Сергей ГОРОДНИКОВ - ОТ ПАТРИОТИЗМА К НАЦИОНАЛИЗМУ
Видать дела у нынешних власть предержащих стали совсем плохи, если началась раскрутка экс-генерала Лебедя. Очевидно, расчёт в том, чтобы одним видом генерала в штатском, который грозится при необходимости развернуть штаб военного управления в течение нескольких часов в собственной квартире, а так же его однообразными выступлениями с мрачным дубоватым юморком “простого солдата” заставить страну затрепетать и погрузиться в подобострастную покорность. Перед кем только?
20 окт. 1995г.
Историческое примирение двух Паш!
“Московский комсомолец” капитулировал. Неожиданно для многих ставший в Перестройку страшно смелым, главный редактор этой газеты Павел Гусев завилял хвостом сильной моськи перед небрежно уверенным в себе, ведущим себя, словно слон в джунглях, генералом Грачёвым. Моська протянула лапку, и слон соизволил пожать её. Странным образом рядом оказались телекамеры и запечатлели такое сверхневероятное событие. Капитуляция была полной. Если убрать дипломатический флёр, прикрывавший суть сказанного, Гусев заявил, что некие враги народа подсунули “МК” лживую информацию о причастности генерала Грачёва к убийству Д.Холодова. И что генерал больше для “МК” не Паша-”мерседес”, а полноправный и глубокочтимый министр обороны, самый лучший и самый честный в мире. По бородатому лицу П.Гусева читалось: “А ну, её, эту демократию, к дьяволу! “
"Le sabre c'est la loi! - Cабля - вот подлинный закон!” - сделал весёлое замечание офицер генерала Наполеона Бонапарта, участвуя в одной из чисток французского парламента. Кажется, это стало наконец понятным и для главного редактора “МК”, учившегося, как истинный комсомольский функционер в славные застойные времена, чему-нибудь и как-нибудь, ибо такие нравились дядям в Кремле, а потому и ставшего то ли отпетым, то ли отъявленным “новым русским”. Похоже, тявкать на слонов “МК” больше не станет. Ну, разве что под прикрытием хобота другого слона.
22 окт. 1995г.
Коммунистическая опасность на пороге?
То, что коммунисты отстаивают самую реакционную, самую косную мировоззренческую систему в нынешней политической жизни России, не в силах отрицать даже идеологи ближайшего окружения Зюганова. От их лозунгов и взглядов на современный мир отдаёт нафталином начала ХХ века. При всех попытках выглядеть иными, осознавшими, что они потеряли связь с ходом русской истории и надо эту связь восстанавливать, им не удаётся скрыть своё эгоистическое равнодушие к судьбе русских в государстве и русской цивилизации в её историческом становлении. Сегодняшние коммунисты в политическом плане остаются тем же, чем они и были с самого зарождения в прошлом: а именно, безродной партией социал-феодальной реакции на прогрессивные буржуазно-капиталистические преобразования в стране. Социальная база их остаётся той же. С одной стороны, не сумевшие приспособиться к революционным изменениям, теряющие политическую перспективу кланы социал-феодальной бюрократии, получившей наименование номенклатуры. А с другой, - крестьянство с феодально-общинными воззрениями на мир и раскрестьяненный пролетариат в городах, превращающийся в люмпенов, опускающийся в мировосприятии до четвёртого вне общественного, вне социального сословия. И все они, коммунисты и их сторонники, являются людьми прошлого, напуганными неумолимо наступающим капиталистическим Рационализмом.
Если иметь представление о закономерностях развития процессов при буржуазной революции, политическое наступление коммунистов на позиции режима диктатуры коммерческого интереса, коммерческого капитала, который мёртвой хваткой держит за горло Россию, было предопределено, то есть в контексте борьбы классов отнюдь не ново в истории. Уже во времена Великой французской революции, при диктатуре коммерческого политического интереса, известного как правление Директории, - уже тогда проявилось с поучительной наглядностью схожее наступление сторонников якобинцев и радикальных идеологов плебса на политические позиции власти режима воров и грабителей, спекулянтов и ростовщиков.
Совершим же экскурс во Францию, какой она была почти двести лет назад.
*
На третьем году правления Директории (напомним, что мы недавно тоже вступили в третий год существования схожего режима в России), а именно в мае 1797 года во Франции происходили выборы в обе палаты парламента. В результате выборов в обеих палатах оказались в большинстве реакционные партии ярых сторонников реставрации дореволюционных или имевших место вначале революции политических порядков, они вполне походили на наши партии коммунистов, “жириновцев” и прочих оголтелых противников царящего режима идейно обанкротившейся клики бездарных и беспринципных дельцов от политики. Выбор в президенты нижней палаты Пишегрю (читай наш Зюганов, но Пишегрю был героем, генералом, который разбил войска интервентов в важнейших сражениях, и первым был провозглашён Конвентом “Спасителем Отечества”; Зюганов рядом с ним предстал бы жалким позёром от политики), а в президенты верхней палаты Барбе-Марбуа, - откровенных противников Директории, - были провокационны. Оба руководителя палат не скрывали, что поддерживают требования открытого суда над Директорией, безжалостного наказания главных её деятелей за преступный развал страны.
Директория, которая представляла к этому периоду в чистом виде власть клики верхнего слоя бюрократии и крупнейших спекулянтов, казнокрадов и ростовщиков-банкиров, которые обогащались в годы революции не гнушаясь никакими средствами, - была напугана развитием событий. Очень быстро она осознала, что спасти её может только и только вмешательство преданных частей армии. Лидеры Директории начали судорожно искать, на кого опереться, и после колебаний обратились за помощью к самому популярному на тот момент генералу, а именно к Наполеону Бонапарту. Они призвали его прервать военные действия в Италии и незамедлительно привести свои части в столицу, втайне строя ему политическую ловушку. Наполеон, очевидно, догадался о ней и не стал сам заниматься полицейской операцией, которая могла подорвать его престиж в стране и среди военных. Он послал в Париж верные части во главе с генералом Ожеро. Не вдаваясь в подробности пропагандистской подготовки последовавших событий, отметим самое главное - пришедшие из Италии войска установили контроль над Парижем. После чего 18 фруктидора (4 сентября) под нестройные крики возмущавшихся депутатов о “власти закона” произвели чистку парламента. Тогда-то один из офицеров Ожеро и произнёс знаменитую фразу: " La loi c`est le sabre!” - “Сабля - вот подлинный закон!”
