Диана Гэблдон - Стрекоза в янтаре. Книга 2. Время сражений
Герцог с интересом рассматривал меня.
– В самом деле? И конечно, не Герстман? Я не мог бы поверить, что у него такой на редкость изобретательный ум.
– Вы считаете, у меня на редкость изобретательный ум? Польщена, – сказала я, сердито уткнув нос в пионы.
Фигура, маячившая за окном, освободила одну руку, оставшись висеть на другой. Лишенный сарацинами языка, он пользовался вместо него пальцами. Уставившись на меня, он осторожно указал пальцем на меня, на себя, потом в сторону. При этом широкая ладонь и первые два пальца превратились в пару бегущих ног, устремившихся на восток. После этого он коротко кивнул, в приветственном салюте сжал пальцы в кулак и исчез. Я расслабилась, слегка дрожа от волнения, и с облегчением вздохнула.
– Значит, вы якобит? – спросила я.
– Необязательно, – добродушно ответил герцог. – Вопрос в том, моя дорогая, кто вы.
Совершенно бессознательно он снял парик и почесал лысую голову, прежде чем снова его надеть.
– Когда вы были в Париже, то пытались воспрепятствовать попыткам восстановить на троне короля Якова. Потерпев неудачу, вы и ваш муж стали ярыми сторонниками его высочества. Почему?
В маленьких голубых глазках не было ничего, кроме легкого любопытства, но убить-то меня пытались не из-за любопытства.
Сейчас, узнав, кем был хозяин этого дома, я изо всех сил старалась вспомнить, что Фрэнк и преподобный Уэйкфилд говорили о нем. Был ли он якобитом? Насколько я помнила историю, точных данных об этом не было.
– Не думаю, что я вам скажу, – медленно произнесла я.
Одна светлая бровь удивленно приподнялась; герцог вытащил из кармана маленькую покрытую эмалью коробочку, открыл ее и взял оттуда щепотку табака.
– А вы уверены, что это разумно, моя дорогая? Вы ведь понимаете, Дантон еще рядом.
– Дантон и пальцем до меня не дотронется, – резко сказала я. – И вы тоже. По крайней мере, в этом смысле. Да и в любом другом, – быстро добавила я, видя, что он открыл рот. – Если вам так хочется знать, на чьей я стороне, вы не убьете меня, пока не узнаете об этом.
Герцог втянул в себя понюшку табаку и тяжело закашлялся, барабаня по расшитой на груди жилетке. Я выпрямилась и свысока смотрела на герцога, пока он чихал и откашливался.
– Вы пытаетесь запугать меня, рассказывая все эти вещи, но ничего у вас не выйдет, – сказала я с большей уверенностью, чем испытывала на самом деле.
Сандрингем осторожно приложил платок к слезящимся глазам, глубоко вздохнул и, уставившись на меня, выпустил воздух сквозь полные поджатые губы.
– Ну что ж, очень хорошо, – совершенно спокойно сказал он. – Думаю, мои люди уже подготовили вашу комнату. Я позвоню служанке, чтобы она проводила вас.
Должно быть, у меня был довольно глупый вид, потому что, с трудом поднявшись с кресла, он насмешливо улыбнулся.
– Кстати сказать, это не имеет значения, – заметил он. – Кем бы вы ни были и какой бы информацией ни владели, у вас есть одно ценное качество.
– Какое же? – требовательно спросила я.
Он помолчал, положив руку на звонок, и улыбнулся.
– Вы – жена Рыжего Джейми, и он очень любит вас, моя дорогая, – мягко сказал он.
* * *Из тех тюрем, где я побывала, это была не самая худшая. Комната размером приблизительно тридцать футов в длину и столько же ширину была обставлена с роскошью, уступающей разве что гостиной внизу. На небольшом возвышении стояла кровать под балдахином из дамасского шелка с перьями страуса по углам, перед огромным камином удобно расставлены кресла, обитые подходящей по цвету парчой.
Служанка, сопровождавшая меня, принесла таз с кувшином и поспешила разжечь заранее сложенные в камине дрова. Лакей поставил накрытый поднос на столик около двери и замер – должно быть, на случай, если мне придет в голову побежать вниз, в холл. Что не принесло бы никакой пользы, мрачно подумала я, после первого же поворота я бы растерялась: этот проклятый дом был огромным, как Букингемский дворец.
– Его светлость надеется, что вам будет удобно, мадам, – сказала служанка, делая изящный реверанс.
– Бьюсь об заклад, что так оно и есть, – не очень вежливо откликнулась я.
Она вышла. Я услышала тяжелый мрачный звук захлопнувшейся двери, скрежет большого ключа – и чувство полной изоляции от всего мира обрушилось на меня.
