Антология - Монстры Лавкрафта (сборник)
– Если бы поверхность была холодная, это означало бы, что морозильник недостаточно хорошо изолирован, – она понизила голос. – Знаю, это звучит странно, но так и должно быть. – Она исследовала его тростью, проведя ее концом по сторонам и простукивая каждые шесть дюймов. – Там что-то есть, – сообщила Рэйчел. Она оставила трость и прижалась ухом к морозильнику. Она слышала, как движется лед. Когда компрессор заработал, она положила руки на крышку, и металл под кончиками ее пальцев начал дрожать.
Морозильник шести футов в длину, трех в высоту и трех в ширину был для Рэйчел и Джоша загадкой, когда они были маленькими, а когда они выросли – стал темой для разговоров. Рэйчел лежала сначала на металлическом контейнере, затем рядом, приложив к нему ухо и пытаясь разобрать непонятные звуки внутри, в то время как Джош проводил пальцами по резиновой прокладке, соединяющей крышку и контейнер. Они изучили три защелки висячих замков, которые исключали всякую возможность добраться до того, что лежало в морозильнике. Джон осмотрел болты, на которых держались замки, конструкцию этих замков, их скважины. Рэйчел ощупала замки, ища промежуток между головками болтов и защелками замков, между защелками и морозильником. Она дергала замки, проверяя их на прочность. Помечтав, будто там хранятся бриллианты, какие-нибудь редкие артефакты или метеорит, они решили, что, вероятнее всего, там лежало что-то, связанное с прежней дедушкиной работой. Дед сделал состояние, помогая обустраивать нефтяные месторождения в Саудовской Аравии, в месте, известном как Руб-Эль-Хали. Он никогда не уставал им напоминать, что это одно из самых суровых мест на планете. Тем не менее это была пустыня, чья дневная температура измерялась трехзначными числами.[74] Оставалось загадкой, что же такого он мог привезти из подобной страны, для чего ему понадобился бы промышленный морозильник.
Интерлюдия: Дедушка (1): войны с хиппи
Дом, в котором выросли Рэйчел с братом, был одним из самых больших в Вилтвике. Тем не менее весь второй этаж полностью принадлежал дедушке. Изнутри туда можно было попасть по лестнице, ведущей из прихожей к двери, в которую нужно было постучать, прежде чем войти. Снаружи у южной стены были ступеньки, по которым можно было подняться на небольшую площадку. Там была другая дверь, о которую тоже приходилось разбивать костяшки пальцев. При этом не было никакой гарантии, что ты войдешь в ту или иную дверь – даже если они с Джошем слышали, как дед топает по полу в своих любимых тяжелых рабочих ботинках. Он мог (и часто так и делал) игнорировать их просьбу войти.
Когда он открывал им дверь, перед ними возникал коридор закрытых комнат, по дверям которых Рэйчел стучала тростью. Стоило одному из них только дотронуться до одной из хрустальных дверных ручек, как тут же следовала быстрая и резкая реакция дедушки: «Не тронь». Джош жаловался Рэйчел, что в дедушкиной части дома стоит подозрительный запах, и она не могла с этим не согласиться. Он заполнял воздух после того, как их отец проводил еженедельную чистку ванной с хлорным отбеливателем. Сильнее всего пахло в коридорах, немного меньше в гостиной, куда их отводил дедушка. От дивана, на котором они устраивались, исходил сладкий аромат с нотками мускатного ореха и следами дыма, шедшего из дедовой трубки неизвестно сколь долгое время. Однажды он сел напротив в деревянное кресло – его резкий скрип, казалось, предупреждал о неизбежном падении – и кратко опросил каждого из них. «Как дела в школе? Что они выучили сегодня? Что они могут рассказать ему из выученного за неделю?» Как правило, она с братом отвечала на вопросы с удовольствием, потому что в конце они всегда получали награду в виде карамели. Обычно это был большой желтый леденец с лимонным вкусом, от которого они морщились, но иногда попадались вишневые «Спасатели» или «Атомные шарики».
Иногда этот расспрос проходил не очень гладко. Спустя время Рэйчел поняла, что это зависело от настроения дедушки – обычно нейтральное, если не радостное настроение могло вдруг смениться враждебным и недоброжелательным. Если они с Джошем заставали подобные смены настроения, вместо конфет они получали лекцию о том, что они разбрасываются своими возможностями, которых они, во-первых, не заслужили, а во-вторых, все равно окажутся в числе хиппи. Он произносил это последнее слово с таким ядом, что Рэйчел решила, будто оно одно из тех, которые ей запрещено говорить. Если Джош делал что-то особенно раздражающее, она называла его этим словом, и наоборот. Даже после того, как родители объяснили им его смысл, у него все равно осталось негативное значение, которым его наделил дедушка, и оно звучало для них как оскорбление. Дошло до того, что когда Джошу исполнилось двенадцать, и он заявил старику, что не понимает, что такого плохого в хиппи, Рэйчел передернуло так, будто он обозвал деда сукиным сыном.
Но судя по реакции деда, он был к этому близок. Уже помрачнев, дед холодно спросил:
– Значит, не понимаешь?
Джош стоял на своем.
– Нет, – ответил он. – Я хочу сказать, что они, конечно, странно выглядят, но выступают за мир и любовь. Разве это не то, что все считают важным? Мир и любовь. Поэтому, – он говорил как адвокат, приводящий неоспоримый довод, – я не считаю слово «хиппи» таким плохим.
– Понятно, – слегка неразборчиво произнес дедушка – он затянулся трубкой. – Я смотрю, ты эксперт по войнам с хиппи.
Это прозвучало так нелепо, что Рэйчел чуть не захохотала. Джошу удалось перевести свое изумление в вопрос:
– Войны с хиппи?
– Не думаю, – сказал дед. – Это случилось в 1968-м. Чертова страна разрывалась на куски. Группа хиппи решила уйти от цивилизации и жить на природе, вернуться к народным земледельческим традициям. Какая-то кучка отчисленных из колледжей Нью-Джерси и Нью-Йорка. Чтобы осуществить задуманное, они выбрали участок в лесной глуши, принадлежавший человеку по имени Джосая Спаркс. Он уже пятьдесят лет жил со своей семьей по соседству с другими. Добрый человек, который не был против того, чтобы какие-то незнакомцы бесцеремонно поселились на его земле, даже не спросив разрешения. Он говорил, что там неплодородная почва, в листьях прячутся змеи, а в пещерах – медведи. «Если они смогут добиться, чего хотят, может, и меня чему-то научат», – говорил он. Всю весну и лето после приезда они были предоставлены сами себе. Но когда дело пошло к зиме, Джосая стал поговаривать, что они там не продержатся. «Это хорошо, – говорили люди, – зима заставит их вернуться туда, откуда пришли». Но Джосая будто бы хотел, чтобы у них все получилось. Такого не станешь ожидать от солдата морской пехоты, прошедшего битву при Чосинском водохранилище.[75] В один особенно холодный день Джосая решил, что настало время. Он пришел к ним, представился своим жильцам и спросил, чем может им помочь.
