Лорел Гамильтон - Арлекин
— Со мной, не с Жан-Клодом, — уточнила я.
— С Жан-Клодом они говорили. Он лишил львов своей защиты.
— Так что все в твоих руках, крошка, — добавил Нечестивец.
— Во главе мохнатой коалиции стоит Мика, — сказала я.
— Мика их оттуда вышиб. Только ты можешь заставить его принять их обратно, — ответил Грэхем.
— Когда твой Нимир-Радж узнал, что сделали львы Сент-Луиса, он их обвинил в нарушении договоров и с волками, и с леопардами, — сообщил Истина.
Нечестивец подхватил:
— Так как они нарушили договор, то коалиции они больше не союзники. И члены коалиции им ничего не должны.
— И если львы Огги на них нападут, никто им не придет на помощь, — тихим голосом закончила я.
— Именно.
Нечестивец явно был доволен.
— Джозеф там ждет снаружи, один, — сказал Грэхем. — Он думает, что ты окажешься слабым звеном.
Я посмотрела на Грэхема, потому что формулировка мне показалась странной.
— А ты считаешь, что я должна предоставить Джозефа и его львов их судьбе.
— Они нас предали, — сказал Грэхем.
Я увидела в его лице нечто, какую-то твердость, которую не замечала раньше. Он мог бы быть хорошим телохранителем, когда отвлекается от мысли кого-нибудь трахнуть, но жестким он не был, беспощадным не был. До сих пор.
Я помнила, что говорила Эдуарду: что я еще расплачусь со львами за предательство. Эдуард собирался мне помочь. Но Джозефа я знала, и его людей тоже. Они были реальные, и не все из них слова доброго не стоили. Тревис и Ноэль меня кормили долгие месяцы, пока я пыталась найти себе постоянного льва. Удовлетворить мою львицу им было слабо, но они хорошие ребята.
— Сказать ему, чтобы уходил? — спросил Грэхем.
Я задумалась. Так просто будет отказаться его принять. И куда проще быть безжалостной и жестокосердной, если не глядеть в лицо тому, кого приговорила к смерти. Может, я еще смогла бы удержать львов Огги от истребления всего прайда, но одна смерть была бы совершенно неминуема: самого Джозефа.
— Позови его, — сказала я.
— Ты думаешь, это удачная мысль? — спросил Нечестивец, сумев сохранить нейтральный голос.
— Не видеть его было бы легче, — ответила я.
— Зачем же тогда его видеть?
— Именно потому, что не видеть легче.
— Не вижу смысла.
— А я вижу, — возразил ему Истина.
И я обменялась с ним долгим взглядом. Он понял, почему я должна отказать Джозефу лично: потому что если я не могу глядеть ему в глаза и говорить правду, значит, собираюсь сделать что-то неправильное. Я должна его увидеть, чтобы узнать: могу ли я стоять не вмешиваясь, предоставив природе обойтись с городскими львами, как ей, природе, свойственно. В конце концов, черт побери, не моя проблема, что с ними будет. Они нас предали. Они умыли руки, предоставив нам погибать. Для них собственная моральная чистота была важнее жизни наших вампиров. Я не стану причинять им вреда, но и вступаться за них и их спасать тоже не стану.
Так я говорила себе, когда велела Грэхему открыть дверь.
37
Джозеф направился к моей кровати. Высокий, с коротко стриженными темно-русыми волосами, одет для деловой встречи, в костюм с галстуком. Наверняка костюм подбирала его жена, Джулия.
Галстук он стал развязывать еще раньше, чем добрался до Нечестивца и Истины. Они его остановили чуть не доходя до кровати. В обычной ситуации я бы сказала, что они перестраховываются, но сейчас мое тело было с ними согласно. Я выздоравливала, но лишь путем метафизического чуда. А запас чудес рано или поздно кончается.
— Анита, как ты себя чувствуешь? — спросил он нейтральным тоном, но получилось нервозно.
— Тед Форрестер пошел за врачом. Может быть, я еще сегодня встану.
— Это чудесно, — сказал он, и по лицу его расплылось облегчение. Пальцы сгибались и разгибались. — Джулия сказала, что ты поправишься. Она говорила, что ты найдешь кого-нибудь, на ком кормиться. Она сказала, что все у тебя будет в порядке — и так оно и есть.
Он говорил несколько торопясь, будто сам не очень веря.
— Ты кого пытаешься убедить, Джозеф, себя или меня?
Голос у меня был ровный, глаза пустые. Я принимала его за обедом у себя в доме. Я считала его хорошим человеком. А он бросил нас погибать.
— Анита! — Он попытался подойти к кровати, вампиры его остановили.
— Ближе не надо, — сказал Нечестивец.
— Я ей плохого не сделаю.
Я задрала больничный халат, показала ему шрамы, исчеркавшие живот и ребра.
— Единственное, что дало мне силы залечить эти раны — это Донован Риис, который позволил мне кормиться силой всех лебедей-оборотней страны. Он дал мне силу это пережить.
Джозеф побледнел:
— Анита, я женат. Мы с Джулией очень серьезно относимся к своим обетам.
— Был бы ты человеком, Джозеф, это было бы отлично. Но ты не человек, а лев-оборотень. Лев, который обязан верностью своим союзникам. Ты был нужен нам — и ты нас подвел.
Он рухнул на колени:
— Хочешь, чтобы я молил тебя? Я молю.
Я покачала головой:
— Моя львица никогда тебя не хотела, Джозеф. А ты никогда не думал, почему? Почему она не хотела самого сильного льва, которого только могла найти? Она же запрограммирована на это.
Я ощутила, как шевельнулась моя львица в длинном туннеле у меня в голове — или во внутренностях. Тогда я направила на нее спокойные мысли, и она затихла. Я слегка даже удивилась, что это вышло, тихо возблагодарила Господа и снова перевела внимание на сидящего передо мной льва.
— Я думал, ты не стала меня трогать из уважения к моей жене.
Я посмотрела на него пристально. Ничего не было плохого в нем, хорош собой, пусть даже несколько излишне мужествен на мой взгляд. Но почему-то никогда он меня не трогал, моя львица даже попыток не делала.
— Моя львица реагировала на твоего льва так, как на всех львов, но никогда ее не тянуло к тебе так, как к некоторым львам из Чикаго.
— На чикагских львов ты так реагировала потому, что ты с ними спала. И с их мастером вампиров.
— Это так все говорят? — спросила я.
— Это правда, — ответил он недоуменно.
— Нет, это половина правды. Огюстин — да, с ним я спала, но очень осторожно вела себя с его львами. Осторожно — потому что твоим львам не хотела кидать подлянку. Не трогала его львов, беспокоясь о тебе и твоих львах.
— Я знал, что ты отослала их обратно в Чикаго, но думал… я благодарен тебе, что ради нас ты им отказала.
Про себя я должна была признать, что дело было не только в Джозефе и его народе. Лев, на которого запала моя львица, очень скоро стал бы жуткой занозой в заднице.
