Нейл Ландау - Дорожная карта шоураннера
А.Х.: Мне кажется, прорывом для нас стало вот что. Все предыдущие аутлайны мы неизменно начинали с рождения Эммы и с того, как гномы видят наложенное проклятие. А потом до нас дошло: «Подождите-ка. С этого не нужно начинать „пилот“, нам нужно, чтобы повествование шло параллельно». У нас было столько предысторий для всех персонажей, что мы поняли: нельзя запихнуть все в одну пилотную серию, а потом забыть. Мы решили взять всю эту мифологию и предысторию и сделать их частью шоу.
Э.К.: Мы настолько отставали от графика, что пришли и презентовали аутлайн. Буквально описывали каждую сцену.
А.Х.: Целый час сидели.
Э.К.: Сцена 1, сцена 2, сцена 3… Когда мы закончили, нам сказали: «Хорошо, идите и пишите». У нас было десять дней до последнего срока. Канал уже начал подбирать новые сериалы.
А.Х.: Это было в январе 2011 года.
Э.К.: Мы сдали сценарий в пятницу, а приняли в работу его в понедельник. Естественно, нам прислали определенные замечания и предложения, но это все из-за того, что мы сильно отстали от графика. Мы начали, наверное, недель на шесть позже, чем следовало бы.
Н.Л.: Иногда, когда пишешь под таким давлением, просто не остается времени, чтобы в чем-то сомневаться.
А.Х.: Мне кажется, помогло еще и то, что мы много лет вынашивали эту идею. Мы не просто сели и с нуля написали пилотный сценарий за десять дней. После того как мы поняли, как все сделать, все наши разрозненные идеи соединились вместе, и мы написали сценарий сравнительно быстро.
Н.Л.: Откуда вы взяли правила мира? Одна из главных хитростей сериала – я смотрю его и думаю: «Как все эти элементы соединяются друг с другом?» Кажется, что все соединено просто идеально – это впечатляет.
Э.К.: Мне кажется, что едва ли не сложнее всего сохранить простоту. Понять, как сделать для мира такие правила, что, когда смотришь серию, просто о них не задумываешься. Если у тебя куча сцен, где персонажи постоянно объясняют, что происходит, а зрителям приходится сверяться со шпаргалками, это не сработает, а вот если удается придумать правила, которые кажутся интуитивными, ты победил.
А.Х.: Мы знали, что у нас будет мифология, но мы не хотели, чтобы она полностью подавляла персонажей. Нам куда интереснее, почему Ворчун ворчливый, почему Злая Королева злая, почему Сумасшедший Шляпник сумасшедший. Мы, может быть, и не распланировали сезон полностью, но вот на вопросы вроде «Почему Злая Королева ненавидит Белоснежку?» ответы у нас были. Создав истории, отвечающие на эти вопросы, мы потом начали увязывать их вместе. Ключевым вопросом всегда оставался «Что хочет персонаж?», и уже вокруг него мы выстраивали мифологию. Мы с самого начала работы над пилотным сценарием знали, что Злая Королева наложила заклятие. Мы придумали историю: она потеряла своего любимого и винит в этом Белоснежку. Проклятие, наложенное Королевой, потерявшей любимого, стало краеугольным камнем мифологии первого сезона. Вот как мы создаем мифологию: думаем, что хочет персонаж и какие у него проблемы с другими персонажами, а потом подбираем к этому магию, проклятия и тому подобное. Нам кажется, что если аудитории интересно, почему персонаж хочет отомстить, то ей будет интересно и все остальное.
Э.К.: Деймон и Карлтон (Кьюз, исполнительный продюсер и создатель «Остаться в живых») однажды во время работы над «Остаться в живых» прислали нам замечательную записку, которая сильно повлияла на наш стиль. Они задали вопрос: «Что я должен почувствовать в этой сцене?» Странная записка, хотя вопрос должен казаться очевидным. В «Остаться в живых» иной раз бывало, что две сцены о людях, которые ищут воду, получались невероятно экспрессивными из-за заложенных в них эмоций. Что же Королева чувствовала на этой свадьбе? Ей было больно, потому что она видела все, что хотела, но никогда не получит.
Н.Л.: У вас два разных набора правил – для леса и магического мира и для Сторибрука. Мне кажется, примерно в середине сезона наступает переломный момент, потому что вы раскрываете, что Белль (Эмили де Рэвин) похищена… хотя центральные вопросы относятся к обоим мирам. Один из них – Эмма не верит, что ей говорит Генри (Джаред Гилмор), но потом, к концу сезона, наконец начинает верить. А потом переносится в другой мир. Это первый важный переход для Эммы. У вас были какие-то другие переломные моменты, которые вы расставляли в сюжетной структуре?
