Ходячие мертвецы Роберта Киркмана. Нисхождение - Бонансинга Джей
– Мэттью, слушай меня. Скажи, что именно произошло. Успокойся, твою мать, и объясни мне, что случилось.
Рация долго молчала. Затем снова раздался голос Мэттью Хеннесси, уже более спокойный, более низкий, напоминающий голос ребенка, которого застукали за проказой.
– Мы подожгли огневую линию… и… и… Боже, я такого и представить не мог… Лилли, они просто прошли сквозь нее, словно огня и нет вовсе… Сначала первая шеренга… прямо как в дерьмовом кино… ходячие вспыхнули, как свечи… их объяло пламя… все эти газы разложения… не знаю, как объяснить… сначала загорелся один, потом второй… вскоре занялось все хреново стадо… Прямо как в старом кино о крушении «Гинденбурга» – помнишь такое? Огонь охватывал одного мертвеца за другим, пока не воспылали все… Они горели, как ходячие факелы, но, Лилли… дело в том… что они не остановились… они пошли дальше… они пошли сквозь огонь, как будто и не понимая, что они горят, – он перевел дух. Лилли обдумывала услышанное, глядя на серую землю, сухую, как лунный ландшафт. В динамике снова зазвучал голос Мэттью: – Лилли, они все еще идут в Вудбери.
Лилли нажала на кнопку передачи.
– Стоп. Так. Погоди-ка. Я не понимаю. Разве огонь их не уничтожит? Разве он не уничтожит большую часть стада? Или хотя бы его фрагмент?
Снова треск, а потом тихий голос Мэттью:
– Да… со временем, наверное… какую-то часть… не знаю, – снова хриплый смешок. – Если огонь уничтожит мозг… или лишит их тела возможности двигаться… тогда да… но вот в чем штука… Их очень много. Солидная часть этого стада доберется до Вудбери к завтрашнему утру… и нам придется несладко.
Лилли посмотрела на часы, обдумала его слова и медленно покачала головой. Жизнь давно перестала казаться ей сладкой.
– Посветите фонариками на правую часть двери, вот сюда… Да, самое то.
Боб присел на корточки и приставил боек молотка к пыльной, растрескавшейся полоске раствора между двумя кирпичами. На пол полетели осколки. Боб крякнул от натуги.
– Кладке не меньше ста лет, скажу я вам, – пробормотал он и с усилием надавил на рукоятку.
– Боб…
Дверь вдруг поддалась.
Хэп отпрянул. Он был слишком стар, чтобы двигаться быстро, и слишком слеп, чтобы видеть, что происходит. Его поразила целая серия ощущений: сперва из щели пахнуло холодным спертым воздухом – как будто только что открыли крышку огромной банки с соленьями. Затем Боб открыл дверь, и древние петли скрипнули. И наконец промелькнуло что-то подвижное.
Сначала Хэп решил, что из-за двери выскочил енот. Существо было темным, невысоким. У Хэпа перед глазами все расплывалось, и он хорошо разглядел лишь маленький рот, полный острых желтых зубов. Существо как паук подползло к нему, и Хэп успел лишь ахнуть, прежде чем оно вонзило клыки в его правую лодыжку.
Все завертелось с невероятной скоростью – Хэп не успевал следить за событиями, – но хуже всего было то, что его ногу обожгло ужасной болью. Он потерял равновесие и упал на задницу, его фонарик выпал у него из руки и покатился по полу. Свет упал на тварь, которая жевала его лодыжку.
В течение жуткой секунды, прежде чем напарники вмешались в происходящее, Хэп смотрел в лицо самому страшному кошмару.
В чудовище, сомкнувшем челюсти вокруг ноги Хэпа, практически невозможно было разглядеть человека. Видимо, то время, что оно провело в темноте за дверью, изменило его до неузнаваемости. Его кожа стала землисто-серой и так плотно обхватила его череп и кости, что он был похож на продукт в вакуумной упаковке. Его конечности были сильно деформированы, из суставов торчали голые кости, он напоминал жутковатую куклу. Когда-то он, возможно, был ребенком или карликом, но теперь этот миниатюрный гуманоид смотрел вокруг блестящими, лишенными век глазами, жевал старые мускулы Хэпа и глотал кровь и костный мозг с жадностью умирающего от голода изгоя, вылизывающего кокосовую скорлупу до последней капли жидкости.
Хэп увидел вспышку, в его ушах прогремел выстрел – Боб уложил чудовище прямым попаданием в голову. В лицо Хэпу полетело серое мозговое вещество. Хватая ртом воздух, держась за ногу, Хэп почувствовал, как чудовище ослабило хватку и осело на пол в луже черной крови. Хэп застонал – нога горела огнем.
