Натали Голдберг - Человек, который съел машину: Книга о том, как стать писателем
Когда нам известно чье-то имя, мы находимся в более тесном контакте с реальностью. Это снимает пелену с нашего сознания; это объединяет нас с планетой. Если я иду по улице и вижу «кизил» или «форзицию», я проникаюсь дружескими чувствами к своему окружению. Я замечаю то, что находится вокруг меня, и могу назвать все это по именам. Я становлюсь боле восприимчивой.
Если вы читали стихи Уильяма Карлоса Уильямса, вы, наверное, замечали, как он точен, когда говорит о растениях, цветах, деревьях: цикорий, маргаритка, робиния, тополь, айва, примула, рудбекия, сирень – у всех есть собственная сущность. Уильямс говорил: «Описывайте то, что у вас перед носом». А для этого хорошо бы знать, что именно находится у вас перед носом. И это не просто «маргаритка»: мы должны знать, как она выглядит в ту пору года, когда мы смотрим на нее: «Маргаритка клонится к земле / в августе… бурые по краям, / зеленоватые острые копья / защищают ее желтизну»{7}. Продолжайте оттачивать свою восприимчивость – к имени, к месяцу, к дню, наконец, к конкретному мигу.
Уильямс говорил также: «Нет идей в пустоте – лишь в союзе с вещами». Изучайте то, что «у вас перед носом». Сказав «герань» вместо «цветок», вы глубже проникаете в бытие здесь и сейчас. Чем ближе нам удастся подойти к тому, что у нас перед носом, тем больше оно расскажет нам о мире. «В единой горсти – бесконечность и небо – в чашечке цветка»{8}.
Занимаясь в какой-либо группе, старайтесь поскорее выучить имена всех ее членов. Это поможет вам освоиться и сделает более внимательным к работе каждого.
Узнавайте имена всего: птиц, сыра, тракторов, машин, зданий. Писатель – это все сразу: он архитектор, французский повар, крестьянин – но в то же само время он не является никем из них.
Высокая сосредоточенность
Итак, вы выбрали что-то конкретное, о чем хотите написать. Например, о том, как вырезали первую в своей жизни ложку из можжевельника. Расскажите нам все в подробностях. Погрузитесь в этот опыт – но вместе с тем не скатывайтесь в близорукость. Пока вы поглощены созданием текста, какая-то часть вашего разума должна все же оставаться чуткой к цвету неба или далекому жужжанью газонокосилки. Просто отведите хотя бы одну строчку тому, что было за окном в то время, когда вы вырезали эту ложку. Это хорошая тренировка.
Мы не должны забывать о том, что движемся вместе со вселенной, что она всегда у нас за спиной, что бы мы ни делали. И если вы вставите в свой текст хотя бы строку об этом, читатель тоже получит напоминание, что любой из нас, сосредоточившись на стоящих перед ним задачах, ни в коем случае не должен забывать о мире вокруг себя – живом, дышащем, необъятном. В нужный момент упомянув о цвете неба, вы поможете своему тексту стать еще чуть более живым.
Ученики, проходящие практику в дзенском лагере, в перерывах между сорокаминутными сидячими медитациями выполняют кинхин – медитацию на ходу. Очень, очень медленно, в положении стоя, координируя свои движения с дыханием, вы начинаете делать шаг. Вы чувствуете, как ваши колени слегка сгибаются, ваша пятка отрывается от пола. Очень медленно. На вдохе вы отрываете от пола всю ступню и продвигаетесь вперед примерно на дюйм. Затем процесс повторяется с другой ногой. Кинхин продолжается примерно минут десять. Замедляясь до такой степени, вы осознаете, что шаг – это не отдельное движение, оторванное от всего остального. С каждым шагом вы ощущаете воздух, окна, других медитирующих. Вы понимаете, что не может быть шага без пола, без неба, без воды, которую вы пьете, чтобы жить. Все взаимосвязано, все взаимопроникновенно. Даже время года, в которое мы совершаем шаг, влияет на него.
Так что сосредоточенность во время написания текста – это хорошо, но, сосредоточиваясь, мы должны не отгораживаться от мира, а позволять ему существовать вокруг нас. Это очень тонкий баланс.
Обычное и необычное
Прошлые выходные я провела на природе, в Абикуйи, среди фантастических розовых утесов и голых холмов. Это место, которое когда-то выбрала для жизни Джорджия О'Киф. А еще неделей раньше я побывала в землях индейцев хопи в Аризоне, чтобы посмотреть на змеиные танцы. С вершин Первой и Второй Месы открываются совершенно лунные ландшафты. Змеиные танцы устраиваются, чтобы вызвать дождь. Местные жители ловят змей – любых: гоферовых, гремучих, полозов, – и шаман проводит с ними четыре дня и ночи накануне танца. Во время танца мужчины держат змей в зубах и ритмично двигаются вперед-назад. По окончании танца его исполнители бегут вместе со змеями в разные стороны по холмам и выпускают их в том же направлении, что и при поимке.
