Жюль Верн - 20 000 лье под водой
Ливень молний становился все гуще, и могло показаться, что капитан Немо, оставаясь на палубе, ищет достойной себя смерти от атмосферного электрического разряда. Когда носовая часть «Наутилуса» взлетала на волне, обнажая стальной таран, я несколько раз видел, как из него сыпались лиловые искры.
Окончательно выбившись из сил, я навалился на крышку люка, откинул ее и буквально сполз по трапу. В это время буря достигла предела своей мощи. В салоне «Наутилуса» невозможно было удержаться на ногах.
Около полуночи вернулся с палубы и капитан Немо. Я слышал, как насосы заполняют балластные резервуары, и наконец-то «Наутилус» плавно опустился на несколько метров. Сквозь окна салона я видел испуганных вспышками молний рыб, судорожно метавшихся в воде, подобно призракам.
«Наутилус» продолжал погружаться. Я полагал, что на глубине пятнадцати метров ураган не будет ощущаться, но ошибся – слишком уж растревожены были верхние слои океана.
Только когда мы достигли пятидесятиметровой глубины, вокруг воцарились глубокий покой и тишина. Невозможно было поверить, что где-то наверху сокрушают друг друга свирепые стихии!
20
Тресковая отмель
Ураган отбросил «Наутилус» к востоку, и всякая надежда каким-то образом достичь берегов штата Нью-Йорк или реки Святого Лаврентия пропала. Бедняга Нед впал в отчаяние и уединился, как и капитан Немо, но мы с Конселем не расставались.
В течение нескольких дней, то поднимаясь на поверхность, то опускаясь в глубину, «Наутилус» блуждал по океану среди плотных туманов, которых так опасаются моряки, оказываясь в Северной Атлантике. Главной причиной этих туманов является таяние льдов. Сколько кораблей погибло, блуждая в непроницаемой мгле в прибрежных водах, сколько произошло здесь столкновений с подводными камнями и другими судами!
Вот почему дно в этой части океана больше похоже на поле битвы, в которой полегли все побежденные стихией. Одни суда уже затянулись донным илом, другие, недавние жертвы, все еще поблескивали железными и медными частями в лучах прожектора «Наутилуса». Сколько их затонуло не только с экипажем и грузом, но и с толпами эмигрантов из Европы на борту! Список не вернувшихся в порт судов разных компаний занял бы несколько страниц. И вот теперь мы плыли среди этих мрачных останков, словно устраивая смотр покойникам.
Пятнадцатого мая мы оказались у южной оконечности Ньюфаундлендской банки. Эта гигантская отмель образовалась в результате скопления огромного количества органических остатков, принесенных с экватора Гольфстримом, а из северных морей – холодным противотечением, проходящим у североамериканских берегов.
Глубина моря вблизи Ньюфаундлендской банки невелика – всего несколько десятков саженей. Но к югу от нее дно моря обрывается впадиной глубиной в целых три тысячи метров. Гольфстрим здесь расширяется, но его скорость и температура заметно падают.
Среди рыб, испуганных появлением «Наутилуса», мы заметили метровых пинагоров, изумрудных мурен, карраков, змееобразных сарганов и длиннохвостых макрурусов. В сети также попался морской черт, сплошь покрытый шипами и колючками, и матросам удалось с ним справиться не без усилий.
Но главное богатство этих краев – тресковые рыбы, и, конечно же, сама треска.
Можно сказать, что треска – рыба горная, так как она, в основной своей массе, обитает на склонах Ньюфаундлендской отмели. Пока «Наутилус» прокладывал себе дорогу сквозь гигантские полчища этих рыб, Консель с удивлением заметил:
– Да этой трески тут целые тучи! Словно муравьи в растревоженном муравейнике!
– Ее было бы гораздо больше, если б не враги. Знаешь ли ты, сколько икринок мечет самка трески? – спросил я его.
– Должно быть, тысяч пятьсот? – предположил Консель.
– Одиннадцать миллионов, друг мой.
– Одиннадцать миллионов! Просто невероятно!
– Уж ты поверь мне на слово. Но французы, англичане, американцы, норвежцы, датчане ловят треску тысячами тонн, потребляют ее в невероятном количестве и уже истребили бы ее во всех морях, если бы треска не была так плодовита. Только в одной Америке пять тысяч шхун и семьдесят пять тысяч рыбаков занимаются промыслом трески, вылавливая до двадцати пяти миллионов рыбин в год. Примерно столько же добывается и у берегов Норвегии.
– Позволю себе одно замечание, господин профессор. Вы, кажется, сказали, что одна самка мечет одиннадцать миллионов икринок?
