Ха Джун Чхан - 23 тайны: то, что вам не расскажут про капитализм
На самом деле все еще критичнее, говорят экономисты-рыночники. Те, кто принимает решение от имени государства, не только не в состоянии поставить на победителей, они, скорее всего, поставят на аутсайдеров. Те, от кого зависит решение государства, — политики и чиновники, — движимы желанием как можно больше укрепить свою власть, а не увеличить доходы. Поэтому они наверняка увлекутся проектами-«белыми слонами», которые у всех на виду и имеют большую политическую значимость, независимо от их экономической оправданности. Кроме того, поскольку государственные чиновники распоряжаются «чужими деньгами», им, в общем, незачем беспокоиться о рентабельности проекта, который они продвигают (о вопросе «чужих денег» см. Тайну 2). Если чиновники начнут вмешиваться в дела бизнеса, то, руководствуясь неверными целями (приоритет престижности над прибыльностью) и неверными стимулами, — поскольку не несут личную ответственность за последствия своих решений, — они, скорее всего, сделают ставку на неудачников. Можно сформулировать так: коммерческое предприятие — не дело правительства.
Самый известный пример, когда правительство сделало ставку на проигравшего, поскольку руководствовалось неверными целями и стимулами, был проект «Конкорд», совместно финансировавшийся в 1960-х годах британским и французским правительствами. «Конкорд», без сомнения, остается одним из самых восхитительных достижений инженерной мысли в истории человечества. Я до сих пор не забыл один из самых запоминающихся рекламных лозунгов, которые когда-либо встречал, — слоган «Бритиш эйруэйз» на плакате в Нью-Йорке: он призывал людей путешествовать «Конкордом», чтобы «прибывать на место раньше, чем вы отправились в путь» (чтобы пересечь Атлантику, «Конкорду» требовалось около трех часов, а разница во времени между Нью-Йорком и Лондоном составляет пять часов). Однако если учесть все затраченные на развитие средства и все субсидии, которые должны были предоставить «Бритиш эйруэйз» оба правительства, чтобы для начала хотя бы закупить самолеты, «Конкорд» оказался оглушительным коммерческим провалом.
Еще более вопиющий пример, когда государство поставило на проигравшего, оторвавшись от логики рынка, — это история с индонезийским авиастроением. Отрасль была учреждена в 1970-х, когда страна являлась одной из беднейших в мире. Решение приняли только потому, что по воле случая Бухаруддин Хабиби, на протяжении многих лет бывший правой рукой президента Мухаммеда Сухарто (а после его падения — чуть больше года президент страны), оказался инженером по аэрокосмической технике, отучившимся и поработавшим в Германии.
Но если все общепринятые экономические теории и опыт других стран подсказывают, что государство, скорее всего, выберет не будущего победителя, а будущего аутсайдера, как же Корее удалось сделать такое количество удачных ставок?
Одно из возможных объяснений состоит в том, что Корея — исключение. Скажем, по каким-то непонятным причинам, корейские государственные чиновники оказались настолько компетентны, что сумели выбрать нужные кандидатуры, а никто другой — не сумел. Но это должно означать, что мы, корейцы, — самый умный народ в истории. Как добропорядочный кореец, я бы не возражал против такого объяснения, которое выставляет нас в столь лестном свете, но сомневаюсь, что некорейцы сочтут такой аргумент убедительным (и они будут правы — см. Тайну 23).
Как я несколько раз подробно рассказываю в этой книге — особенно в Тайнах 7 и 19, — Корея на самом деле не единственная страна, где правительство успешно ставило на победителей{30}. То же самое происходило в экономике других стран «восточноазиатского чуда». Корейская стратегия угадывания победителя, хотя и с использованием более агрессивных средств, была скопирована со стратегии японского правительства. Тайваньское и сингапурское правительства справились с этой задачей не хуже корейских коллег, хотя применяли они несколько иную политику.
Важно другое. Не только восточноазиатские правительства делали удачный выбор. Во второй половине XX века правительства Франции, Финляндии, Норвегии и Австрии с большим успехом формировали и направляли индустриальное развитие, используя протекционизм, субсидии и инвестирование в госпредприятия. Американское правительство, хотя и делает вид, будто ничем подобным не занималось, со времен Второй мировой войны определяет свой «выбор победителей» через массированную поддержку научных исследований. Компьютер, полупроводники, летательные аппараты, Интернет и отрасли биотехнологии — яркие примеры направлений, которые были развиты благодаря субсидированию исследований американским правительством. Еще в XIX и начале XX века, когда промышленная политика государства была намного менее упорядоченной и эффективной, чем в конце XX века, практически все нынешние богатые страны, с разной степенью успешности, применяли пошлины, субсидии, лицензии, законы и прочие меры, с целью выказать предпочтение одним отраслям над другими.
Если государство может угадывать и угадывает победителей с такой регулярностью, получая иногда блестящие результаты, вы можете высказать недоумение: нет ли какой-то ошибки в главенствующей экономической теории, которая твердит, будто это невозможно? Да, я бы сказал, что с теорией не все ладно.
Прежде всего, теория неявно подразумевает, что те, кто глубже погружен в ситуацию, будут располагать самой точной информацией и поэтому примут лучшие решения- Это могло бы оказаться правдоподобным, но если бы «близость к линии фронта» гарантировала более удачные решения, в бизнесе никогда бы не принимали неверных решений. Иногда слишком большая близость к ситуации затрудняет, а не облегчает объективное ее рассмотрение. Поэтому можно привести множество бизнес-решений, к которым сами авторы относятся как к шедеврам, а другие воспринимают со скепсисом, если не с откровенным пренебрежением. Например, в 2000 году интернет-компания AOL приобрела медиагруппу «Тайм-Уорнер». Несмотря на сомнения многих наблюдателей, Стив Кейс, тогдашний директор AOL, назвал сделку «историческим слиянием», которому суждено изменить «все представление о средствах массовой информации и Интернете». Впоследствии приобретение обернулось оглушительным провалом, что заставило Джерри Левайна, на момент слияния — директора «Тайм-Уорнер», признать в январе 2010 года, что это была «худшая сделка века».
Разумеется, говоря о том, что решение государства в отношении некой фирмы не обязательно должно оказаться хуже, чем решение самой фирмы, я не отрицаю того, как важно располагать надежной информацией. Однако в тех объемах, в каких эта информация требуется государству для определения своей промышленной политики, оно способно ее получить. И действительно, государства, которые удачнее других угадывали удачную ставку, как правило, имели более эффективные каналы обмена информацией с бизнес-сектором.