В дверях виднелся силуэт Бена. Он обеими руками держал свой «глок», готовый в любую минуту выстрелить, но в темноте по другую сторону двери скрывалась лишь холодная вонючая пустота. Ни шороха, ни звука – лишь звон в ушах Хэпа, который корчился от боли, сжимая руками старую, исчерченную варикозом, ревматоидную ногу, откуда сочилась теплая кровь, которая смешивалась с гнилостными лужами, собравшимися на полу.
– Так, дыши, старик, просто дыши, – сказал Боб, опускаясь на колени рядом с Хэпом и поддерживая ему голову. Хэп заморгал и глотнул воздуха наперекор обрушившемуся на него цунами боли. Он попытался дышать. Попытался заговорить. Попытался посмотреть на Боба, который мягко продолжил: – Все будет в порядке, мы тебя вытащим.
– Нет… не вытащите, – говорить, формулировать слова и предложения было ужасно тяжело – Хэпу пришлось призвать на помощь всю энергию до последней капли. Боль пронизывала его, распространяясь по каждому капилляру. Кого-то шок от укуса охватывает не сразу, а кому-то достаточно и пары минут. Хэп чувствовал, как силы вытекают из него сквозь рану на лодыжке. – Оставьте меня здесь.
– Хэп, умолкни, мы тебя…
Хэп с трудом покачал головой:
– Нет, оставьте меня здесь, я уже не жилец… Я знал, что это случится… рано или п-поздно… Я… я прожил… хорошую жизнь.
– Хэп…
– П-просто убейте меня.
– Хэп, заткнись…
– Боб, – тихо сказал Бен, – ты ведь знаешь, что делать, у нас нет…
– ЗАТКНИСЬ! – Боб отмахнулся от слов Бена, словно от надоедливой осы. Он осмотрел укус на щиколотке у Хэпа. Спешно, затаив дыхание, он отложил пистолет и оторвал полоску ткани от своей рубашки, сделал из нее жгут и обвязал его вокруг ноги старика. – Нечего спорить, старик. Мы сейчас…
Хэп дрожащими пальцами дотянулся до рукоятки пистолета Боба.
Боб опустил глаза.
Все случилось так быстро, так внезапно, что Боб не просто не успел ничего предотвратить, – он не сумел даже осознать происходящее. Он заметил какое-то движение в темноте позади себя и понял, что скрюченные от старости пальцы Хэпа сомкнулись на рукоятке пистолета. Боб сдавленно вскрикнул, а Хэп в то же мгновение приставил ствол к своему заляпанному кровью виску.
Боб потянулся к пистолету, но Хэп уже спустил курок.
Раздался выстрел, Боб снова закричал, в темноте заревело жуткое эхо. Боб отпрянул от Хэпа, который дернулся, когда пуля насквозь пробила ему череп. Кровь брызнула на толстую опорную балку. Хэп повалился на спину в облаке порохового дыма, его глаза так и не закрылись. Пистолет с громким стуком упал на бетонный пол, вокруг головы Хэпа растеклась темная лужа.
– НЕТ! МАТЬ ТВОЮ, НЕТ! – Боб инстинктивно бросился к другу. – ЧЕРТ! ЧЕРТ!
Боб попытался приподнять голову старика, его руки стали липкими от крови. Хэп снова упал. Боб ощупал затылок Хэпа, проверил пульс у него на шее, бормоча:
– Черт, черт, черт!
Глаза его наполнились слезами, все заволокло пеленой. Он неловко обнял безжизненное и окровавленное тело Хэпа.
– Черт тебя дери, старый идиот, что ты наделал? Что ты наделал?
– Боб, хватит, – голос Бена донесся из тени позади Боба, но казалось, что Бен зовет его с другого конца света. – Боб, он мертв, он…
– БЕН, ДА ЗАТКНИСЬ ТЫ НА ХРЕН!
Сила хриплого голоса Боба удивила даже его самого. Он неожиданно расчувствовался, голова закружилась. Почему-то эта смерть особенно задела его – эта бессмысленная потеря, такая же обыденная и внезапная, как чих. Он любил старого Хэпа Абернати, любил его рассказы, любил его ворчливый характер, любил его ослиное упрямство, которое напоминало Бобу о его армейских товарищах. Хэп служил на флоте во времена Корейской войны, был прекрасным коком, настоящим моряком, и всегда умел рассмешить Боба. Теперь Боб прижимал к груди безжизненное тело друга и чувствовал, что вот-вот разразится слезами. Кровь обрекала его на вечные страдания. Он тихо всхлипнул.