
Давеча варил я современный суп. Так распорядились небесные светила. Современный – в смысле из пакетика. Плод труда дизайнеров, копирайтеров и прочего люда, не чуждого новейших технологий.
Пакетик яркий, красочный, лет пятьсот назад за такой пакетик туземец какого-нибудь острова, поди, отдал бы жемчужину или шкуру выхухоли.
Мы, впрочем, отдали намного больше, включая прошлое и, подозреваю, будущее, но мы-то не островитяне. «Сбалансированное питание – залог активной и здоровой жизни», – поучал меня пакетик. «Лёгкие в приготовлении супы – отличное решение для домашнего обеда. Вкусные и ароматные, они позволят вам обеспечить полноценный рацион, где бы вы ни находились». Признаться, мне кажется, что уж либо «домашний обед», либо «где бы вы ни находились», но мало ли какие обстоятельства у писавшего текст копирайтера? Вдруг он/она разводится. Не в этом ведь ценность супа. А в его составе.
