Коллектив авторов - В тени регулирования. Неформальность на российском рынке труда
Мы оцениваем эту модель на панели за 2000–2010 гг. для двух совокупностей: для всех категорий состояний на рынке труда (включая безработных и экономически неактивных) и только для занятых. В последней спецификации вводились дополнительные контролирующие переменные, касающиеся особенностей занятости – отрасль занятости, специфический стаж, наличие второй работы, логарифм часов рабочей недели, – которые позволили более подробно проанализировать особенности восприятия собственного социального статуса неформальными работниками. Помимо этого, каждая из данных моделей оценивалась отдельно для мужчин и для женщин.
Формальный тест Хаусмана подтвердил предпочтительность использования модели с фиксированными эффектами по сравнению с моделью со случайными эффектами.
10.5. Динамика субъективного социального статуса в 2000-е годы
Подробное обсуждение основных тенденций неформальности, предпринятое в предшествующих главах на тех же данных РМЭЗ – ВШЭ, избавляет нас от необходимости делать это еще раз. Отметим лишь, что в рамках данного исследования мы фиксируем тот же тренд, заключающийся в экспансии неформальной занятости по найму в 2000–2010 гг.
Переходя к разговору о субъективном социальном статусе неформальных работников, рассмотрим вначале общий уровень соответствующих оценок для различных социально-демографических и профессионально-отраслевых групп. Для адекватного анализа особенностей восприятия своего положения неформальными работниками необходимо понимать: как ощущает себя население России в целом; каковы средние значения субъективного социального статуса и его вариация?
В табл. П10-1 приведены средние значения субъективного социального статуса в разных группах населения в 2010 г. В большинстве групп они расположены очень близко друг к другу и различия между ними зачастую незначимы. Средние самооценки показателей субъективного благосостояния и субъективной власти колеблются на уровне 3,5–4 баллов по 9-балльной шкале. Средние самооценки уверенности в возможности обеспечить себя самым необходимым в будущем и удовлетворенности текущим материальным положением также невысоки – в основном 2,0–2,5 по 5-балльной шкале.
Сопоставляя представленный дескриптивный анализ по 2010 г. с предыдущими исследованиями по России, относящимися к середине 1990-х и началу 2000-х годов [Gross, 2003; Kelley, Evans, 2004], можно заметить, что субъективный социальный статус российского населения не претерпел существенных позитивных изменений. Выявленные различия в самооценках различных социально-демографических и профессиональных категорий в целом согласуются с результатами эмпирических исследований субъективного социального статуса. В современной России субъективный социальный статус оказывается выше у более образованной и более квалифицированной части российского населения. Вместе с тем более высокие самооценки социального статуса демонстрируют респонденты молодого и среднего возрастов. Похожие результаты были получены для Эстонии К. Линдеманн, которая связывает их с шоком перехода к рыночной системе [Lindemann, 2007]. Образование, полученное молодежью, становится более востребованным, в то время как профессиональная квалификация и навыки работников старших возрастов обесцениваются. В этом также проявляется отличие переходных стран от стран Западной Европы, в которых субъективный социальный статус последовательно увеличивается с возрастом, а потому самые высокие самооценки социального статуса характерны для людей старшего и пожилого возраста.
Обратимся теперь к самооценкам социального статуса, привязанным к положению на рынке труда (формально занятые, неформальные работники по найму, самозанятые, нерегулярно занятые, безработные и экономически неактивные).
Средние самооценки субъективного благосостояния по шкале «бедность – богатство» представителей шести различных статусов на рынке труда на протяжении всего периода оставались в нижней части 9-балльной шкалы (см. рис. 10-1).
Оценки по всем группам колеблются примерно на одном уровне, но у самозанятых они значимо выше всех остальных. Самооценки неформалов по найму и формальных работников различались незначимо, и их роста не наблюдалось. У нерегулярных/случайных работников они были ниже, чем у представителей других категорий занятых, зачастую несколько превышая самооценки безработных и экономически неактивных, хотя эта разница и не являлась значимой.
Средние самооценки по шкале власти также концентрируются в нижней части шкалы (рис. 10-2). Тенденция к некоторому росту средних оценок по всем шести группам, по-видимому, имела место, но была очень слабой.
Рис. 10.1. Средние значения по шкале субъективного благосостояния (от 1 до 9), 2000–2010 гг.
Рис. 10.2. Средние значения по шкале субъективной власти (от 1 до 9), 2000–2010 гг.
Самооценки самозанятых и по этому параметру оказались несколько выше всех остальных, в то время как неформальные наемные работники ощущали себя более бесправными по сравнению с формальными работниками и наиболее бесправными из всех занятых. Данные различия, тем не менее, не являются статистически значимыми. Оценки для нерегулярных работников в начале и конце 2000-х годов были близки к оценкам самозанятых, в то время как в середине периода – значительно ниже. Средние самооценки экономически неактивных респондентов оказывались ниже всех остальных категорий на протяжении всего рассматриваемого периода, однако доверительные интервалы этих средних пересекались с самооценками нерегулярно занятых и безработных.
На протяжении 2000-х годов самооценки всех шести выделенных категорий респондентов по шкале уважения колебались в средней части шкалы между 5,5 и 6,8 балла (см. рис. 10.3). Тенденция к увеличению средних субъективных оценок уважения оказывается статистически незначимой. Средние самооценки самозанятых вновь несколько выше по сравнению с остальными пятью группами, а самооценки неформальных работников по найму – ниже, чем самооценки формальных работников. При этом значимые различия в самооценках неформальных наемных работников и формальных работников наблюдаются лишь эпизодически.
Рис. 10.3. Средние значения по шкале субъективного уважения (от 1 до 9), 2000–2010 гг.
Начиная с 2002 г. аналогичные значимые различия между самозанятыми и формальными работниками характерны только для второй половины 2000-х годов. Оценки случайно занятых по показателю уважения варьируются, как и в случае с субъективным показателем власти. Однако амплитуда их колебаний небольшая, и на протяжении большей части 2000-х годов самооценки этой категории занятых являются одними из самых низких, наряду с самооценками безработных и экономически неактивных, от которых они статистически значимо не отличаются.