– Верно.
– Но ведь тогда Англии, Америке и Норвегии вполне хватило бы потомства четырех самок трески!
Я рассмеялся и пояснил, что из тысячи вылупившихся из икринок мальков доживает до года всего один, и лишь четверти из них суждено стать взрослыми и дать потомство.
Однако вскоре мы покинули эти богатые жизнью воды и достигли сорок второго градуса северной широты. На этой же параллели на американском побережье расположен Хэртс-Контент – местечко, где находится американский конец телеграфного кабеля, проложенного по дну Атлантики из Европы. Здесь «Наутилус» неожиданно изменил курс и направился на восток – словно собирался пройти вдоль подводного плато, на котором лежит этот кабель. Рельеф дна здесь хорошо известен благодаря многократным зондированиям, предшествовавшим прокладке кабеля.
Семнадцатого мая в пятистах милях от Хэртс-Контента на глубине двух тысяч восьмисот метров я увидел и сам кабель, лежащий на твердом донном грунте. Консель принял было его за гигантскую морскую змею, но я рассеял его заблуждение и подробно рассказал историю прокладки кабеля.
Первый такой кабель был опущен на дно в 1858 году, но после того, как по нему передали несколько сот телеграмм, связь внезапно оборвалась. В 1863 году инженеры разработали и изготовили новый – длиной 3400 километров и весом в четыре с половиной тысячи тонн. Кабель был погружен на борт крупнейшего парохода «Грейт-Истерн», и судно вышло в море. В ходе укладки специалисты постоянно поддерживали связь с Европой по кабелю. Однако в 630 милях от берегов Ирландии связь пропала. Электрики подняли на поверхность поврежденную часть кабеля, заново срастили ее с основным, после чего опять погрузили в море. Но спустя несколько дней кабель опять порвался, а извлечь его с трехкилометровой глубины не удалось.
Однако американцы не потеряли присутствия духа.
Сайрус Филд, которому принадлежала сама идея прокладки кабеля между континентами, начал сбор средств и выпустил дополнительные акции своей компании. Был изготовлен новый кабель в более прочной защитной оболочке. 13 июля 1866 года «Грейт-Истерн» снова вышел в море.
Прокладка шла благополучно. Однако не обошлось и без неожиданностей. Разматывая кабель, электрики несколько раз находили в кабеле гвозди, вбитые с явной целью повредить его сердцевину. Капитан Андерсон собрал инженеров и офицеров, и после обсуждения во всех помещениях корабля было вывешено объявление: если саботажника поймают на месте преступления, он будет брошен за борт без всякого суда и следствия. На этом попытки вредительства прекратились, однако виновник так и не был найден.
Двадцать седьмого июля с мостика «Грейт-Истерна» увидели гавань Хэртс-Контента. Предприятие завершилось удачей. Первая телеграмма, переданная из Америки в Старый Свет, содержала слова великого христианского гимна: «Слава в вышних Богу, и на земле мир людям доброй воли».
Я, конечно же, не ожидал увидеть электрический кабель в том состоянии, в каком он вышел с завода. Он и в самом деле имел вид длинной змеи, облепленной раковинами моллюсков и обросшей известковой корой. Защищенный глубиной от бурь и ветров, он лежал совершенно неподвижно, а тем временем тысячи электрических импульсов проносились по нему, пересекая океан за микроскопические доли секунды. Кабелю этому суждено покоиться на дне почти вечно – ведь, по утверждениям инженеров, его оболочка от высокого давления становится только прочнее с каждым годом.
Следуя вдоль линии прокладки, «Наутилус» достиг самого глубокого места залегания кабеля – манометр показал 4431 метр, но и здесь кабель оставался в целости и сохранности. Дно океана в этом месте представляло собой глубокую долину шириной в сто двадцать километров. С востока долина была как бы заперта отвесной стеной в два километра высотой. Мы подошли к этой стене 28 мая и, судя по карте, находились теперь всего в ста пятидесяти километрах от берегов Ирландии.
Уж не намеревался ли капитан Немо направиться прямиком к Британским островам? Ничего подобного. Снова удивив меня, он повернул на юг, возвращаясь в прибрежные воды Европейского континента. Когда мы обходили Ирландию, я в течение нескольких мгновений мог видеть мыс Клир и маяк Фастонет, который указывает путь тысячам кораблей, выходящим из Глазго или Ливерпуля.
Необычайно важный вопрос возник в моем уме: решится ли «Наутилус» войти в Ла-Манш?
Нед Ленд прервал свое мрачное уединение в каюте, как только мы оказались вблизи земли, и первым делом спросил меня об этом. Но что я мог ему ответить?
