Ха Джун Чхан - 23 тайны: то, что вам не расскажут про капитализм
ТАЙНА ТРИНАДЦАТАЯ.
ЕСЛИ БОГАТЫЕ СТАНОВЯТСЯ БОГАЧЕ, ВСЕХ ОСТАЛЬНЫХ ЭТО НЕ ДЕЛАЕТ БОГАЧЕ
ЧТО ВАМ РАССКАЗЫВАЮТ
Прежде чем распределять богатство, мы должны это богатство создать. Нравится вам это или нет, вкладывать деньги и создавать рабочие места будут богатые. Богатые люди нужны как для выявления возможностей рынка, так и для их эксплуатирования. Во многих странах политика, питаемая завистью, и популистские методы прошлого накладывали ограничения на накопление богатства, облагая богатых высокими налогами. Это нужно прекратить. Может, звучит слишком резко, но в конечном счете бедные могут разбогатеть, только делая богатых еще богаче. Если вы дадите богатым кусок пирога покрупнее, у других кусочки на время могут стать поменьше, но в итоге бедные, в абсолютном выражении, тоже получат более крупные куски, поскольку пирог станет больше. Так или иначе, когда в экономике создается богатство, благодаря предпринимательским идеям и инвестициям богатых, то после этого мы всегда можем решить перераспределить доход, если нам по-прежнему будет казаться, будто что-то несправедливо.
ЧТО ОТ ВАС СКРЫВАЮТ
Вышеизложенная идея, экономика «просачивающегося богатства», спотыкается на первом же препятствии. Вопреки обычному разделению на «стимулирующую рост политику, ориентированную на богатых» и «сокращающую рост политику, ориентированную на бедных», политика в поддержку состоятельных слоев за последние три десятилетия так и не сумела ускорить экономический рост. Поэтому первый аргумент в пользу подобного курса — что пирог станет больше, если давать богатым больший кусок пирога, — совершенно не убедителен. Второй довод — что большее богатство, созданное на вершине пирамиды, рано или поздно просочится вниз, до бедных, — тоже оказывается несостоятелен. Просачивание происходит, но эффект его, как правило, оказывается скудным, если его регулирование отдано на откуп рынку.
ТЕНЬ СТАЛИНА — ИЛИ ПРЕОБРАЖЕНСКОГО?
В 1919 году, после разрушительной Первой мировой войны, советская экономика находилась в плачевном состоянии. Понимая, что новый режим не имеет шансов на выживание без возрождения производства продуктов питания, Ленин ввел новую экономическую политику (НЭП), разрешив рыночные отношения в сельском хозяйстве и позволив крестьянам оставлять себе доход от этих операций.
Большевистская партия раскололась. В левом крыле, утверждавшем, что НЭП — не более чем возврат к капитализму, находился Лев Троцкий. Его поддерживал блестящий экономист-самоучка Евгений Преображенский. Последний заявлял, что советской экономике, если она хочет развиваться, необходимо увеличивать инвестиции в промышленность. Однако, замечал при этом Преображенский, эти инвестиции очень трудно увеличить, поскольку фактически все излишки, созданные в экономике (то есть, все, что превышает необходимый для физического выживания населения минимум), контролируются крестьянами, поскольку экономика была, по большому счету, аграрной. Следовательно, делал он вывод, частная собственность и рынок в деревне должны быть запрещены, с тем чтобы государство, сдерживая цены на сельскохозяйственную продукцию, могло выжать из деревни весь имеющийся для инвестирования излишек. Далее этот излишек предлагалось передать на нужды промышленного сектора и полностью направить на инвестиции, за чем обязаны будут проследить плановые органы. На первое время эти меры снизили бы уровень жизни, особенно для крестьянства, но впоследствии все стали бы жить лучше, поскольку инвестиции достигли бы максимума, а следовательно, максимально возрос бы и экономический потенциал.
Те, кто находился на правом фланге партии, такие как Иосиф Сталин и Николай Бухарин, давний друг и интеллектуальный соперник Преображенского, призывали быть реалистами. Они утверждали, что пусть это и не вполне «по-коммунистически» — разрешить в деревне частную собственность на землю и домашний скот, но нельзя отталкивать от себя крестьянство, учитывая его преобладание в стране. По Бухарину, не было иного выбора, кроме как «въехать в социализм на крестьянской лошадке». На протяжении большей части 1920-х годов перевес имели правые. Преображенского постепенно вытеснили на обочину политики, а в 1927 году он был отправлен в ссылку.
Но в 1928 году все переменилось. Став единоличным диктатором, Сталин украл идеи своих соперников и воплотил в жизнь стратегию, которую выдвинул Преображенский. Он конфисковал землю у кулаков — богатых крестьян-фермеров — и поставил всю деревню под государственный контроль путем коллективизации сельского хозяйства. Земли, конфискованные у кулаков, были превращены в государственные фермы (совхозы), а мелких землевладельцев вынуждали вступать в кооперативы или коллективные фермы (колхозы), оставляя за ними лишь номинальное право долевой собственности.
В точности рекомендациям Преображенского Сталин не следовал. В сущности, он довольно мягко обошелся с деревней и не выжал крестьян до максимума. Вместо этого он установил рабочим в промышленности зарплаты ниже прожиточного минимума, что, в свою очередь, вынудило городских женщин влиться в ряды рабочего класса, чтобы их семьи имели возможность выжить.
Стратегия Сталина обошлась дорого. Миллионы людей, сопротивлявшихся коллективизации сельского хозяйства — или обвиненных в оказании сопротивления, — оказались в трудовых лагерях. Произошел спад производства сельскохозяйственной продукции, последовавший вслед за резким падением поголовья рабочего скота, частично забитого владельцами из-за грозящей конфискации, частично из-за недостатка зерна для прокорма, что было вызвано принудительными поставками зерна в города. Крах сельского хозяйства обернулся жестоким голодом 1932–1933 годов, из-за которого погибли миллионы людей.
Парадокс же в том, что не прибегни Сталин к стратегии Преображенского, Советский Союз оказался бы не в состоянии построить промышленную базу такими темпами, что сумел во Вторую мировую войну отразить вторжение нацистов на Восточном фронте. А без поражения нацистов на востоке Западная Европа не смогла бы одержать победу над нацизмом. Так, по иронии судьбы, западноевропейцы обязаны своей сегодняшней свободой ультралевому советскому экономисту по фамилии Преображенский.
Почему я так долго разглагольствую о каком-то забытом русском экономисте-марксисте, жившем сто лет назад? Потому, что между стратегией Сталина (или, вернее, Преображенского) и сегодняшней политикой в поддержку богачей, которую защищают экономисты-рыночники, прослеживается удивительная параллель.
