Натали Голдберг - Человек, который съел машину: Книга о том, как стать писателем
Дайте мне белое
Мэрион Пински
Я люблю белое
чтобы писать
чтобы писать мое имя
Дайте, пожалуйста, Мэрион
Пински белое.
Я белым люблю,
чтобы писать мое имя могла.
Я знаю, как написать его
точно.
Я хочу белое, чтобы писать
мое имя им.
Я люблю имя писать мое.
Мне нужно белое, сейчас.
Я вежливо попросила.
Я люблю белое, я.
Чтобы писать, писать
мое имя, да.
Я сама, сама зарабатываю деньги.
Стараюсь.
Кленовый лист
Бетти Фримен
В моем сне то, что делает дама,
чтобы быть молодой
и пойти на прекрасный красный
рождественский бал.
Ее платье прекрасно, как лебедь.
Лебедь плывет с тонкими белыми перьями,
когда его мягкая белая голова
плывет понизу, чтобы стать, как снег, снова.
И я хотела быть такой женщиной,
быть с длинным крылом.
Камень и я
Беверли Опс
На столе лежит камень моем.
На камне лежит воды стакан.
Вода чернится от грязи.
Грязь сухая и пыльная.
Мне предложили капусты.
Капуста была очень рада.
Ей нравится камень,
потому что он не движется.
Все
Ширли Нильсон
На мне наделось синее
пальто. Это была капуста с сосисками.
Большие вареные сосиски,
запах был капустный
ах, какой вкусный
запах капусты в нелетнем шуме был
текущей водой где-то на кухне.
Нервно потягивая вино
Несколько лет назад в Университете Миннесоты выступал Рассел Эдсон. Он рассказал, что садится за машинку и пишет за раз примерно десяток коротких отрывков. Позже он их перечитывает. Бывает, что среди этого десятка какой-то один оказывается удачным – тогда Рассел сохраняет его. Он сказал, что если ему в голову приходит хорошая первая строчка, то обычно удается и продолжение. Вот несколько таких первых строчек{6}:
«Человеку хотелось, чтобы его полюбил самолет».
«Крыса жаждала засунуть свой хвост в вагину старухи…»
«Если бы ученый вывел голубей размером с лошадь…»
«Любимую утку сварили по ошибке».
«Взявшись за эклер, человек услышал, как его мать что-то разбила – и понял, что это, похоже, был отец».
«Мать с отцом обнаружили, что их дети – подделка».
«Дряхлые однояйцевые близнецы жили по очереди».
А вот два завершенных отрывка:
ОбжаркаОбжаривая на сковороде свою шляпу, мужчина размышлял о том, как его мать в прежние времена жарила отцовскую шляпу, а до этого – бабушка жарила дедушкину.
Немного чеснока и вина – и шляпа совсем утрачивает шляпный привкус, становясь похожей по вкусу на нижнее белье…
И, обжаривая свою шляпу, он думал о том, как его мать жарила шляпу отца, а его бабушка – шляпу дедушки, и мечтал жениться, чтобы было кому жарить его шляпу; обжарка – такое одинокое занятие…
Искренне соболезнуяУнитаз, словно белая улитка, вполз в гостиную, требуя любви.
Это невозможно, и мы приносим свои искренние соболезнования.
В книге сердца нет места для упоминаний о сантехнике.
И хотя мы много раз делили с тобой интимные моменты, ты напоминаешь о неприятном – о том, к чему нам не хочется возвращаться…
Унитаз выполз из гостиной, словно белая улитка, преисполнившись печали…
После выступления, как обычно, был фуршет с вином и сыром в большом и уродливом учебном помещении. Я хорошо помню, как Рассел Эдсон в костюме одиноко сидел в дальнем конце класса. Все студенты, преподаватели и поэты столпились вокруг крекеров и тоненьких оранжевых кусочков сыра в противоположном углу, нервно потягивая вино и обсуждая его работы. Лишь несколько человек подошли к автору. Да, пока он читал, мы смеялись – но он обнажил правду о каждом из нас, разоблачил нас, и потому нам было неуютно рядом с ним.
Попробуйте сесть за клавиатуру и, не позволяя себе уходить в размышления, начните писать отрывки в духе Рассела Эдсона. Для это нужно расслабиться и позволить вязу с вашего двора выдернуть корни из земли и отправиться в Айову. Старайтесь, чтобы получались добротные, крепкие первые фразы. Можете позаимствовать первую половину фразы из газетной статьи, закончив ее ингредиентом из поваренной книги. Играйте с текстом. Ныряйте в глубины абсурда и пишите. Используйте любые возможности. Если не бояться неудачи, все получится.