Э.К.: Это одна из вещей, которые мы задумали сразу, – что Эмма рано или поздно поверит. Нам нужно было решить, когда это произойдет.
А.Х.: Мы считали, что в самом конце так делать нельзя – люди либо ужаснутся, либо разозлятся. А потом мы добрались до седьмой серии: смерть шерифа Грэма (Джейми Дорнан) остановила Эмму. После этого мы поняли, что момент, когда она поверит Генри, очень важен, и для этого ввели в действие Пиноккио (Эйон Бэйли). Мы не хотели, чтобы ее прозрение наступило в середине серии. Мы хотели, чтобы оно было честно заслуженным, потому что реальность этого мира сделает его привлекательнее. К тому же мы считали, что Эмма сможет поверить, только если ее в этом убедит собственный сын. Знаете, мы опасались, что нас закроют после двух серий.
Э.К.: Кстати, абсолютно все критики считали, что именно нас закроют первыми. Наша премьера была в одно время с чемпионатом по бейсболу и финалом по регби. Прочитав примерно пятую критическую статью о том, что сериал получится мертворожденным, я сказал: «Ладно, пошли они… Адам, давай просто снимем шесть отличных серий».
А.Х.: Невозможно предсказать, что именно понравится зрителям. Мы пытались сбалансировать большие идеи уровня «Куда пойдет повествование сериала?» с размышлениями на тему «Куда пойдет сезон?». Мы попытались сначала подготовить те истории, которые надеялись успеть сделать в первом сезоне, потом стали строить вокруг них опорные точки. В девятой серии появился Странник (Эйон Бэйли), и стало ясно, что за три серии мы эту историю не закончим. Мы знали, что хотели сделать что-то большее. Добравшись до второй половины сезона, мы смогли уже прибавить в масштабах и дойти до финала, где проклятье снимается.
Н.Л.: А Эмма и Реджина объединяются против общего врага.
А.Х.: Нам очень повезло, что мы наткнулись на эту идею: что протагонист и антагонист стремятся к одному и тому же – заполучить ребенка. В каком-то смысле мотивы их обеих похвальны, но конфликт Эммы и Реджины возникает из-за разных способов, которыми они пытаются добиться доверия Генри. А потом, очень весело искать ситуации, где им приходится помогать друг другу ради общей цели.
Н.Л.: Интересно, что Генри, по вашим словам, не был частью оригинального замысла, потому что его книга и его роль в сериале очень важны для того, чтобы объяснить зрителям, что же все-таки происходит.
Э.К.: Да, вот это и был прорыв: когда мы поняли, что нужно написать про десятилетних себя, которые отправились на поиски мамы. Генри – сердце и душа сериала. Он – настоящий верующий. Наш сериал – для тех, кто верит. Мы хотели, чтобы этот сериал был о надежде без цинизма, а в современном мире, где цинизм практически стал синонимом крутости, это сделать очень трудно. Хотелось, чтобы люди раз в неделю чувствовали себя так же, как я, когда я смотрел «Чарли и шоколадную фабрику» и мальчик находил золотой билет. Лично для меня это было очень важно. Мне нравится это чувство, и оно важно. Генри – воплощение этого чувства.
Н.Л.: Когда вы придумали Сторибрук, у вас получилось очень странное сочетание: пляжный городок 2012 года, который одновременно застрял в 1950-х. Там сосуществуют дисковые и мобильные телефоны. Как вы пришли к такому решению?
Э.К.: Мы считали, что эти истории не принадлежат ни к какому определенному времени, так что Сторибрук тоже должен быть вне времени. Изначально, задумывая сериал, мы хотели, чтобы сказки выглядели как у Спилберга, а вот город – как у (легендарного кинорежиссера) Хэла Эшби. Но потом мы поняли, что Сторибрук стал нашим детством. Многие его элементы – это наши детские воспоминания. Нам очень нравится метафора, что Сторибрук вне времени, потому что эти истории тоже вне времени. Нам нравилась эстетика: везде стоят дисковые телефоны, но все равно можно проверить электронную почту. Мы называли это «поблекшей славой». Недавно был документальный фильм про Рейгана, который видели мы и наш художник, Марк Уортингтон. Авторы фильма поехали в город, где рос Рейган, и увидели там эстраду – ну, знаете, как в Диснейлендах. А сейчас она заброшена, как город-призрак. Мы в детстве ходили смотреть и слушать оркестры, игравшие в старом театре. В 1920-х годах эстрада была прекрасной, но сейчас ее всю обезобразили стикерами. Вот таким был и Сторибрук. Так что машина Эммы, приехавшая в город, стала первым цветным элементом – вот почему она приехала на ярком желтом «жуке».