Я в изумлении смотрела на все это, снова и снова спрашивая себя о том, как же мне описать эти огромные просторы и мистические ритуалы. Подруга, которая была там со мной, сказала: «Посмотри на это бескрайнее пространство, на холмы, горы и небо. Здесь чувствуешь Господа. Разве можно передать все это с помощью одних лишь подробностей, о которых ты все время говоришь?»
Мы недооцениваем подробности, когда считаем, что они подходят лишь для описания чего-то незначительного – муравьев или заколки для волос. Мы воспринимаем их как нечто мелкое, не имеющее отношения к вселенскому разуму или бескрайним возвышенностям Нью-Мексико. Но это ошибка. Какой бы огромной и фантастичной ни была вещь, она вместе с тем всегда обычна. Для нас подробности – это что-то повседневное и скучное. Но даже чудеса – это обычные события, которые бодрствующий разум в состоянии увидеть с необычной точки зрения.
Так что, работая над текстом, вы не столько обращаетесь к вещественной стороне предметов, сколько используете детали для того, чтобы пробиться сквозь пелену обыденности к иным берегам и увидеть безграничную пустоту, скрытую за всем сущим. Индейцам хопи, которые всегда жили в тех горах, необъятные просторы вокруг их поселения представляются совершенно обычными. Они видят их каждый день. Молодежь, к несчастью, стремится покинуть эти места и уехать в город, к той жизни, которая представляется им более захватывающей.
Оригинальные детали совершенно обычны – но только не для ума, который видит их неординарность. Нет нужды отправляться в горы к хопи, чтобы постичь величие; нужно просто увидеть под другим углом то, что у нас уже есть. Для хопи змеиный танец – это сакральное действо, но вместе с тем один из праздников, которые повторяются из года в год на протяжении всей их жизни. Как и после любого другого танца, они приглашают друзей к себе домой на ужин. Если мы будем считать, что их жизнь и праздники – это что-то удивительное, а наша жизнь скучна и обыденна, мы приступим к созданию текста с чувством обделенности. Нам следует помнить о том, что все обычно и необычно одновременно. Разница лишь в том, открыт или закрыт наш разум. Подробности не могут быть хорошими или плохими. Это просто подробности. Как добраться до Первой Месы? По 264-му шоссе полтора часа на запад от Виндоу-Рок.
Змеиный танец складывался деталь за деталью с величайшей концентрацией; иначе и быть не могло: ведь в зубах у хопи были змеи. Нам, наблюдателям, это казалось завораживающим и непостижимым, потому что было новым и чуждым. Но в то же время это было обычным действом, повторявшимся сотни лет. Чтобы написать о нем, мы должны добраться до самой сердцевины этого явления, постичь его настолько, чтобы обычное и необычное вспыхнули перед нашими взором одновременно. Мы должны проникнуть в то, что находится перед нами, так глубоко, чтобы увидеть его взаимосвязь со всем сущим. Тогда мелкая деталь сама собой пропитается космосом – и окажется, что они взаимозаменяемы.
Один мой друг недавно попал в аварию на мотоцикле. Ранним утром после бессонной ночи он отправился в долгое путешествие в Массачусетс. На скорости сто тридцать километров в час он уснул за рулем и врезался в машину. К счастью, он не получил ни царапины, но его мотоцикл оказался разбитым вдребезги.
Я была в шоке, когда узнала об этом. Если бы он погиб, гармония моей жизни была бы нарушена. Все мы связаны друг с другом и создаем вселенные друг друга. Когда кто-то умирает раньше времени, это сказывается на каждом из нас. Мы живем не ради себя; мы связаны между собой. Мы живем ради Земли, ради штата Техас, ради курицы, которую ели вчера вечером, ради своей матери, ради дороги, потолка, деревьев. Мы обязаны относиться к себе внимательно и доброжелательно; тогда мы будем так же относиться и к миру.
К писательству нужно подходить в том же ключе. Тогда подробности перестанут быть для нас отдельными материальными объектами, которые существуют сами по себе, и станут отражением всего, что есть вокруг. Роси Катагири сказал: «В каждой чашке чая огромная глубина». Когда мы пишем о чашке, о холмах, о небе или о заколке для волос, мы обязаны проявить к ним максимум внимания и проникнуть в самую их сердцевину. И тогда прыжки, о которых говорит поэзия, происходят совершенно естественно, потому что мы осознаем взаимосвязь всех вещей. Мы можем писать и прозу, не беспокоясь о переходах от абзаца к абзацу, о которых нам так много говорили в старших классах. Это будет происходить так же естественно, потому что мы будем в плотном контакте с грандиозностью момента.