Эдмунд Фелпс - Массовое процветание. Как низовые инновации стали источником рабочих мест, новых возможностей и изменений
Эта книга — мой ответ на подобные тенденции, поэтому она представляет собой оценку процветания, которое являлось подлинным гуманистическим сокровищем современной эпохи. Это также призыв восстановить утраченное и не отбрасывать современные ценности, на которых зиждилось всеобщее преуспевание современных обществ. Сначала в книге излагается история преуспевания на Западе, то есть рассказывается о том, где и когда процветание было завоевано и в какой мере в разных странах оно было утрачено. В конце концов, наше понимание настоящего по большей части рождается из попыток собрать вместе некоторые фрагменты нашего прошлого. Но я также использую в своем исследовании современные данные по разным странам, позволяющие проводить сравнения.
В центре этой истории — процветание, которое возникло в XIX веке, сумев разбудить воображение и преобразить всю трудовую жизнь. Всеобщее процветание, вызванное увлекательной и трудной работой, пришло сначала в Британию и Америку, а потом в Германию и Францию. Постепенная эмансипация женщин и, если говорить об Америке, отмена рабства расширили возможности процветания. Создание новых методов и продуктов, составлявшее элемент этого процветания, также являлось частью более обширного экономического роста, который совпал с ним. Затем, в XX веке, процветание наконец сократилось, а рост спал.
Если следовать этой истории, развитие процветания — с начала 1820-х годов (в Британии) до 1960-х годов (в Америке) — было плодом повсеместно распространившихся эндогенных инноваций, то есть внедрения новых методов или товаров, возникавших благодаря идеям, которые рождались внутри национальной экономики. Каким-то образом экономикам этих стран-первопроходцев удалось достичь динамизма, то есть стремления и способности к эндогенным инновациям. Я называю их современными экономиками. Другие экономики выиграли от того, что последовали за современными, двигаясь в их фарватере. Это не классическая концепция Артура Шпитгофа или Йозефа Шумпетера, которые говорили о предпринимателях, бросающихся создавать «очевидные» инновации, подсказанные открытиями «ученых и мореплавателей». Современные экономики были не меркантилистскими обществами, а чем-то совершенно новым.
Для понимания современных экономик следует начать с современного понятия — оригинальных идей, рождающихся благодаря творческим способностям и основанных на уникальности частных знаний, информации и воображения каждого человека. Двигателем современных экономик были новые идеи широкого класса деловых людей, в большинстве своем безвестных, — изобретателей, предпринимателей, финансистов, продавцов и пользователей, испытывающих новые продукты. Креативность и сопутствующую ей неопределенность сумели словно через темное стекло разглядеть в 1920-1930-х годах первые экономисты современности — Фрэнк Найт, Джон Мейнард Кейнс и Фридрих Хайек.
Большая часть этой книги посвящена человеческому опыту, связанному с инновационным процессом, и тому процветанию, которое он приносит с собой. Гуманитарные блага инновации — самый важный продукт хорошо работающей современной экономики. Это интеллектуальные стимулы, проблемы, которые требуют решения, озарения и т. д. Я пытался передать ощущение богатейшего опыта труда и жизни, приобретаемого в подобной экономике. Когда я изучал всю эту обширную картину, я неожиданно для себя осознал, что никто еще не изображал современную экономику в подобном виде.
В моей теории динамизма как особого явления признается то, что ключевым элементом является множество экономических свобод, за которые мы должны благодарить нашу западную демократию. Также важны различные вспомогательные институты, которые возникли ради удовлетворения запросов бизнеса. Однако формирование экономической современности требовало не только наличия юридических прав вместе с механизмом правоприменения, не только различных коммерческих и финансовых институтов. В моей теории динамизма не отрицается то, что наука развивалась, однако процветание не связывается в ней напрямую с наукой. С моей точки зрения, источником динамизма современных экономик были установки и убеждения. В основном эндогенные инновации той или иной страны питаются именно культурой, защищающей и вдохновляющей индивидуальность, воображение, понимание и самовыражение.
Я показываю, что, когда экономика страны становится по большей части современной, она переходит от производства уже известных, заранее определенных товаров или услуг к изобретению и выработке идей о других вещах, которые можно было бы произвести, то есть идей о товарах или услугах, возможности производства или даже изобретения которых еще не известны. А когда экономика выпадает из современного состояния — по причине, например, уничтожения ее институтов или норм, нагромождения проблем или же противодействия противников,— поток идей, текущих через нее, ослабевает. В зависимости от того, в каком именно направлении движется экономика — к современному состоянию или традиционному, ткань трудовой жизни претерпевает глубокие изменения.
Итак, история Запада, излагаемая здесь, определяется одним центральным противоборством. Это не борьба капитализма с социализмом, поскольку частная собственность в Европе достигла американского уровня несколько десятилетий назад. Это и не трения между католицизмом и протестантизмом. Главное противоборство — между современными и традиционными или консервативными ценностями. Культурная революция, начавшаяся с гуманизма Ренессанса и Просвещения, а закончившаяся экзистенциалистской философией, сумела собрать новый комплекс ценностей — современных ценностей, среди которых реализация творческих способностей, исследование, личностный рост,— все эти ценности стали считаться самостоятельными. Они-то и вдохнули жизнь в зарождавшиеся в Британии и Америке современные экономики. В XVIII веке они, конечно, способствовали формированию современной демократии, а в XIX веке породили современные экономики. Это были первые экономики динамизма. Эта культурная революция создала современные общества и в странах континентальной Европы — они стали достаточно современными для демократии. Однако социальные противоречия, порожденные в этих странах новыми современными экономиками, стали угрозой традициям. А традиционные ценности, заставлявшие ставить сообщество и государство выше индивида, а защиту от отставания — выше возможности вырваться вперед, были настолько сильны, что, в целом, немногие современные экономики сумели здесь развиться. Там, где они вторгались вглубь территории или же грозили набегом, государство силой подчиняло их себе (как в межвоенные годы) или же ограничивало в возможностях (после войны).