Дрожа от холода, стоявшего в этой большой комнате, я обхватила себя за локти, подошла к огню и опустилась в одно из кресел.
Первым моим побуждением было – уж не позволить ли себе, воспользовавшись уединенностью этого приятного местечка, небольшую истерику? С другой стороны, я опасалась, что если позволю сейчас разыграться чувствам, то дальше уже не смогу держать их в узде. Я крепко закрыла глаза и сидела так, наблюдая, как огненные блики танцуют перед моим внутренним взором, и это меня успокаивало. В конце концов, в настоящий момент я в безопасности, а Хью Мунро находится на пути к Джейми. Даже если он за последнюю неделю моего путешествия потерял след, Хью направит его в нужную сторону. Он знал здесь каждого батрака и каждого жестянщика, каждый дом и каждую усадьбу. Сообщение от немого человека выльется в поток новостей и сплетен и распространится с такой же скоростью, с какой гонимые ветром облака проплывают над горными вершинами. Если он благополучно спустился из своего гнезда на плюще и, незамеченный, миновал стражу.
– Не будь смешной, – громко сказала я. – Этот человек – профессиональный браконьер. У него все получится.
Эхо моих слов, отразившись от белого, богато изукрашенного потолка, несколько успокоило меня.
– А если так, – твердо продолжала я, разговаривая сама с собой, – потом придет Джейми.
Вот именно, неожиданно подумала я. И когда он придет, люди Сандрингема будут его поджидать. «Вы жена Рыжего Джейми», – сказал герцог. Мое ценное качество. Я была приманкой.
– Я – приманка! – воскликнула я, выпрямляясь в своем кресле.
Острое возмущение вызвало небольшой, но благодатный сейчас прилив ярости, перед которым отступили все страхи. Я раздувала пламя гнева, вышагивая по комнате и придумывая, как назову герцога при следующей встрече.
Отбросив тяжелые бархатные занавеси на окнах, я убедилась, что герцог остался верен себе. Окно было забрано толстыми деревянными прутьями, расположенными так близко друг к другу, что я с трудом могла бы просунуть между ними руку. Однако сквозь них все было видно.
Наступила ночь, и тени под деревьями парка стали черными, как чернила. Откуда-то с той стороны раздался крик, в ответ послышались крики у конюшни, и внезапно появились две или три фигуры с зажженными факелами.
Маленькие темные силуэты побежали к деревьям, пламя их сосновых факелов летело за ними, отсвечивая на холодном, влажном ветру оранжевым светом. Когда они добежали до парка, я заметила клубок человеческих тел, барахтающихся на траве перед домом. Земля была влажной, и от дерущихся на вымершей по-зимнему лужайке оставались глубокие вмятины.
Я встала на цыпочки, ухватилась за прутья и прижалась к ним головой, стараясь получше рассмотреть происходящее.
Дневной свет окончательно погас, и я смутно могла различить внизу только мелькание чьих-то конечностей.
– Это не может быть Джейми, – говорила я себе, стараясь проглотить застрявший в горле комок, в который превратилось теперь и мое сердце.
Не так быстро, не сейчас. И не один. Конечно, он придет не один. Потому что теперь я ясно видела: бьют одного человека – вот он стоит на коленях, превратившись в сгорбленную тень под ударами герцогских лесников и конюшенных.
Сгорбленная фигура распростерлась на земле, крики смолкли, человека ударили еще несколько раз, и маленькая банда слуг отступила назад. Они о чем-то коротко поговорили – я не слышала о чем, – двое наклонились и подхватили упавшего под руки. Направляясь к задней части дома, они прошли мимо моего окна на втором этаже, свет факела выхватил волочившиеся по земле ноги в сандалиях и что-то похожее на грязный серый халат. Не Джейми.
Один из конюхов бежал рядом, торжествующе размахивая толстым кожаным кошельком на ремне. Я была слишком высоко, чтобы слышать звон металлических украшений на ремешке, но они мелькнули в свете факела, и силы покинули меня, остались лишь ужас и отчаяние. Монеты и пуговицы, небольшие металлические предметы. И маленькие свинцовые печатки – разрешение собирать милостыню в определенном округе. У Хью Мунро их было четыре – знак особого отличия, как пострадавшему от рук турок. Не Джейми, а Хью.
Я вся дрожала, ноги едва держали меня, но все же я подбежала к двери и изо всех сил забарабанила в нее.
– Выпустите меня! – кричала я. – Мне нужно видеть герцога! Я требую, выпустите меня!
На все мои крики и вопли никто не отозвался, и я снова бросилась к окну. Сцена внизу казалась удивительно мирной – мальчик стоял с факелом в руке и светил садовнику, который, опустившись на колени у края газона, разравнивал дерн, поврежденный во время борьбы.