Не рассказывайте – покажите
Есть старое писательское правило: «Не рассказывайте – покажите». Но что это значит на самом деле? Это значит: не рассказывайте нам о гневе (или о любом другом серьезном слове – например, честности, истине, ненависти, любви, сожалениях, жизни, справедливости и так далее); покажите нам, что заставляет вас сердиться. Мы прочтем это и тоже рассердимся. Не надо объяснять читателям, что они должны чувствовать. Покажите им ситуацию – и это чувство само пробудится в их сердцах.
Писательство – это не психология. Мы не говорим «о» чувствах. Вместо этого писатель чувствует сам и посредством слов вызывает те же чувства у читателя. Он берет читателя за руку и ведет его через долину печали и радости, даже не упоминая этих слов.
Присутствуя при рождении ребенка, вы можете обнаружить, что плачете или поете. Опишите то, что вы видите: лицо матери, прилив энергии, когда ребенок наконец после трудных попыток выходит в этот мир, мужа, который дышит в такт со своей женой и прикладывает мокрое полотенце к ее лбу… Читатель все поймет – и для этого вам не нужно обсуждать с ним природу жизни.
Когда вы пишете, сохраняйте непосредственную связь с ощущениями и с тем, о чем вы пишете. Если ваш текст проистекает из первичных мыслей – из того, как ваш разум впервые воспринимает что-то, прежде чем вторые и третьи мысли возьмут верх и начнут комментировать, критиковать и оценивать, – вам не о чем беспокоиться. Первичные мысли – это отражение ваших переживаний в незамутненной глади разума, настолько близкое к реальности, насколько вообще можно подобраться с помощью слов к закату, рождению, заколке для волос, крокусу. Мы не можем постоянно пребывать среди первичных мыслей, но знать о них полезно. Они легко могут научить нас отступать от привычной колеи и пользоваться словами как зеркалом, чтобы отразить картины окружающего нас мира.
Как только я натыкаюсь в чьем-то тексте на слово «о», в моем мозгу автоматически включается сигнал тревоги. «Это история о жизни». Пропустите эту строчку и переходите сразу к самой жизни. Разумеется, когда мы тренируемся в своих тетрадях, мы можем начать с общей фразы: «Я хочу написать о своей бабушке» или «Это рассказ о достижении успеха». Все в порядке – не корите себя за это, не впадайте в критицизм и не выпускайте создателя и редактора в одну песочницу. Просто запишите эту фразу, мысленно отметьте ее и переходите на более глубокий уровень – погружайтесь в историю и берите нас с собой.
Иногда общие утверждения бывают очень к месту. Просто позаботьтесь о том, чтобы за каждым из них стояла конкретная картина. Даже если вы пишете эссе, ваш текст благодаря этому станет гораздо более живым. О, если бы только Кант или Декарт придерживались этого правила! «Я мыслю, следовательно, существую» – я мыслю о жвачке, лошадиных бегах, барбекю или бирже; следовательно, я существую в Америке XX века. Ну же, возьмите «Пролегомены ко всякой будущей метафизике» Канта и покажите то, о чем он говорит! Все мы станем от этого гораздо счастливее.
Несколько лет назад я записала одну историю, которую мне рассказали. Мои друзья сказали, что получилось скучно. Я не могла понять их реакции: мне эта история так нравилась! Теперь я понимаю, что на самом деле написала «об» этой истории – из вторых рук. Я не вошла в нее и не подружилась с ней. Я была вовне сама – следовательно, не могла погрузить туда никого другого. Это не значит, что вы не можете писать о чем-то, чего не пережили сами; главное – вдохнуть жизнь в любую историю. В противном случае получится тень тени, где вас не будет.
Будьте конкретны
Будьте конкретны. Не говорите: «фрукт». Расскажите, что это за фрукт: «Это гранат». Не лишайте вещей благородства их имен. Когда вы общаетесь с людьми, фраза: «Девушка, встаньте в очередь!» – прозвучит грубо. У «девушки» есть имя. (На самом деле, если ей хотя бы двадцать лет, она уже женщина, а вовсе не «девушка».) У вещей тоже есть имена. Гораздо лучше сказать «герань на подоконнике», чем просто «цветок на подоконнике». Одно-единственное слово «герань» делает образ гораздо более конкретным. Оно гораздо глубже погружает нас в бытие этого цветка. Перед нашим мысленным взором сразу же возникает отчетливая картина: красные лепестки и зеленые округлые листья, тянущиеся к солнечному свету.
Лет десять назад я решила, что мне нужно выучить названия растений, которые я вижу вокруг. Я купила книгу о них и отправилась бродить по зеленым улицам Боулдера, разглядывая листья, кору и семена и пытаясь соотнести их с описаниями и названиями в книге. Клен, вяз, дуб, робиния. Я не раз пыталась схитрить и спрашивала людей, работающих в своем дворе, как называются растущие там цветы и деревья. Поразительно, как редко люди знают имена живых существ, населяющих клочок земли рядом с их домом.
